Вне закона - Эрнст Саломон

Потому что если бы мы и не были бы науськаны приказом балансировать на острие ножа, тогда мы могли бы противопоставить их ненависти нашу собственную страсть, и она стала бы горькой, так как мы тогда должны были бы втягивать в себя эту ненависть из мгновения. Но мы могли бы позволить себе опуститься, упасть, убежать, не от опасности, нет, только от собственного тепла. Но мы, мы цеплялись за приказ, мы шагали с тупыми лицами по комнатам, мы равнодушно хватали соломенные тюфяки, копались под кроватями, открывали шкафы, ощупывали скудные предметы одежды, и, все же, это было так, как будто бы мы действовали как воры. Под пристальными взглядами, которые прожигали нам спину и упирались в крестец, мы простукивали стены, стучали в двери, разрывали постельные принадлежности и искали. И ничего не находили. Мы вообще ничего не нашли, во всем многоэтажном доме, кроме одной винтовки. Снаружи, однако, во многих комнатах, там они пели дальше, и монотонное, все время повторяющееся пение почти придавало нам какую-то спокойную свежесть.

Потом мы собрались в подворотне. Во дворах с нами встречались другие группы. Когда мы хотели уходить, фельдфебель заметил, что двух солдат не было. Резервный взвод принялся их искать. Мы, остальные, двинулись к нашему месту расквартирования. Двух солдат так и не нашли. В нашей квартире распространялись самые замечательные слухи. Ефрейтор Хоффманн говорил: — Парень, парень, я даже не могу тебе сказать, как мне все это надоело! И через некоторое время: — Я знаю, где эти оба. Они просто дезертировали.

Веймар

20 января 1919 года, в день после выборов в учредительное Национальное собрание, командиры дислоцированных в Берлине войск прибыли к главнокомандующему Носке. Они заявили, что не могут гарантировать лояльность своих войск. Агитация независимых и спартаковцев среди солдат была такой интенсивной, что более длительное пребывание воинских частей в городе опасно для духа войск. Нужно подумать, не следует ли вернуть войска снова на учебные плацы, в пригороды и деревни.

Правительство народных представителей решило провести заседание Национального собрания в Веймаре.

Добровольческий ландегерский корпус Людвига Мэркера относился к самым дисциплинированным войскам, и это, пожалуй, было признанием того, что генерал Мэркер получил приказ защищать заседание депутатов в Веймаре. Но рабочий и солдатский совет Тюрингии не был согласен с этим признанием и послал обиженную телеграмму главнокомандующему Носке. Гарнизоны Тюрингии и сами по себе могут гарантировать безопасность депутатов, и чужие войска весьма нежелательны в Тюрингии.

Но взволнованность тех дней определялась борьбой революции за свое существование. Независимые и спартаковцы видели в созыве Национального собрания непосредственную угрозу революционным достижениям. Структура государства в форме советов, к которой они стремились и которая вначале была осуществлена, это было четко признано, в корне противоречила буржуазнодемократическому принципу, по которому только и могло считаться имеющими силу Национальное собрание и конституция, которое оно должно было создать. И эта структура должна была быть укреплена всеми средствами, из революции не должно было возникнуть образование, которое фальсифицировало бы, исказило бы ее смысл. «Всю власть рабочим и солдатским советам!» — так звучал лозунг революционеров, и этот лозунг распространялся в бесчисленных призывах, и находил в таких же бесчисленных решениях революционных конгрессов и собраний свой отзвук. В империи господство советов еще было почти абсолютно неприкосновенным. Только в Берлине оно было сломлено. Но войска уже маршировали в Бремен, уже в Вильгельмсхафене офицеры и солдаты под командованием капитана третьего ранга Эрхардта создавали новый порядок, в котором советы были исключены.

Тем не менее, власть рабочих и солдатских советов основывалась в империи просто на том факте, что до сих пор еще никто ей не противился. На предприятиях коллективы были расколоты, и советы рабочих отнюдь не были уверены в том, что другие рабочие безусловно последуют за ними, вооруженные отряды были немногочисленны и не закалены в борьбе. Даже в Берлине всегда только одиночки решались на последние жертвы в борьбе за революцию, рассеявшиеся, неподкупные, впрочем, и они могли при благоприятных обстоятельствах заставить массу последовать за собой. Но их не звал никто другой, кроме как голос их крови, они собирались на баррикадах, как эти люди всегда собираются там, где есть опасность, но они как блистательные инструменты никак не подходили к образовывающейся власти, они не признавали никакого руководства, они не повиновались советам.

О крестьянских советах никогда никто не слышал после первых дней бунта.

Активнее всего проявлялись солдатские советы. Они в своих манифестах пользовались угрожающим языком, контролировали почти всю администрацию, и всюду выступали с претензией на правление как настоящие властители. Но они были солдатскими советами без солдат. Возвращающаяся домой армия растворялась. Уже на марше к гарнизонам сокращались полки, большие части личного состава покидали части и расходились по домам, и офицеры осознанно им в этом не мешали. В самих гарнизонах дислоцировались солдаты старых лет призыва и совсем молодые — ополченцы из ландштурма, рекруты и пригодные для гарнизонной службы. Вот они-то и избрали советы в первом порыве бунта. Из возвращающихся фронтовиков каждый получал отпуск, сколько он хотел, другие сами брали себе отпуск. В опустевших казармах устроились как самодержцы солдатские советы, они сидели, роскошно и удобно в широких помещениях и сочиняли решения, и получали жалование, и надбавки, и суточные и пожирали припасы на складах. Писари ликвидированных учреждений, безработные молодые солдаты, которые забирали свое жалование, дезертиры и немногие кадровые солдаты образовывали гарнизоны. Но это были гарнизоны с решимостью ко всему: кроме как работать и бороться. Независимые собрали охранные полки и силы самообороны, образованные из демобилизованных или убежавших солдат; матросы жили, мрачно и решительно, в немногочисленных группках, названных народными дивизиями морской пехоты, в их квартирах, превращенных в ощетинившиеся оружием крепости, как лисы в своих норах, всегда готовые стрелять, но не подчиняющиеся никаким приказам. Тогда оставались только лишь голодающие массы.

Но добровольческие корпуса, набранные для защиты границы на востоке, основу которых составляли фронтовики, студенты-добровольцы, ученики, кадеты, офицеры, рабочие, крестьяне, ремесленники и вечные солдаты, они стояли на денежном довольствии правительства и маршировали так, как им приказывал Носке. Когда маленькая группа квартирмейстеров ландегерского корпуса прибыла в Веймар, веймарский солдатский совет приказал их разоружить. Но квартирмейстеры поспешили к штаб-квартире совета; его председатель, стоя между двумя пулеметами, заявил, что он подчинится только силе.