Крылья ангела - Катерина Шишканова

Ш-шурх! Так я и знала, этот таракан в юбке счёл меня чем-то вроде свалившейся с небес благодати, которую непременно нужно словить и употребить, в смысле — прикончить. Её помощники остались на земле, охранять вверенную им территорию, а она с утробным рычанием, больше подходящим моей перекошенной морде, бросилась следом. Я отчаянно захлопала крыльями, но слишком уставшие после неудачной телепортации, они быстро отяжелели и задеревенели.

— Стой, тварь проклятая, — можно считать, что дружелюбный диалог начался.

— Сама пошла к чёрту, курица ощипанная!

Что-то сверкнуло в воздухе и руку мне ужалил злой уголёк, мигом распахавший плоть в небольшую кровавую кашу. Я зашипела, избавляясь от амулетной искры, ангел злорадно ухмыльнулась. Ну до чего же зловредная баба!

И надо же было так нарваться! Мало того, что после свидания с Богданом я чувствовала себя словно пришибленной пыльным мешком, так ещё и этот треклятый телепорт забросил меня не в самое дружелюбное общество. Только попадись мне этот Тевтат, уж я объясню, почему со мной предпочитают не связываться.

Ш-шурх! Ш-шурх! Сзади захлопали могучие крылья, я даже затылком сообразила, что их владелец о-очень конкретный дядя — сияние от его перьев вышибло слезу, а в ушах поселился мерный гул. Торжествующая рожа Раи тоже прослезилась — от умиления и восторга. Ещё бы, в столь запущенный район редко скидывают истинного архангела с тысячелетним стажем и от подобного персонажа я не могла скрыться. Осталось сложить крылья и смиренно ждать конца.

Я закрыла глаза, плотно прижала встопорщившиеся маховые перья и свечой понеслась к земле, опережая скорость ветра. Сзади послышался возмущённый рёв Раи. Ох, птичка, научилась бы ты себя контролировать, я конечно не бог весть какой специалист в подобных вопросах, но почему-то мне кажется, что в нашу глушь тебя скинули именно из-за несдерживаемого характера. Да и повышение ты скорей заслужила благодаря своей конторе, которой осточертело препираться со своенравным работником. Боль в висках стала непреодолимой, в глазах заплясали световые пятна и я шестым чувством поняла, что разобиженная дамочка пустила в меня какой-то светлой пакостью, стараясь пришибить быстрей белокрылого конкурента.

Потом были жёсткие, но неуловимо знакомые пальцы, беспардонно ухватившие меня за основание крыльев и смыкнувшие куда-то в пространство телепорта. Я выпустила когти и полоснула гада с разворота, стараясь если не добраться до шеи, то хотя бы подпортить личико, обязательно смазливое и голубоглазое. Ангел сцепил зубы — я даже услышала их скрип — и удобней перехватил меня в талии, одновременно с этим пресекая все попытки избавиться от его навязчивого общества. Я открыла глаза, стараясь разглядеть, кто это тут такой отчаянный, но светлый телепорт высосал слишком много сил, поэтому всё, что я успела — увидеть его глаза, неожиданно перламутровые и бархатные, а потом потеряла сознание.

— Ада, сдурела что ли? Отпусти, полоумная, заду-уши-ишь.

Агат с выпученными глазами исходил на слюну в бессильной попытке оторвать мои пальцы от своей цыплячьей шейки. Конкретно присутствие пацанёнка меня нисколько не смущало — этот прощелыга находил меня всегда и везде вне зависимости от времени, места и моего состояния, поэтому и сейчас удивляться его присутствию не стоит. Осознав сей факт, с превеликой неохотой я выпустила его на волю. И тут же с утроенной яростью набросилась вновь, вспомнив, кому, собственно, обязана таким разбитым состоянием. И я имею в виду не чудесное избавление, а саму первопричину, изображённую на холсте в мастерской художника.

— Ах ты мразь поганая, — взревела я, не сдерживая звериную трансформацию, — как ты вообще моё имя узнал, сволочь?

Агат булькнул, выворачиваясь из моих тисков, но не преуспел в этом (ещё бы! Что ж я, какого-то сопливого пацана не удержу?) и мы просто рухнули на ковёр, покатившись в страстных объятьях удушаемого и душащей.

— Как давно ты его знаешь, — шипела я, — ну же, отвечай!

Ангел мужественно пыхтел, но ничего не говорил. Тогда я выкрутилась из его тисков и по-простому пнула гада в живот. Он скрючился, застонал, но только ещё сильней разозлил меня.

— Не нравится? Вот тебе, вот! Получай, червь!

— Ада?..

— Пшёл прочь, не отвлекай! Я спросила…

До меня с превеликим опозданием дошло, что такого ворса в моей халупе нет, но вот в Богдановой… Мерзкий паршивый спасатель умудрился перетащить меня туда, куда я меньше всего стремилась попасть, змеёныш. Коляска скрипнула в проёме двери, сидящий в ней человек подслеповато щурил глаза, привыкая к темноте, потом щёлкнул рубильником и застыл, разглядывая двух нежданных и столь необычных гостей. Ангел скрючился у моих ног, вытирая разбитую в кровь губу, я всё с той же оскаленной мордой и алыми, налитыми кровью, глазами, с ощеренной пастью, с распахнутыми на полкомнаты крыльями и в разодранной в клочья одежде.

Как он вообще меня узнал? Как вообще догадался, что это могу быть я?

— Что ты тут делаешь? — дрожащим, но отнюдь не испуганным голосом спросил он, въезжая внутрь. Я ощерилась ещё больше, но сложила крылья. Не спеша, впрочем, с ними расставаться и принимать человеческий облик. Пусть полюбуется на свою Макошь.

— Мне стало скучно, — чуть хрипло выдавила я. Неужели мне стыдно за мою внешность и поведение? Да никогда! — А что, ты против?

Богдан взглянул на скорчившегося Агата. Я уловила его жалостливый взгляд, но вместо того, чтоб проникнуться к несчастному созданию состраданием, душевно наступила на его руку, впечатав её в мягкий ковёр. Ничего, пусть не ноет, небось их Иисуса на кресте и не так корчило.

— Кто вы такие?

— Разве не видно? — невинно уточнила я. — Этого поганца зовут Агат, а я Ада.

— Кто ты, Ада?

— Ада, выпусти меня.

Я смотрела в его глаза, всё сильней впрессовывая ангельскую конечность в пол. Ну же, дурень, возненавидь меня. Или забойся. Я просто должна почувствовать, что ты изменил ко мне своё отношение.

Но он просто смотрел, словно впервые увидел — да так оно и было — и не выказывал никаких по этому поводу чувств — ни страха, ни жалости.

Только разочарование.

И я не выдержала, стряхнула демоническую половину, убрала ногу с руки Агата. Ангел встал, отряхнул свою замызганную хламиду, размял кисть.

— Может, поговорим?

— Значит ты… богиня?

Богдан вопросительно обернулся ко мне, ожидая подтверждения рассказу Агата. Всё это время я хмуро стояла в углу, долбя человеческий затылок внимательным пристальным взглядом, но художник либо умел ставить мыслеблоки, либо просто не обращал на него внимания — мой тяжёлый взгляд его не раздражал.