Голем. Пленник реторты - Руслан Мельников

Лебиус обещал снабдить такими же кавалерийскими хандканнонами всю легкую оберландскую конницу. Пока же укороченная ручница была изготовлена в единственном экземпляре и имелась только у маркграфа. Сегодня Альфред пожелал испытать ее лично. Как обычно — на особых мишенях. На живых.

Чуть в стороне от застрельщиков, разносивших в щепу сухие поленья, уже лежало два трупа. Первый — в простенькой кольчуге. Второй — в прочной чешуйчатой броне. Оба доспеха пробиты насквозь в нескольких местах. Но то, что добротные латы основательно попорчены, не беда: Лебиус быстро и качественно чинил любую броню. Из магиерских мастераторий поврежденные доспехи возвращались даже лучше, чем были прежде.

А уж о людях, становившихся под пули, Альфред Оберландский печалился еще меньше. В переполненных замковых темницах народу хватало с избытком даже после того, как Дипольд насмерть потравил дымом целое узилище. К тому же магиер просил для своих опытов трех свежих покойников. И оруженосцы маркграфа как раз выводили на стрельбище третьего… Третью мишень. Живую пока. В полном рыцарском доспехе. Надежном, прочном. Кажущимся таковым.

От страха, истощения и непривычной тяжести лат узник двигался неловко и неспоро. Приходилось подгонять: сзади нерасторопного упрямца слегка постукивали шестопером по наплечникам, кирасе и шлему. Шума было много, толку — мало. Простолюдин, впервые в жизни облаченный в настоящую рыцарскую броню, от грохота пугался еще больше. И все меньше понимал, что от него требуется. Под поднятым забралом затравленно бегали отвыкшие от солнечного света слезящиеся глаза. Узник в ужасе смотрел то на своих застреленных предшественников, то на маркграфа с диковинным хандканноном в руках.

Пленника, закованного в латы, как в цепи, наконец поставили меж двух трупов. Альфред подошел ближе. Пообещал — как тем двоим:

— Стой смирно. Уцелеешь — отпущу.

И с лязгом опустил забрало на шлеме мишени.

Человек за смотровой щелью заныл, завсхлипывал, заскулил. Маркграф, брезгливо скривив губы, отвернулся. Начал отсчитывать шаги.

Раз. Два…

Лебиус утверждал, что с тридцати шагов малый шнабель гарантированно пробьет любой, даже самый крепкий доспех. «Рыцарские латы — это все-таки не броня голема, ваша светлость», — говорил прагсбургский колдун.

Пять. Шесть…

Да, колдун говорил, но слова его еще предстояло проверить на деле. На теле. На человеческом теле, заключенном в прочную доспешную скорлупу. Альфред хотел знать наверняка, на что способно новое оружие. На что оно способно с тридцати шагов. И с пятидесяти. И с двадцати. И с десяти — тоже. Так что этот, в латах, сегодня уцелеет едва ли.

Десять. Одиннадцать…

Оруженосцы поспешили отойти подальше от скулящей мишени. Всякое случалось. Опасные рикошеты — тоже. Мишень обреченно скулила в одиночестве. Все громче, сильнее…

Двадцать три. Двадцать четыре…

А облаченный в латы узник уже выл в голос. Приглушенный шлемом плач разносился над притихшим стрельбищем.

Двадцать девять. Тридцать.

Хватит…

Маркграф прицелился, держа укороченный хандканнон на вытянутой руке — подальше от лица. «Попадет? Не попадет?»— отстраненно подумалось о запертой в стволе пуле. Попадет, куда денется… Три десятка шагов — не три сотни. И неподвижная массивная человеческая фигура в рыцарской броне не кусок полена. К тому же Альфред Оберландский уже имел основания считать себя достаточно опытным стрелком.

Указательный палец мягко нажал изогнутый крючок под рукоятью.

Щелчок. Звонкий стук кремня о крышку пороховой полки. Искры. Вспышка…

«Бум-ш-ш!» Выстрел — шипящий, не очень громкий. Толчок в руку — не очень сильный. Дым — не очень густой. И — сразу же…

Глухой надсадный вскрик-взрык из-под опущенного забрала. Обвешанная железом мишень, нелепо дернув руками, повалилась навзничь. Грохнулась всем телом оземь. Живой она уже не была: в кирасе — аккурат под левым наплечником — зияла кровоточащая дыра. Закованный в латы человек больше не шевелился и не скулил.

Лебиус не обманул. Обычные латы действительно не способны противостоять магиерскому оружию. С видом глубокого удовлетворения Альфред протянул слугам дымящуюся ручницу-шнабель и, приняв от них взамен смотровую трубку, вновь направился к застрельщикам.

Десять человек с тяжелыми длинноствольными хандканнонами, заряженными и уже уложенными на сошки, замерли в напряженных позах. Бледный капитан нерешительно переминался с ноги на ногу.

— Продолжайте, — благожелательно кивнул маркграф.

Капитан взмахнул штихом-кончаром. Дал протяжную команду:

— Гто-о-овсь!

И следующую — почти без перерыва:

— Стре-е-еляй!

Грянул залп. На этот раз в мишени попали все десять стрелков. За спиной Альфреда послышался одобрительный гомон. Что ж, было чем восхищаться. Мо-лод-цы!

— Ваша светлость, — знакомый скрипуче-вкрадчивый голос помешал высказать заслуженную похвалу вслух. — Позвольте вас потревожить.

Маркграф обернулся. Притихшая свита расступилась в стороны, словно раздвинутая незримой рукой. Подле Альфреда Оберландского стоял Лебиус Марагалиус. Как всегда — в сопровождении неусыпной стражи. Магиерский капюшон, закрывавший бледное лицо, склонился в выжидательном поклоне.

— Колдун? — маркграф насторожился. — Есть новости?

— Да, ваша светлость. Дипольд…

— Что о нем известно? — Альфред оживился. — Пфальцграф еще гостит у отца?

— Нет, ваша светлость. Карл Остландский отправился к императорскому двору. Дипольд тоже покинул Вассершлосский замок.

— Уже? — удивленно шевельнул бровями маркграф. — Так быстро? Надо же! Я-то полагал, курфюрст постарается удержать Дипольда от скоропалительных решений и необдуманных поступков.

— Он старался. Похоже, Карл Осторожный почуял неладное, однако не желает возбуждать у других каких-либо подозрений относительно сына.

— Разумно, — одобрил Альфред. — Огласка и ненужные слухи могут сейчас сильно навредить Карлу. Могут даже лишить его императорской короны, на которую он так рассчитывает.

— Дипольда не бросили в темницу, но ограничили его свободу и круг общения, — продолжал магиер. — Карл доверился только одному человеку — лучшему трабанту из своей гвардии. Курфюрст приставил его к сыну. Однако даже Карл Осторожный недооценил ярость и исступление, бурлящие в душе гейнца.

— Ну-ка, ну-ка? — заинтересовался маркграф. — Что там у них произошло?

— Чтобы уехать из Вассершлосса, Дипольду пришлось переступить через кровь. Через остландскую кровь, ваша светлость, — уточнил Лебиус. — Дипольд убил отцовского трабанта.