Озеро Длинного Солнца - Джин Родман Вулф

задал вопрос, все остальные ученики засмеялись. Они решили, что это смешно. Помнишь?

Лисенок торжественно кивнул.

— Они засмеялись, как будто ты задал глупый вопрос, потому что сами посчитали твой вопрос глупым. И они ошиблись даже больше меня; теперь это ясно, даже им. Ты задал серьезный и важный вопрос, хотя ты и ошибся, когда задал этот вопрос тому, кто знал намного меньше, чем должен был. Ты должен никогда не разрешать себе отворачиваться от серьезных и важных вопросов из-за насмешек. Попытайся не забывать это.

Шелк пошарил в кармане:

— Мальчики, я хочу, чтобы вы для меня кое-что сделали. Я бы пошел сам, но я почти не могу ходить, а тем более бегать. Я дам тебе, Ворсинка, пять бит. Вот они. А тебе, Лисенок, три. Лисенок, сбегай к зеленщику. Скажи ему, что овощи для меня, и попроси самые лучшие и свежие на три бита. А ты, Ворсинка, сходи к мяснику. Скажи ему, что я хочу прекрасные куски мяса на пять битов. — Шелк на мгновение замолчал, размышляя. — Я дам каждому из вас по полбита, когда принесете покупки.

— Патера, какое мясо ты хочешь? — спросил Ворсинка. — Свинину или баранину?

— Пускай мясник выберет сам.

Шелк посмотрел, как оба ринулись бежать, потом отпер садовые ворота и вошел внутрь. Как и сказала майтера Мрамор, звери вытоптали траву, как жаль; даже в последнем умирающем сиянии дня был виден ущерб, причиненный маленькому саду майтеры. Он философски подумал, что, в любом случае, в обычном году последний продукт из сада собрали бы несколько недель назад.

— Патера!

Это была майтера Роза, высунувшаяся из окна киновии и махавшая рукой, нарушение, за которое она постоянно выговаривала майтере Мрамор и майтере Мята.

— Да, — сказал Шелк. — Что случилось, майтера?

— Они вернулись с тобой?

Он приковылял к окну.

— Твои сивы? Нет. Они сказали, что собираются вернуться вместе. Они придут, скоро.

— Давно пора ужинать, — заявила майтера Роза. (Заявление было очевидной неправдой.)

Шелк улыбнулся:

— Твой ужин скоро будет здесь, и пусть Сцилла благословит твой пир. — Он, улыбаясь, повернулся и ушел прежде, чем она успела задать следующий вопрос.

На пороге двери кухни лежал пакет, обернутый белой бумагой и перевязанный белой тесемкой. Шелк подобрал его, повертел в руках и только потом открыл дверь. Орев сидел на кухонном столе и, судя по каплям, только что пил из своей кружки.

— 'Вет, Шелк.

— И тебе привет. — Шелк достал нож для очистки овощей.

— Резать птица?

— Нет, собираюсь открыть посылку. Я слишком устал или ленив, чтобы развязать все эти узлы, но если я обрежу тесемку, я смогу сохранить ее большую часть. Это ты убил крысу, которую я выкинул?

— Слав бой!

— Наверно, я должен поздравить тебя и заодно поблагодарить. Очень хорошо, молодец. — Из-под белой бумаги появилось несколько очень пахучих кусков мяса. — Мясо для кошек, Орев. Однажды мне на голову вывалили целую корзину, и теперь я его всегда узнаю. Ложнодождевик пообещала мне немного и уже сдержала обещание.

— Есть счас?

— Да, можешь, если хочешь. Но не я. Но ты и так съел добрую часть крысы, которую убил. Не говори, что ты еще голоден!

Орев захлопал крыльями и вопросительно вскинул голову.

— Не уверен, что так много мяса полезно для тебя.

— Вкус мяс!

— На самом деле нет. — Шелк толкнул его к птице. — Но если я буду его хранить, оно станет только хуже, и у нас нет способа сохранить его. Так что, если хочешь, вперед.

Орев схватил ломоть мяса и, отчасти помогая себе крыльями, отчасти прыгая, сумел утащить его на верхушку шкафа.

— Пусть Сцилла благословит и твой пир. — В двухтысячный раз Шелк подумал, что пир, благословленный Сциллой, должен быть холодным и чопорным, как, судя по намекам из Хресмологических Писаний, и было вначале. Вздохнув, он снял сутану и повесил ее на спинку стула патеры Щука. Со временем он отнесет ее наверх, в спальню, вычистит и повесит на законное место; со временем он вынет из ее большого переднего кармана экземпляр Писаний, принадлежащий мантейону, и вернет его на законное место.

Но и то и другое может подождать, и он предпочитает, чтобы подождало. Шелк разжег огонь в плите, вымыл руки и достал сковородку, на которой жарил помидоры день назад. Потом накачал воды, наполнил ею старый котелок, который так любил патера Щука, и поставил его на плиту. Он как раз раздумывал о чайнике и о выборе между мате́ и кофе, когда кто-то робко постучал в дверь на Серебряную улицу.

Отперев ее, он взял из рук Ворсинки пакет, похожий на тот, который нашел на пороге, хотя и намного больше, и нащупал в кармане обещанные полбита.

— Патера… — маленькое лицо Ворсинки перекосилось от усилий.

— Да?

— Я не хочу ничего. — Ворсинка протянул грязную руку и показал пять блестящих битов, маленьких квадратиков, вырезанных из многих карт.

— Это мои?

Ворсинка кивнул:

— Он бы их не взял.

— Понимаю. Но мясник все равно дал тебе мясо; и ты, конечно, не разворачивал пакет. И теперь, когда он не взял деньги, потому что ты сказал, что мясо для меня, ты чувствуешь, что тоже не должен, как честный и набожный мальчик.

Ворсинка торжественно кивнул.

— Очень хорошо, и я, конечно, не дам их тебе. Однако я должен твоей маме бит; так что верни мне четыре, а пятый дай ей. Договорились?

Ворсинка опять кивнул, отдал четыре бита и исчез в сумерках.

— Эти куски ни твои, ни мои, — сказал Шелк птице, сидевшей на шкафу, когда закрыл дверь на Серебряную улицу и поставил на место тяжелый засов, — так что не трогай их.

Сковородка была достаточно большая, но куски наполнили ее целиком. Он посыпал их маленькой щепоткой драгоценной соли и поставил сковородку на плиту.

— Мы — плутократы сверхъестественного, — доверительно сообщил он Ореву, — и до такой степени, что это почти смущает. У других есть деньги, как у Крови, например. Или власть, как у советника Лемура. Или сила и храбрость, как у Гагарки. А у нас есть боги и призраки!

— Хорош Шелк, — каркнул Орев с верхушки шкафа.

— Если это означает, что ты понимаешь, значит, ты понимаешь намного больше меня. Но я все равно пытаюсь понять. Плутократы сверхъестественного не нуждаются в деньгах, как мы видели… хотя они и берут их, как мы тоже видели. Сила и храбрость торопятся помочь им. — Шелк упал на стул, кухонная вилка в одной руке, подбородок — в другой. — То, что им требуется, — ум. Никто не понимает богов и призраков, тем не менее мы должны