Смертельная скачка - Дик Фрэнсис

В дальнем конце скаковой дорожки лошади Гуннара Холта и двух других тренеров поочередно прыгали через препятствия, но ближняя к нам часть, примыкающая к линии финиша, временно была отгорожена барьером.

Дрожа скорее от хандры, чем от холода, я сидел вместе с Ларсом Бальтзерсеном на застекленной площадке смотровой башни и наблюдал, как внизу прочесывают пруд. С обвисшими от дождя полями шляпы, сгорбившись и засунув руки в карманы, Арне и рядом с ним двое полицейских стояли у самой воды, угрюмо уставившись на маленькую лодку, которая медленно и методически плавала взад-вперед от берега к берегу.

Пруд был более-менее круглый, приблизительно тридцать ярдов в диаметре и футов шесть в глубину. В лодке сидели двое полицейских с крюками. Третий, в прорезиненном комбинезоне, с дыхательным аппаратом для подводного плавания, в ластах, перчатках и водозащитных очках с прикрепленным к ним фонариком, был готов в любую минуту опуститься на дно. И дважды, когда полицейские что-то зацепляли крюками, он уже нырял в воду, и оба раза, возвращаясь в лодку, отрицательно качал головой.

Лебеди и утки, черная и белая, возбужденно описывали вокруг лодки круги. Вода становилась все грязнее и грязнее. Лодка медленно двигалась, завершая исследование. Ларе Бальтзерсен мрачно заметил:

— Полиция считает это напрасной тратой времени.

— Но все же приехала.

— Конечно, они должны.

— Конечно, — согласился я. Мы молча продолжали следить за рейсами лодки. Крюк за что-то зацепился. Ныряльщик соскользнул в воду, исчез на полминуты, всплыл и покачал головой. Полицейские помогли ему снова забраться в лодку. Он поднял весла вверх, полицейские каждый со своей стороны опустили в воду трезубцы крюков и медленно волокли их по дну.

— Вначале предполагали осушить пруд, — объяснил Бальтзерсен. — Но возникли технические трудности. Вода хлынула бы на скаковую дорожку. Поэтому решили прочесать дно.

— Полицейские проверили каждый дюйм, — сказал я.

— Если они не найдут Шермана, — он уныло взглянул на меня, — вы поверите, что его здесь нет?

— Да.

— Разумно, — кивнул он Так мы просидели еще час. Ныряльщик несколько раз опускался на дно и возвращался ни с чем. Лодка закончила свою работу, не продвинув расследование ни на дюйм. Тело не нашли. Боба Шермана в пруду не было.

Бальтзерсен встал, сдерживая зевоту, и чуть потянулся, отодвигаемый стул громко заскрипел на деревянном полу.

— Все, — проговорил он.

— Да, — подтвердил я.

Я спустился следом за ним по наружной лестнице, внизу нас ждали Арне и полицейский офицер.

— Ничего здесь нет, — сказал полицейский по-английски таким тоном, будто другого результата и нельзя было ожидать.

— Да, и я благодарю вас, что вы помогли убедиться в этом.

Он, Бальтзерсен и Арне поговорили по-норвежски, и Бальтзерсен пошел, чтобы лично поблагодарить полицейских в лодке. Они кивали, улыбались, пожимали плечами, потом принялись грузить лодку в машину.

— Не огорчайтесь, Дэйвид, — сказал Арне, — это была полезная мысль.

— Еще одна теория пошла ко дну, — философски заметил я, — не первая и не последняя на долгом пути.

— Вы будете продолжать искать?

Я покачал головой. Фьорды были слишком глубоки. Кто-то в кабинете председателя остро отреагировал на мое упоминание о воде, и если Боб Шерман был в пруду, то его переместили в более глубокое место.

Бальтзерсен, офицер, Арне и я зашагали по скаковой дорожке к паддоку, направляясь к машинам, оставленным у главного входа. Бальтзерсен сердито смотрел на мусор, валявшийся повсюду, главным образом это были входные билеты и квитанции тотализатора, и что-то сказал Арне, тот ответил на норвежском и потом перевел для меня:

— Директор ипподрома решил, что будет лучше, если уборщики не увидят, как полиция прочесывает пруд. Понимаете, такой случай... Но они придут завтра.

Бальтзерсен кивнул. Утром у него были дела на лесопильном заводе, и, похоже, он жалел, что попусту потерял время.

— Сожалею, что отнял у вас утро, — извинился я. Он чуть покачал головой в знак того, что я более-менее прощен. Усилившийся дождь вынудил нас быстрее искать укрытия. Молча мы миновали трибуны, декоративный пруд (такой мелкий, что проглядывалось дно), секретариат и, наверно, потому, что тишину нарушал только звук наших шагов, услышали плач ребенка.

За углом здания тотализатора стоял мальчик и рыдал. Лет шести, промокший до костей, с волосами, прилипшими ко лбу, и с острыми, как гвоздики, глазами. Офицер направился к нему, заранее наклонившись, и ласковым голосом произнес что-то, видимо, означавшее «Пойди сюда».

Мальчик не двигался, но сказал несколько слов, от которых мои спутники остановились, будто пораженные молнией. Они буквально остолбенели, точно все их рефлексы перестали действовать. Лица потеряли всякое выражение.

— Что он сказал? — спросил я.

Мальчик повторил то, что сказал раньше, и мои спутники, казалось, сейчас потеряют сознание. Бальтзерсен с видимым усилием первый овладел собой и перевел:

— Он сказал: «Я нашел руку».

Когда мы направились к нему, мальчик стал испуганно озираться, словно искал, куда бы убежать. Но слова полицейского, похоже, успокоили его, и он ждал нас мокрый, испуганный, дрожащий.

Офицер присел на корточки рядом с ним, и они долго тихо разговаривали. Потом взрослый протянул руку, и ребенок схватился за нее. Держа мальчика за руку, полицейский выпрямился и передал нам на английском содержание их беседы:

— Мальчик пришел поискать деньги. Зрители после скачек, особенно в темноте, часто теряют монеты и даже купюры. Он говорит, что всегда пролезает в дырку в заборе до того, как приходят уборщики мусора, и обычно находит несколько монет, а иногда и бумажные деньги. Этим утром он нашел двадцать крон до того, как пришли люди. Он имеет в виду до того, как пришли полицейские. Но ему не полагалось быть здесь, поэтому он спрятался. Он спрятался за трибунами, вон там. — Полицейский кивнул головой в сторону асфальта. — Он говорит, что за трибунами нашел руку, лежавшую на земле.

Офицер взглянул на мальчика, который хватался за его руку, будто за спасательный круг, и попросил Арне пойти позвать сюда тех полицейских, которые уже уложили свое оборудование и собирались уезжать. Арне, выглядевший совершенно убитым, тоже посмотрел на мальчика и отправился выполнять поручение. Бальтзерсен постепенно приходил в себя и уже снова казался спокойным и деятельным.

Офицер с большим трудом передал ребенка на попечение одного из своих подчиненных, мальчик никак не хотел отпустить его руку. Потом он, двое полицейских, Бальтзерсен, Арне и я обошли трибуны, чтобы увидеть руку, лежавшую на земле.

Ребенок не ошибся. Восковая, бледная и ужасающая, она лежала на асфальте, вяло вытянув пальцы навстречу дождю. Но рука лежала там не одна. О чем мальчик не сказал. В углу между стеной и асфальтом возвышался небольшой бугорок, накрытый черным брезентом. Из-под брезента примерно посередине и выглядывала кисть руки до запястья.

Без слов младший полицейский откинул угол брезента и тут же набросил его снова. Арне только взглянул, согнулся над ближайшим кустом и вернул все, что Кари дала ему на завтрак. Бальтзерсен посерел и дрожащей рукой закрыл рот. Даже полицейские выглядели так, будто их сейчас вырвет. А я добавил к нежелательным воспоминаниям еще одно.

Фактически он был неузнаваем: следствию предстоит нелегкая работа, прежде чем в законном порядке будет установлена личность убитого. Но рост и одежда соответствовали данным о Бобе Шермане, и его саквояж с четкими черными инициалами «Р.Т.Ш.» все еще лежал рядом.

Обрывок нейлоновой веревки прочно охватывал грудь и ноги, из обоих узлов, на ребрах и под коленями, торчали обтрепанные концы.

Один из полицейских что-то сказал своему шефу, и Бальтзерсен любезно перевел мне:

— Это тот парень, который нырял. Он объяснил, что крюк на дне пруда задел за цементный блок, но он не обратил на это внимания. Вокруг блока тоже торчали обтрепанные концы веревки, и он считает, что веревка та же самая.

Арне стоял в нескольких ярдах, вытирая лицо и рот белым платком, и, не отрываясь, смотрел на черный брезент. Я подошел и спросил, не плохо ли ему. Дрожь сотрясала его с головы до ног, но он с несчастным видом покачал головой.

— Тебе надо выпить, — предложил я. — И лучше поехать домой.

— Нет-нет. — Он пожал плечами. — Такая глупость с моей стороны. Но сейчас все в порядке. Прости, Дэйвид.

Мы вместе пошли к выходу и вскоре догнали Бальтзерсена и офицера, которые разговаривали с мальчиком. Бальтзерсен ловко отвел меня в сторону шага на два и тихо проговорил:

— Я не хочу снова расстраивать Арне... Ребенок объяснил, что руки не было видно. Он поднял брезент, чтобы посмотреть, что под ним. Знаете ведь, какие дети любопытные. Он увидел что-то бледное и попытался вытащить наружу. Это и была рука. Когда он разглядел, что это такое, то испугался и убежал.