В поисках синего - Лоис Лоури

Не то чтобы у нее когда-то был повод что-либо праздновать. Но возможно, этот повод появился сейчас – ее новое жилье, новая работа и то, что ей сохранили жизнь?

Кира беспокойно ворочалась на кровати. Она нащупала на своей шее подвеску, которую надела сегодня вечером. Ее тоже принес Мэтт, и это была самая дорогая вещь из всех, что он спас. Мать всегда носила ее на кожаном ремешке и прятала под одеждой. Кира часто трогала и теребила подвеску, когда была маленькой и сосала грудь. Это простое и необычное украшение подарил Катрине ее муж, и она берегла его как талисман. Кира сняла подвеску с шеи заболевшей матери, когда обтирала ее горячее тело, и положила его на полку рядом с корзинкой с цветами. Наверное, там Мэтт ее и нашел.

Теперь талисман был у нее. Кира поднесла его к щеке, чтобы почувствовать рядом с собой мать, ее запах: травы, красители и высушенные соцветия. Но камешек ничем не пах, был холодным и безжизненным.

Напротив, лоскуток, который Кира вынула из кармана и положила на подушку, словно трепетал. Возможно, его шевелил ночной ветерок, дувший из открытого окна. Сначала Кира, глядя на поток лунного света и думая о матери, не заметила этого. Затем она увидела, что ткань слегка подрагивает, словно живая, в бледном свете. Она улыбнулась, и ей показалось, что лоскуток, как пес Мэтта, поднимает мордочку, уши, виляет хвостом, – только чтобы его заметили.

Она дотронулась до ткани. Чувствуя ее тепло в руке, Кира закрыла глаза.

На луну наползла туча, и в комнате стало темно. Наконец она заснула; снов она не видела вовсе, а наутро, проснувшись, подумала, что лоскуток – всего лишь мятый обрезок красивой ткани, и ничего необычного в нем нет.

7

Яйцо! Вот это угощение! А кроме вареного яйца, на подносе с завтраком лежал толстый кусок хлеба и дымилась каша со сливками. Кира набросилась на еду.

Обычно, просыпаясь, они с матерью шли к реке. Здесь, как она поняла, реку заменяет комната с зеленой плиткой. Но она так и не смогла разобраться с этой комнатой. Кира зашла туда накануне вечером и стала крутить блестящие рукоятки. В какой-то момент полилась горячая вода, и это ее поразило. Наверное, это вода для готовки, подумала она. Видимо, где-то внизу устроен очаг. И каким-то образом вода для готовки доставлялась сюда. Но что она должна с ней делать? Готовить ей было не нужно, ей же приносили уже готовую горячую пищу.

Все еще озадаченная, Кира снова вошла в комнату с плиткой и обратила внимание на длинную низкую ванну. Джемисон предложил ей помыть в ней Мэтта. На бортике лежало нечто выглядящее и пахнущее как мыло. Наклонившись через край, она попыталась вымыться, но оказалось неудобно; в реке мыться легче. К тому же в реке можно было постирать одежду и развесить ее на кустах. Здесь же, в комнатушке без окон, нет места для сушки. И нет ни ветерка, ни солнца.

Интересно, решила Кира, что воду каким-то образом заставили течь в здание, хотя это неудобно, только грязь разводить. А еще здесь негде закапывать мусор. Она вытерла холодную воду с лица тканью, которую нашла рядом с ванной, и решила, что каждый день будет ходить на реку.

Она оделась, завязала сандалии, расчесала волосы деревянным гребнем, взяла посох и зашагала по пустому коридору на утреннюю прогулку. Она прошла совсем немного, когда в коридоре открылась дверь. Из нее выглянул мальчик, которого она узнала, и заговорил с ней.

– Кира-вышивальщица, – сказал он. – Мне говорили, что ты придешь.

– А ты Резчик, – сказала она. – Джемисон сказал, что ты здесь.

– Да, я Томас, – он улыбнулся ей. Он был примерно ее возраста, только недавно стал двусложным. Симпатичный, с чистой кожей и яркими глазами, густыми рыжевато-коричневыми волосами. Когда он улыбался, была видна щербинка на переднем зубе.

– Я тут живу, – пояснил он. Он шире открыл дверь, чтобы она могла заглянуть внутрь. Его комната была в точности как ее, только на противоположной стороне коридора, поэтому окнами выходила на широкую центральную площадь. А еще она заметила, что комната выглядит более обжитой: повсюду были разбросаны вещи.

– Здесь же и моя мастерская, – показал он рукой, и она увидела большой стол с резцами, засыпанный деревянной стружкой. – А это склад с материалами.

И он снова показал рукой.

– Да, у меня такая же, – сказала ему Кира. – У меня на складе много ящиков. Я еще не начала работать, но под окнами есть стол, и там хорошее освещение. Думаю, там я и буду заниматься вышиванием. А эта дверь? Там у тебя тоже кухонная вода и ванна? И ты пользуешься ей? Это же так неудобно, уж лучше на реку ходить.

– Спроси у служителя, он все расскажет.

– У служителя?

– У того, кто принес тебе еду. Это и есть служитель. Они помогут тебе во всем. А стражник будет проверять тебя каждый день.

Хорошо. Похоже, Томас знает, как тут все устроено. Это очень кстати, подумала Кира, потому что все здесь ей казалось таким новым, таким непривычным.

– А ты давно тут живешь?

– Да, с раннего детства, – ответил он.

– А как ты тут оказался?

Мальчик поежился от воспоминаний.

– Я только начинал резать по дереву. Я был очень маленьким, но почему-то понял, что если я возьму острый инструмент и кусок дерева, то смогу делать картины. Всем показалось это забавным, – улыбнулся он. – Наверное, так и было.

Кира тоже слегка улыбнулась, но при этом вспомнила, как совсем маленькой обнаружила, что ее пальцы становились волшебными, когда прикасались к цветным нитям, и как удивлялась этому мать. Наверное, с этим мальчиком было то же самое, подумала она.

– Хранители как-то узнали о моей работе. Они пришли в нашу хижину, и им понравилось.

Как знакомо, подумала Кира.

– Вскоре после этого, – продолжал Томас, – мои мать и отец погибли во время грозы. В них попала молния.

Кира не верила своим ушам. Она слышала, что от молний падают деревья. Но не знала, что пострадать могут и люди. Обычно люди не выходили из дома во время грозы.

– А ты был там? Как тебе удалось спастись?

– Нет, я был один в хижине. Мои родители вышли, чтобы выполнить чье-то поручение. Помню, за ними пришел гонец. А потом пришли стражники, забрали меня и сказали, что они погибли. Мне повезло, что они знали обо мне и ценили мою работу, хотя я еще был маленький. Иначе меня бы отдали в чужую семью. А так меня привели сюда. И с тех пор я здесь.

Он обвел рукой свою комнату.

– Я долгое время учился и упражнялся. Я сделал украшения для многих Хранителей. Но теперь я занимаюсь настоящей, важной работой.

К столу был прислонен длинный жезл, покрытый искусной резьбой. По завиткам стружек на столе она поняла, что мальчик продолжает над ним работать.

– Мне дали чудесные инструменты, – сказал Томас.

Снаружи зазвонил колокол. Кира пришла в замешательство. Когда она жила в хижине, этот звук означал, что пора приступать к работе.

– Мне надо вернуться к себе? – спросила она. – Я хотела сходить к реке.

Томас пожал плечами:

– Как хочешь. Можешь делать что угодно. Каких-то особых правил нет. Ты всего лишь должна выполнять работу, ради которой ты оказалась здесь. Твою работу будут проверять каждый день. Я вот сейчас пойду навещу сестру моей матери. У нее родился ребенок. Девочка. Отнесу ей эту игрушку!

Он полез в карман и показал Кире искусно вырезанную птичку. Она была полая внутри; он поднес ее к губам и засвистел.

– Я сделал ее вчера, – объяснил он. – Пришлось урвать время от основной работы, но немного. Это было несложно. – А потом добавил: – Я вернусь к обеду, потому что мне надо работать. Может, я принесу свой поднос к тебе и мы поедим вместе?

Кира с радостью согласилась.

– И смотри, – сказал он, – вон идет служительница, которая забирает утренние подносы. Она очень добрая. Спроси у нее… нет, подожди, я сам спрошу.

Кира с любопытством наблюдала, как он подошел к служительнице и о чем-то коротко с ней поговорил. Та кивнула.

– Иди с ней в свою комнату, Кира, – сказал Томас. – Не ходи к реке. Она объяснит тебе, как пользоваться ванной. Встретимся за обедом!

Он положил маленькую резную птичку в карман, закрыл дверь в свою комнату и направился к выходу. Кира последовала за служительницей.

Джемисон зашел к ней вскоре после обеда. Томас уже поел и поспешил к себе, чтобы продолжить работу. Кира как раз зашла в маленькую комнату с ящиками и выдвинула тот, где лежала мантия Певца. Она не успела ее развернуть. До этого ей никогда не позволялось прикасаться к ней, и теперь она трепетала. Она разглядывала богато расшитую ткань, вспоминала ловкие руки матери, держащие костяную иглу, когда Джемисон постучал в дверь.

– А, – сказал он, – мантия.

– Наверное, мне скоро надо будет приступить к своим обязанностям, – сказала Кира, – но я боюсь. Все это для меня в новинку.