Иоанн III, собиратель земли Русской - Нестор Кукольник

Все ушли. Юноши, пораженные всем, что видели и слышали, несколько мгновений пролежали у постели мистра, не вымолвив слова.

— Господи! — сказал наконец Вася. — Где мы были? Вертеп еретиков и злодеев…

— Тише, тише, Вася, ты еще всего не знаешь! — Ласкир остановился; хотя и молод, но, по врожденной хитрости, он расчел, что лучше не делать Васю участником итальянских тайн, тем более что уже догадывался о тайне самого Васи, и потому сказал тихо: — Как бы нам теперь выбраться отсюда подобру-поздорову…

— А я так думаю совсем иначе. Если мы будем пробираться тайком, можем попасть на засаду и с нами могут разделаться как с воришками. Мой совет идти прямо в гридню[16], сесть за стол, перепугать хозяина и гостей; разойдутся, и мы с ними уйдем свободно через ворота, а путем-дорогой вволю посмеемся их страху и недоумению…

— Но если спросят…

— Будь нем, Митя, я буду говорить один…

— Но если они со страха захотят нас припрятать…

— Пустяки! Там Никитин, Поппель, не посмеют, а завтра не смогут… Пойдем…

Ласкир хотел остановить Васю — напрасно: князь был уже за дверью; голоса в гридне указывали дорогу; князь Василий вошел бодро и весело.

— Хлеб-соль, добрые люди! — сказал он и остановился посреди гридни, любуясь неописанным удивлением хозяина и гостей.

Мистр Леон вскочил и, подняв руки вверх, стоял будто окаменелый; Иван Максимов, привстав, дрожал от злости.

— Мы вам помешали, да, признаться, есть захотелось, мы и зашли к мистру Леону; знаем его гостеприимство, слухом земля полнится. Что же ты, жидовин, не рад, что ли, добрым гостям?..

— Я?.. Как же не рад… Но, право, не понимаю, каким путем…

— Что тебе до путей! Кабала привела! Мы с Ласкиром недаром греческой мудрости учились…

— Греческой дерзости, — заметил Иван Максимов злобно, поднимаясь со скамьи и засучивая рукава; он, видимо, собирался разделаться с обидчиком Елены натуральным оружием.

— Ни с места! — сказал Вася повелительно, и Максимов, побледнев, действительно сел на место. — Попритих, голубчик, гляди, чтобы и про другую ересь нс узнали, тогда плохо будет…

— С чего ты взял, князь? — с улыбкой спросил Курицын. — Видно, у вас в теремах бабы такие диковинки вместо кружев плетут…

— Твоим языком, палатная мудрость! Не отнекивайся! А то я и тебя на чистую воду выведу… Ну что, хозяин! Попроси гостей сидеть; мы вашей беседе не помеха, а не то прощайте — мы пойдем к Андрею Фомичу на тот пир, что Курицын выдумал.

— Выдумал? — спросил мистр Леон и выскочил из-за стола.

— И хорошо сделал, что выдумал, не то ты бы помешал женитьбе, а теперь, верно, уж все кончено…

— Кончено! Нет, быть не может… успею… Хаим, шапку, трость…

— Напрасно трудиться изволишь! У Андрея царевна свахой. Зое царевич снарядил приданое; все покончено, выпьем за здравие молодых. Да и у меня сегодня день важный: я сегодня из ребят вышел, так дай впервые и сладость вина отведать…

— Тебе пить вино… дитяти…

— Вот вздор какой! Не ты ли сам женить меня советовал…

Жид, бледный, дрожал и не знал, на что решиться…

Курицын хотя был совершенно смущен разными намеками, но прежде других успел собраться с мыслями.

— Люблю, — сказал он, — удаль богатырскую, сейчас видно, что соколиное чадо! Не по летам богатыри растут, а по молодечеству… Князь Василий и двух десятков лет не насчитает, а уже мог бы два десятка голов зараз снять…

— И снял бы, если бы позволили, с тех тайных злодеев, что смущают совесть людей нетвердых, не щадят неразумных женщин, готовят и себе и им погибель!.. Ну что же, мистр Леон, вина!..

— Вина?.. — спросил Леон, от страха не понимая, что говорит, что делает…

— Для такого дорогого гостя, — сказал Курицын, — я не пожалел бы и заветной мальвазии…

Жид понял и ободрился…

— Есть, есть у меня столетняя! Но этого вина никому не дам, кроме молодых гостей, пусть всласть выпьют…

— Давай, давай, а мы пока присядем…

Вася подсел к Никитину, и разговор пошел шепотом; не прошло двух-трех минут, жид воротился с подносом, на котором стояли две чары и фляга, покрытая мохом и плесенью… Он хотел налить чары, но Никитин шепнул что-то Васе, и тот остановил Леона.

— Постой, мистр Леон, — сказал Вася. — Я раздумал! Хотя мне, по-твоему, и пора жениться, да все же у родительницы спроситься надо. Подарок твой я принимаю, — и с этими словами Вася схватил флягу. — А выпью завтра, если княгиня позволит!

— Нет, уж этого я не позволю, пей здесь, а в теремах вина пить не приходится…

— Пьют же другие, когда про ересь рассказывают. Ничего, и мы выпьем…

— Не выпьешь!.. — Жид схватил со стола нож, ударил по бутылке и разбил ее вдребезги — влага разбрызнулась и залила платье Васе и Никитину. В руках князя торчало только горлышко… Этот поступок жида поднял на ноги все общество…

— Эге! — сказал Никитин. — Видно, вино твое было точно заветное!

— Эх, — прибавил Вася. — Не искусен же ты, мистр Леон, кабалой своей только дураков морочишь; видно, греческая мудрость почище жидовской… Теперь, кажется, беседа у нас не сладится… Разойдемся лучше, добрые люди, и мистру Леону мы в тягость, его так и тянет в дом Меотаки. Он там хозяина заветным вином уже потчевал. Нет ли еще фляги?

Многие гости столпились около князя, другие окружили Курицына — все перешептывались…

— Сражение кончено! — наконец сказал Вася. — Дело идет к утру, светает; довольно потешились. Прощай, мистр Леон, авось успеешь Андрея Фомича поздравить; верно, у них пир еще не кончился…

— Прощай!..

Князь, Никитин, Ласкир и многие гости ушли, их никто не провожал; мистр Леон совершенно растерялся, он искоса бешено поглядывал на своих сообщников, которые стояли недвижной группой, повеся головы…

— Притча! — наконец сказал Курицын. — Спасти нас может одна Елена. Надо действовать быстро — иначе мы погибли…

— Но как этот щенок, — спросил Максимов, — мог попасть сюда, каким образом мог узнать все!

— Как, что? Теперь не время об этом думать. Мы на краю бездны — надо думать, как вывернуться из беды. Иван, ты должен сейчас идти в терема, разбудить татарку, но лучше пойдем, я тебе скажу мысль мою дорогой; нас тут много, и, я вижу, тайны у нас плохо держатся. Скоро самого себя надо будет бояться… Пойдем, Иван.

— Куда, злодеи? — спросил мистр Леон, схватив за грудь Курицына. — Воры! Зою, отдайте мне Зою! Не для ваших происков, изверги гнусные, готовил я эту женщину, не для вас… Зою, Зою, Зою!

— Опомнись, мистр Леон! И тебе, и нам теперь не до Зои. Ты продал нас, ты впустил Холмского тайно в свою опочивальню и теперь хочешь обмануть нас припадком притворной страсти…

— Притворной! О, звери лютые! Вам все игрушка, кроме ваших крамол и козней.

— Мистр Леон! Мистр Леон! — кричал кто-то на крыльце…

— Еще! Что там случилось?

В комнату вбежал молодой Ласкир.

— Мистр Леон, — полушептал, полуговорил он, расстроенный. — Даю тебе слово за себя и за Холмского… Тайны твои умрут с нами, только спаси моего отца. Он смертельно захворал на свадьбе Палеолога…

— На свадьбе!.. Зоя вышла за Андрея…

— Сегодня ночью… Еще сидят за свадебным пиром, но мой бедный отец умирает в доме Меотаки, и домой не могли донести…

— В доме Меотаки?

— Мы встретили посланца; мистр Леон, клянусь за себя и за князя, мы не выдадим ни тебя, ни твоих сообщников, только спаси отца…

— Клянись! Но Холмский где?

— Он также в доме Меотаки, он поспешил к отцу, а я бросился сюда… Там он даст тебе свое княжье слово…

— Там! Там! В доме Меотаки! Они еще сидят за свадебным столом, еще… О, еще есть время!..

Жид исчез. Ласкир оглянулся: в комнате никого не было. Леон скоро вернулся в мантии и шапке…

— Пойдем, Ласкир, — сказал он с живостью, глаза его сверкали злобною радостью. — Пойдем в дом Меотаки!

V

ТРЕВОГА В ТЕРЕМАХ

В нижних теремах никто не спал, кроме грудных младенцев. Отсутствие князя Василия, небывалое, непонятное, приводило в отчаяние не только княгиню Авдотью Кирилловну, но и великокняжеских детей. Елена и Феодосий то и дело выбегали в передний покой и спрашивали у сонного прислужника, не вернулся ли Вася, — сходи, погляди. И прислужник, в душе проклиная Василия, отправлялся на мужское крыльцо, где то же беспокойство мучило молодого Василия, сына Иоаннова, и дворцового дворянина Стромилова. Он разослал всех, кого было можно, искать Василия, но и посланцы уже воротились с пустыми руками, а князя все еще не было. На другой половине, у Елены, также никто не спал; муж Елены стонал, покрытый шубами и одеялами; Елена, накинув душегрейку, хлопотала с любимой своей татаркой около мужа, ожидая мистра Леона, за которым поскакало немало гонцов. При всем том, как ни велика была тревога на обеих половинах, но все ходили на цыпочках, говорили шепотом, боясь, чтобы шум не достиг до верху и не разбудил Иоанна… Вдруг в теремных коридорах раздалось слово «пожар»… Тогда шепот обратился в громкий крик: «Где?».