В поисках синего - Лоис Лоури

Она подумала об отце. Но схватка, изображенная на мантии, произошла давно, задолго до рождения ее отца, задолго до рождения кого бы то ни было из поселка. Безжизненные фигурки мужчин с красными узелками крови занимали лишь крошечную часть мантии, в Песне это был лишь один из множества эпизодов, одно мгновение, о котором Певец напоминал каждый год.

Глядя на мантию и разглаживая ее чистой ладонью, Кира поняла, что не успеет подробно ее изучить. Нужно было выполнить серьезную работу, и она чувствовала, что Джемисон все больше беспокоится. Он часто заглядывал к ней в комнату, чтобы убедиться, что она внимательно относится к работе и все делает тщательно.

Выбрав место на рукаве, которое нуждалось в починке, Кира растянула эту часть мантии на раме. Затем осторожно с помощью маленьких ножниц отрезала растрепавшиеся нити. Она заметила небольшое пятно на замысловато вышитом золотом цветке: он рос на поле, засеянном рядами высоких подсолнухов, рядом со светло-зеленым ручьем. Когда-то давно кто-то – очень искусный – с помощью изогнутых белых стежков изобразил пенистый поток. Каким талантливым был ее предшественник! Но эти испачканные нити придется заменить.

Она работала старательно и очень долго. Ее мать, хотя ее пальцы не обладали волшебным знанием, сделала бы эту работу быстрее и ловче.

Кира поднесла новые нити золотистого цвета поближе к окну и стала внимательно искать еле заметные изменения в тоне, отбирая для работы самые лучшие.

Когда сгустились вечерние сумерки, Кира закончила работу. Она поглядела на свою вышивку и решила, что у нее неплохо получается. Маме бы понравилось. И Джемисону тоже. Она надеялась, что, когда наступит время надевать мантию, понравится и Певцу.

Пальцы у нее болели. На этот раз все было не так, как в детстве, когда она вышивала маленькие лоскутки. И уж точно не так, как с тем особым лоскутком, который, когда она сидела у постели матери, словно бы начал двигаться по собственной воле, скручивая и перемешивая нити так, как она никогда не умела, рождая узор, который она никогда не видела. Тогда ее руки совсем не уставали.

Размышляя об этом особом лоскутке, Кира подошла к резной шкатулке, развернула вышитую ткань и положила ее в карман. Чувствовать, что она там лежит, было приятно и привычно – словно в гости зашел друг.

Скоро должны были принести ужин. Кира прикрыла расправленную мантию простой тканью, вышла в коридор и постучала в дверь Томаса.

Он только заканчивал работу: вытирал инструменты и складывал их на место. Длинный жезл лежал на верстаке, зажатый в тиски. Увидев ее, Томас улыбнулся. Теперь они каждый вечер ужинали вместе.

– Послушай, – сказал Томас и показал на окна. Центральная площадь под окнами шумела. В ее комнате, выходившей окнами на лес, всегда царила тишина.

– Что происходит?

– Посмотри. Они готовятся к завтрашней охоте.

Кира подошла к окну и выглянула. Внизу мужчины разбирали оружие. Охота всегда начиналась рано утром; мужчины уходили из деревни до восхода солнца. Сейчас же шла подготовка. Кира видела, что двери флигеля Здания Совета открыты и из хранилища выносят длинные копья и складывают их в центре площади.

Мужчины брали копья, взвешивали их в руках. Некоторые ругались. Двое схватились за древко одного копья, оба явно не собирались его отпускать и кричали друг на друга.

Среди шумной неразберихи Кира заметила, как какой-то мальчик проник в толпу мужчин и схватил копье.

Кажется, никто этого не заметил. Все были слишком заняты сварой. Одного мужчину уже ранили копьем, и он лежал весь в крови. Было очевидно, что скоро и другие получат увечья. Никто не обращал внимания на мальчика. Из своего окна Кира наблюдала, как он победно уносил копье подальше от толпы. Рядом с ним семенила собака.

– Это же Мэтт! – вскрикнула Кира. – Томас, он же совсем ребенок! Он слишком маленький для охоты!

Томас подошел к окну, и она показала на Мэтта пальцем. Резчик усмехнулся.

– Иногда мальчики ходят на охоту, – объяснил он. – Мужчинам все равно. Они разрешают ходить с ними.

– Но для ребенка это слишком опасно, Томас!

– А тебе-то что? Это всего лишь сопляки из Фена. Все равно их слишком много.

– Он мой друг!

Теперь он понял. Выражение его лица изменилось. Он озабоченно посмотрел на мальчика, которого уже окружила компания шалопаев, с которыми Мэтт часто проводил время. Сорванцы в восхищении смотрели, как он потрясает копьем.

Кира почувствовала сильную тревогу, и у нее задрожало бедро. Она опустила руку в карман, вспомнив, что положила туда свой лоскуток. Она прикоснулась к ткани и почувствовала исходящее от нее напряжение, сигнал об опасности.

– Пожалуйста, Томас, – быстро проговорила Кира, – помоги мне его остановить!

10

Пробираться через толпу было нелегко. Кира шла за Томасом, он был выше и прокладывал дорогу среди хрипло кричащих мужчин. Некоторых она узнавала: мясника, который с кем-то ругался, брата матери, который среди других взвешивал свое и чужое оружие с громкими хвастливыми возгласами.

Кира редко соприкасалась с миром мужчин. Они вели отдельную от женщин жизнь. Она никогда им не завидовала. Теперь, оказавшись между плотных и воняющих по́том тел, слыша произносимые сквозь зубы проклятья, она чувствовала одновременно страх и раздражение. Но потом поняла, что это поведение вызвано предстоящей охотой, перед которой было принято бахвалиться и испытывать друг друга. Неудивительно, что по-детски хвастливый Мэтт хотел быть с ними.

Вдруг светловолосый мужчина с окровавленными руками повернулся и схватил спешащую мимо Киру.

– Вот это добыча! – прокричал он.

Но его товарищи были слишком поглощены руганью. Пользуясь своим посохом как штыком, Кира оттолкнула мужчину и, вывернувшись, освободила запястья.

– Лучше бы ты сюда не ходила, – прошептал Томас, когда она его догнала. Они уже почти добрались до края площади, где в последний раз видели Мэтта. – Тут всегда одни мужчины. А во время охоты они ведут себя грубо.

Кира знала это. По резкому запаху, ругани и шуму она понимала, что это не место для девушек и женщин, поэтому не поднимала головы и смотрела в землю, надеясь, что ее больше не заметят.

– Вон Прут! – показала она на пса, который узнал ее и завилял кривым хвостом. – Мэтт где-то рядом!

Они с Томасом ринулись вперед и увидели его, все еще размахивающего копьем. Хорошо заточенное острие было в опасной близости от лиц других детей.

– Мэтт! – крикнула она.

Он заметил ее, помахал рукой и улыбнулся.

– Теперь я Мэтти! – крикнул он в ответ.

Выйдя из себя, Кира схватила древко копья чуть выше его руки.

– Двусложным ты станешь нескоро, Мэтт, – сказала она. – Томас, возьми.

Она забрала копье из рук Мэтта и осторожно передала его резчику.

– А я уже! – сказал Мэтт, гордо улыбаясь. – Глянь, у меня уже и шерсть мужская есть!

Мальчик поднял руки над головой. Кира увидела, что его подмышки покрыты какой-то растительностью.

– Что это? – поинтересовалась она.

Затем сморщила нос.

– Воняет ужасно!

Она потрогала его подмышки и рассмеялась:

– Мэтт, это же болотная трава! Это ужасно. Зачем ты ее на себя наклеил?

Трава была наклеена еще и на грудь.

Томас отнес копье мужчинам, а потом с укором посмотрел на Мэтта, вырывавшегося из рук Киры.

– Ты настоящий звереныш! Как считаешь, Кира, не пора ли показать ему, что такое ванна? Давай-ка его почистим и смоем его второй слог?

При слове «смоем» Мэтт стал извиваться сильнее.

Но теперь его держал еще и Томас. В конце концов мальчик дал Томасу посадить себя на плечи и понести над толпой.

Теперь, когда копье исчезло, компания юных поклонников Мэтта бросилась врассыпную. Кира услышала, как Мэтт, возвышающийся над толпой, закричал: «Эй, это я, парень-зверь!» Но никто не обратил на него внимания. Под ногами она заметила Прута и подняла его, чтобы на него не наступили. Прижав собаку локтем свободной руки, Кира оперлась на посох и поспешила за Томасом; они направились в обход толпы обратно в тихие коридоры Здания.

Кира с улыбкой слушала вопли и вой, которые раздавались, пока Томас безжалостно скреб Мэтта и Прута в своей ванне.

– Не трожь! – вопил Мэтт, пока Томас лил воду на его космы. – Ты меня утопишь!

Наконец, они поели вместе с Мэттом, чистым, розоволицым и смирившимся со своей чистотой. Он был завернут в простыню, а голова обмотана полотенцем. Прут резко отряхнулся, а затем устроился на полу и принялся грызть объедки, которые ему кидали.

Мэтт подозрительно понюхал свою руку и скорчил гримасу.

– Это мыло, или как его, жуть какое ужасное, – сказал он. – Но еда хорошая, – добавил он и положил себе добавки.