Соловей для черного принца - Екатерина Левина

При воспоминании о чтении Библии в доме Тернеров, тетушка самодовольно хихикала и потирала руки, как при виде сладкого десерта.

— Что ни говори, Фини, а мозги у меня всегда были с таким количеством извилин, что любой ученый просто от зависти лопнет, — гордо говорила она при этом.

— А я и не отрицаю этот неоспоримый факт, дорогая Гризельда. Только, мне кажется, их там уж слишком много! Потому как, создается впечатление, что временами ваши мысли долго блуждают в непролазных лабиринтах ваших извилин, пока находят дорогу к выражению.

В половине второго я подошла к дому Пешенсов. На мне было строгое темное платье из поплина, с пришитым белым воротничком. Длинные волосы были заплетены в косу и убраны на затылке шпильками. Хотя я не сомневалась, что уже через пару часов от моей аккуратной прически не останется и следа.

— Никаких ярких цветов и лент! Все должно быть скучно и серо. Не забудь, что ты идешь не в гости на чай, а на религиозные чтения и обсуждение деяний архиепископа Кентерберийского, — увещевала тетя. — К тому же, вам надо подумать, что Сибил будет рассказывать об этих пресловутых деяниях дяде. Он, наверняка, завалит ее вопросами.

— Миссис Тернер принесла в школу книгу, где говорится об архиепископе и других предках Уэстермлендов. Мы сегодня на занятиях ее изучили.

— Тогда, я думаю, все будет в порядке.

Пешенсы жили, как и мы, немного в стороне от деревни, на другом ее конце. Я не стала идти через центр, а пошла по окраине. В этом месте лес очень близко подступал к деревне и от коттеджей его отделяли только густые заросли дикой розы.

Ворота Равен-Хауса были открыты. Я вошла в запущенный сад, где росли кусты смородины и маргаритки, и прошла к парадному крыльцу. Дом из серого камня наполовину зарос плющом, скрывая в своих зарослях окна. Поднявшись на крыльцо, я увидела то, что меня сильно испугало. Над дверью на выступе сидел громадный угольно-черный ворон. Его крупные бусины глаз уставились на меня, изучая и, словно раздумывая, — склевать меня или пропустить. Я в испуге отшатнулась. Но птица не пошевелилась, а продолжала, не мигая, следить за мной. Тут я поняла, что это всего-навсего чучело. И немного успокоилась. Но, все равно, было жутко поднимать голову и натыкаться на пристальный взгляд стеклянных глаз. Со временем я так и не привыкла к этому "стражу". Птица выглядела как живая. Я постоянно боялась, что ворон вдруг взлетит, сядет мне на голову и выклюет глаза.

Я позвонила в колокол, висевший у двери. И внутренне вся сжалась. Сейчас я, наконец-то, встречусь с теми, кого так боялась Сибил. Странно, до этого момента я не чувствовала в себе страха перед ее родней, но сейчас меня охватила дрожь. Тяжелая дверь медленно открылась. На пороге стояла девушка с бесстрастным грубым лицом.

— Здравствуйте, я Найтингейл Сноу, племянница мисс Уилоуби.

Служанка молчала и все стояла в дверях, не пропуская меня.

— Мы с Сибил приглашены к мистеру и миссис Тернер к двум часам, — продолжила я.

— Я проведу вас в гостиную, — наконец, сказала она таким же грубым, как все в ней, голосом.

Мы прошли по темному коридору вглубь дома. Мимо меня мелькали бледневшие в темноте закрытые двери. Около самой дальней мы остановились. Служанка достала из кармана фартука внушительную связку отполированных до блеска ключей и, быстро найдя нужный, отперла дверь. Она подтолкнула меня вперед и со словами: "Ждите!", — хлопнула дверью. Я услышала, как повернулся в замке ключ.

Бросившись к двери, я уже хотела колотить ее. Но вдруг подумала, что веду себя глупо. Не запрут же они меня здесь, как в тюрьме. Очевидно, что в этом доме так принято встречать гостей. Успокоив себя этой мыслью, я села на стул у окна и принялась осматривать скудную обстановку комнаты. Единственное, что привлекло мое внимание — это висевший над диваном крест.

Когда в замке повернулся ключ, я встала со стула и обернулась к двери, нервно прижав к груди, словно рыцарский щит, потрепанный томик Библии. Вошел мужчина. В нем не было ничего чудовищного и отвратительного, хотя при виде его хотелось ужаться до размеров улитки. Худой с непропорционально длинными, как у цапли, ногами, с прыщеватым лицом и тонкой шеей, Руфус Пешенс держался так надменно и строго, что его осанке позавидовал бы сам Папа Римский.

Он грозно и недоверчиво оглядел меня с ног до головы, задержавшись взглядом на нервно стиснутой в руках книге. Затем, вдруг, согнулся и приблизил свое лицо к моему. Глаза, поблескивающие из-под щетинистых бровей, вонзились в меня.

— Вы, никчемные сироты, лишь обременительный груз на шеях добросердечных опекунов, — констатировал мужчина. — Вместо того чтобы висеть балластом, вы должны трудиться на благо общества в приютах и монастырях.

— Да, сэр, — пробормотала я.

— Но мы, впрочем, как и ваша благодетельница, слишком мягкосердны, чем искусно пользуются черные души, погрязшие во лжи и притворстве.

Я с ужасом подумала, что ему все стало известно и бедная Сибил теперь будет наказана.

— Но Господь всевидящ! — тем временем продолжал мужчина. — Он знает, сколько труда стоит нам взрастить грешную уже в рождении душу. Наш первостепенный долг — воспитать ее в терпении и самоотречении, отбить у нее все тщеславные стремления, умертвить любое вожделение плоти в полном аскетизме и ежедневном покаянии, чтобы черная душа, своим смердящим дыханием не оскверняла рабов божьих. Сибил Рид могла бы стать одной из смиренных овец господних, но изгнана из верного стада. В то время, когда все дети чисты и невинны, словно непогрешимые ангелы, и дьявол еще не отметил их своим прикосновением, эта прескверная девочка приняла на душу самый страшный грех. И поплатилась своей бессмертной душой. Моя миссия — попытаться облегчить для нее, если это возможно, адовы мучения.

Его страстная речь резко оборвалась. И в тишине неожиданно громко прозвучал мой судорожный вздох. Все это время я стояла, затаив дыхание и боясь пошевелиться под давящим взглядом этого человека, опасаясь, что если я сделаю хоть малейшее движение, то меня в тот же миг пронзит испепеляющая молния.

— Но я вижу, в тебе есть похвальное стремление к богу.

— Да, сэр, — я едва кивнула.

— И ты добропорядочная христианка?

— Да, сэр.

— Замечательно. Скажи, ты каждый день ходишь в церковь?

— Да, сэр.

— И каждый день проходишь таинство исповеди?

— Да, сэр, — в очередной раз произнесла я, не поднимая глаз, так как остерегалась, что он прочтет в них, все те, отнюдь не добродетельные вещи, что я о нем думала в этот момент.

— И молишься ты утром и вечером?