Газета Завтра 616 (37 2005) - Газета Завтра Газета

Нет никаких ни юридических, ни моральных оправданий предательству власовцев, "казаков" и прочих изменников. Никакая ненависть к большевизму не может оправдать добровольное пребывание в рядах армии, прикрывавшей и осуществлявшей самые масштабные преступления против человечности в истории.

Все те, кто пытается их оправдать и героизировать, — либо малознакомые с историей и не очень грамотные люди, либо окончательно утратившие нравственные ориентиры и ценности персонажи…

ГЕРОИЧЕСКОЕ, ГЕРОЙ И ВРЕМЯ «ОНО»

ГЕРОИЧЕСКОЕ, ГЕРОЙ И ВРЕМЯ «ОНО»

Шамиль Султанов

Шамиль Султанов

ГЕРОИЧЕСКОЕ, ГЕРОЙ И ВРЕМЯ «ОНО»

В живой, циклической человеческой истории героическое почти всегда приобретало особый, почти мистический и даже магический смысл.

Герой, способный на подвиг, необычайное сверхусилие, совершающий нечто сверхъестественное, почти чудо, то, что явно не под силу обычному человеку явно или не явно, но постоянно противопоставлялся тривиальному существованию остального общества, профаническому бытию остальных людей. "Человек есть нечто, что должно превозмочь", — так подчеркивал Фридрих Ницше эту кардинальную противоположность между героем и профаническим в человеке. А за восемьсот лет до Ницше выдающийся интеллектуал Ислама Абу Хамид аль-Газали в таком преодолении видел не только внешний для индивидуума императив, а суть личностного существования: "Смысл счастья — преодоление себя, насколько это возможно, пусть ступени совершенства и неисчислимы".

I

В мире временном, сущность которого — тлен,

Не сдавайся вещам несущественным в плен,

Сущим в мире считай только дух вездесущий,

Чуждый всяких вещественных перемен.

Омар ХАЙЯМ

Героическое не одномерно, не плоско, не одномоментно и не случайно: героическое целостно и тотально по своей сути. Во внезапной, казалось бы, вспышке оптимистической трагедии соединяются, превращаясь в Героическое, нечто бесконечно глубинное в личности, космические отблески социального, иллюзорная уникальность культурного измерения, туманная интимность невыразимой веры, обволакивающая трансцендентность сакрального. В героическом происходит прямое, бескомпромиссное, но и предельно уважительное столкновение человеческого духа со смертью, когда дух прорывается сквозь свет и тень всемогущей смерти. И именно тогда великая смерть вдруг оказывается решающим испытанием, подготовкой к которому, собственно, и являлась вся предшествующая жизнь человека.

"Человеческое, слишком человеческое" . Поэтому-то наиболее драматично героическое проявляется в момент прямого столкновения духа с процессом смерти как разрушением, преодолении, казалось бы, беспредельной физической боли, мучительного и катастрофического телесного уничтожения.

Легендарный римлянин Муций Сцевола держал свою правую руку в пылающем костре, когда говорил с вождем захватчиков, вторгшихся на его Родину. Он не только показывал свое презрение к физической боли, не только демонстрировал врагам волю и отвагу воина, силу настоящего мужчины. Когда с тошнотворным запахом горела его плоть, он начал постепенно исчезать, трансформируясь под холодным внимательным взглядом смерти в само мужество героического, превращаясь в сам дух героического. Муций Сцевола стал символом искренней любви к Родине, стал примером для подражания не только своему народу, но и другим народам, не только своим сверстникам, но и всем будущим настоящим мужчинам.

...Даже во времена Калигулы и Нерона народ Рима не забывал о Муции Сцеволе...

По прошествии некоего времени официозная апологетика может кардинально изменить образ героического. Однако суть его остается неизменной. Ведь в героическом важна не сиюминутная эффективность, а прежде всего некий необычный личностный энергетический порыв "в данном месте и в данное время". Советский солдат Александр Матросов закрыл собой амбразуру. Может быть, для его подразделения этот героический поступок не стал решающим фактором для выполнения непосредственной боевой задачи. Но для Советской Армии героическое в подвиге Матросова было несомненным. Еще более существенным для всего развивающегося советского социума было то, что Это сделал бывший детдомовец, воспитанный героическим советским народом.

Героическое — это не только физическое, но и нравственное сверхусилие. Платон приводит следующий исторический факт. Воин-эллин в окруженном врагами городе оказывается перед трагической дилеммой: он может спасти либо свою мать, либо любимую девушку. Только одного близкого человека. И та, и другая любимы им. И та, и другая с мольбой просят его о помощи. На самом деле герой не выбирает, ибо любой выбор — это всегда только иллюзия свободы. Воин спасает мать, мужественно и с предельной ответственностью выполняя свой долг перед традицией.

Но нравственность героического имеет и более глобальный, универсальный социальный контекст.

"Не может быть социализма, пока на Земле остается хоть один голодный ребенок" , — это слова Эрнесто Че Гевары. Команданте был убежден, что когда в далеких холодных горах страдают и умирают от голода безвестные боливийские дети, а мир не видит, и что еще хуже, не хочет видеть их последних слез, говорить о социализме на Кубе, в Советском Союзе, Китае — это бесконечно гнусное, порочное, все более зловещее лицемерие, переходящее в прямое предательство. Че покинул своих маленьких детей, догадываясь, что больше их никогда не увидит. Он оставил высокие правительственные посты на Кубе и уехал в Боливию простым партизаном, возможно, осознавая, что шансов на победоносную революцию в этой стране не так уж и много. Но для космического мышления настоящей личности нравственная самодостаточность всегда выше какой бы то ни было прагматической, сиюминутной результативности.

Героическое — это и глубинная тонкость интеллектуальной интуиции, которая порождает тотальную ответственность даже жестокой на первый взгляд стратегии. Так получалось, что в древнем Китае несколько раз открывали секрет военного использования пороха. Гордые изобретатели приходили во дворец, тщеславно надеясь на славу и награды. Но высшая элита Китая раз за разом отказывалась использовать порох в боевых целях. Появление огнестрельного оружия, стирая у личности и в обществе противоположность между трусостью и мужеством, доблестью и подлостью, рано или поздно должно было породить мир невиданной безнравственности, ведущей к деградации и катастрофе. И безвестным изобретателям пороха, в назидание другим безответственным умникам, безжалостно и прилюдно ломали позвоночники.

…Но в конце концов португальцы украли секрет пороха и вывезли его в Европу. Вот тогда и началась уже другая история...

Но, возможно, тончайшая суть героического особо проявляется тогда, когда верующий, несмотря ни на какие внешние обстоятельства, неуклонно находится на своем внутреннем, неповторимом пути к Богу или, точнее, постепенно превращается в того, через которого начинает проходить Путь.

Четвертый праведный халиф Али был одним из наиболее великих и успешных полководцев Ислама, который всегда показывал пример личного мужества и отваги. Однажды на поле битвы он столкнулся со своим давнишним и достойным противником, с которым у него были еще старые счета. Бой был упорным, и наконец Али выбил у своего противника оружие и поднял свой меч, чтобы поразить его. В этот момент его враг исхитрился и плюнул на него. Буквально тут же Али вложил меч в ножны. Удивленный противник спросил его: "Почему ты меня не убиваешь?" На что Али сказал то, что до сих пор является мистическим призывом ко всем, сохраняющим способность размышлять для укрепления своей веры: "Я воевал с тобой ради Аллаха. Я победил тебя ради Аллаха. Я хотел поразить тебя ради Аллаха. Но ты плюнул на меня и задел мое ложное Я. И если я тебя сейчас убью, то убью ради этого ложного Я. Нет, я не буду делать этого. Вставай и уходи".

Герой как пример для подражания является таковым не только в социальном поле, в социальном контексте. Пример героического особенно важен в сакральном смысле. Путь сознательного отрицания профанического, путь в духовное бессмертие, путь к Всевышнему всегда требует такого личностного сверхусилия, такой героики, когда само героическое оказывается органичным, естественным, как вдох и выдох.

Ярким свидетельством сакральности героического является глубочайшая убежденность Традиции, что герой, способный на сверхусилие, облагодетельствован Всевышним. То, что совершает герой, есть действительное чудо, в котором отражается сакральное благо, несущее в себе намерение Бога.