Рыцари Нового Света - Андрей Кофман

В том же духе конкисту интерпретировал литературный противник Ломоносова Сумароков в стихотворении «О Америке» (1759):

Коснулись европейцы суши,Куда их наглость привела,Хотят очистить смертных души,И поражают их тела.

В 1778 г. на русский был переведен упоминавшийся роман Мармонтеля, и широкой известностью в России пользовался труд Рейналя — о нем, в частности, упоминает Радищев, затронувший тему порабощения Америки в «Путешествии из Петербурга в Москву». В начале XIX в. эту тему подхватил Гнедич, член «Вольного общества», который еще в юности написал драму об Испании, где представил «гишпанцев» воплощением «суеверия и бешенства». В стихотворении «Перуанец к испанцу» (1805) эта трактовка переносится уже на конкисту:

На безоружных, на спящих нас напал,Не славы победить, ты злата лишь алкал;Но страсть грабителя личиной покрывая,Лил кровь, нам своего ты бога прославляя.

Как видно, во всех случаях конкиста понимается исключительно как разрушение, грабеж, вандализм, религиозное лицемерие. Эта трактовка так и передавалась по эстафете российскими вольнодумцами — от просветителей декабристам, затем народовольцам, социалистам, марксистам…

Допрос под пыткой

А в Советской России «черная» легенда была освящена и утверждена официальной идеологией, которая, будучи идеологией тоталитарной, не терпела иных мнений. За что же так невзлюбила советская власть конкистадоров? Вроде бы люди и дела давно минувших дней… Причин тут несколько. Главная из них — суждения К. Маркса и Ф. Энгельса: их труды в Советском Союзе воспринимались как истина в последней инстанции и не подлежали критике. Классики марксизма-ленинизма живо интересовались испанским завоеванием Америки и много писали о нем; они глубоко проанализировали экономический аспект конкисты и убедительно доказали, что именно в эпоху «первоначального накопления капитала» и колониальных захватов окончательно сформировался капиталистический строй и начал складываться мировой экономический рынок. Главной целью основателей научного коммунизма было доказать, что капитализм с пеленок носил грабительский характер, чем и обосновывалась необходимость заменить его справедливым общественным строем; и потому в конкисте ничего иного, кроме ограбления, они не видели и видеть не хотели. «Разбой и грабеж — единственная цель искателей приключений в Америке… Донесения Колумба характеризуют его самого как пирата», — писал Маркс. В советской историографии такого рода оценки воплотились в устойчивые характеристики: конкистадоров называют не иначе как «разбойниками», «бандитами», «грабителями», к которым накрепко приросли определения «алчные» и «жадные». Также Маркс и Энгельс с гневом говорили об уничтожении индейцев и туземных культур. Отсюда — еще одна гроздь убийственных характеристик: «варварство», «невежественность», «жестокость», «кровожадность».

Следует напомнить, что одним из жупелов советской идеологии был антиколониализм (хотя Советский Союз сам фактически являлся крупнейшей колониальной империей). В советском идеологическом лексиконе «колониализм» был одним из самых ругательных слов — наравне с «империализмом». А поскольку Испания открыла эпоху колониализма и в течение трехсот лет оставалась крупнейшей в мире колониальной державой, деятельность испанцев в Новом Свете в советской историографии оценивалась исключительно негативно. К тому же советские люди всегда выражали «солидарность с борьбой народов против колониального ига» (еще один лозунг), а Испания в своих колониях жестоко пресекала любые претензии на самостоятельность — чем нисколько не отличалась от прочих колониальных держав.

Что касается христианизации, то понятно, как к ней относились основоположники научного атеизма. Они считали, что деятельность священнослужителей была лишь ширмой, скрывающей истинные цели испанцев, а также средством духовного закабаления коренных жителей Америки. Поэтому в советском варианте «черной» легенды (в отличие от латиноамериканского) рисовались образы лживых, алчных, циничных, невежественных священников, которые сознательно обманывали индейцев.

Когда дело касалось основ «единственно верного учения», советская историография и беллетристика впадала в резкий оценочный, обличительный и публицистический тон. К тому же по отношению к конкисте и конкистадорам тут было у кого поучиться и на кого сослаться. Для примера автор позволил себе выписать из нескольких книг ряд эпитетов и выражений, относящихся к испанским завоевателям Америки: «воры», «грабители», «разбойники с большой дороги», «подонки», «головорезы», «изуверы», «алчная банда ненасытных конкистадоров», «разнузданная конкистадорская братия», «все они похожи друг на друга, как волки из одной стаи», «дьяволы во плоти». Подобного рода характеристики кочевали из книги в книгу — и нет ничего удивительного в том, что само слово «конкистадор» стало чуть ли не ругательством, синонимом слова «бандит».

На золотых приисках. Тех, кто плохо работал, ждало суровое наказание

Удивительно другое. Рухнула казавшаяся незыблемой идеология со всеми ее мифами; развалилась советская империя; в гуманитарных науках, в том числе и в исторической, произошла коренная переоценка ценностей и перетряска научного аппарата — а «черная» легенда как жила себе, так и здравствует, о чем свидетельствует ряд книг на русском языке, вышедших на рубеже тысячелетий. И все же многое изменилось и в этой области — появилось несколько проблемных статей, предлагающих трезвую и объективную оценку событий и деятелей эпохи конкисты. Но самым мощным противовесом «черной» легенде в России стал изданный в 1985 г. первый том «Истории литератур Латинской Америки» под редакцией В. Земскова (он же — автор большинства глав). И не случайно таким противовесом явился вовсе не исторический, а литературоведческий труд: именно изучение хроник конкисты как художественно-документальных произведений позволило глубоко понять духовную составляющую испанского завоевания Америки.

Состав обвинения

О сложном неоднозначном характере испанского завоевания Америки уже говорилось, и многое еще будет прояснено в главе о юридических основаниях конкисты. Главной мишенью обличителей стали непосредственные вершители конкисты. Духовному складу этих людей будет посвящена следующая глава, которая, надеется автор, многое сможет поставить на место. Сейчас же рассмотрим некоторые самые общие обвинения.

В публицистическом запале адепты «черной» легенды невольно, а чаще вполне сознательно внушали, будто конкистадоры были человеческим отребьем, худшими представителями нации. В советской литературе об испанском завоевании Америки постоянно встречается расхожая фраза: «из Испании в Новый Свет хлынули авантюристы, подонки и преступники всех мастей». На самом деле такие представления не имеют ничего общего с исторической истиной и основываются на превратно интерпретированных фактах. Действительно, когда возникли трудности с набором экипажа для первой экспедиции Колумба (многим морякам задуманное предприятие казалось гибельным), 30 апреля 1492 г. королевская чета подписала указ об отсрочке разбора гражданских и уголовных дел, возбужденных против тех, кто давал согласие отправиться в экспедицию. Так в составе экспедиции оказались четверо помилованных преступников. С целью привлечь колонистов в Новый Свет (пока что не суливший золотые горы) Изабелла и Фердинанд в 1497 г. повторили и конкретизировали этот указ: «…Все лица мужеского пола, повинные в убийстве, нанесении телесных повреждений и в любых других преступлениях, за исключением ереси, да будут помилованы с тем условием, что они отправятся на остров Эспаньолу: приговоренные к смертной казни — на два года, а приговоренные к отсекновению части тела — на год». На этом основании делается вывод, будто «Америка с самого начала превратилась в прибежище для преступников».

Однако то было на ранних этапах колонизации. Когда же поток колонистов возрос, монархи в апреле 1505 г. отменили этот указ и приняли ряд жестких ограничений. Отныне любой пожелавший отправиться за океан был обязан подать прошение в Торговую Палату, позже преобразованную в Королевский Совет по делам Индий, пройти рассмотрение своего дела, иногда собеседование и получить разрешение властей. Строжайше запрещался въезд в заокеанские колонии преступникам, людям находившимся под следствием, испанским крещеным евреям и арабам, а также иностранцам, которые могли отправиться в Индии лишь по специальному разрешению короля.

Запрет на выезд в Америку евреям и арабам был продиктован заботой о чистоте веры в испанских колониях. Там и без того языческой ереси хватало. Иностранцы не допускались в Индии, поскольку, как свидетельствует хронист, по убеждению Изабеллы, «никто, кроме ее собственных подданных, не станет лучше подчиняться ей и исполнять ее приказы». Что же касается преступников и подследственных, то в их отношении власти руководствовались также вполне практическими соображениями: лихие люди, смутьяны, склонные к неподчинению законам, в любое время могли создать угрозу мятежа. И особенно бунтовщики были опасны вдалеке от метрополии, там, где власть еще толком не устоялась, где неосвоенных неподнадзорных территорий хватило бы на то, чтобы укрыть сколько угодно мятежных отрядов и целых армий. Впрочем, как показали события XVI в., вроде бы благонадежные и проверенные люди сумели доставить властям немало головной боли своими смутами и междоусобицами.