ВВП. Краткая история, рассказанная с пиететом - Дайана Койл

Вот это и были последствия роста ВВП.

Так что же случилось в конце 1960-х годов? Почему это десятилетие завершилось столкновениями студентов, бросавших камни и самодельные коктейли Молотова в полицию, забастовками рабочих и ажиотажным спросом на продовольствие среди населения?

Как это часто бывает, причины бед кроются в природе предыдущих достижений. В некотором смысле, мир объелся экономического роста. Инструменты управления спросом стали выглядеть слишком зазывно, и их стали применять для стимулирования экономики всякий раз, когда надвигался экономический спад. Снижение процентных ставок и дополнительные бюджетные расходы (или снижение налогов) стали привычными средствами для смягчения спадов и поддержания занятости на высоком уровне. Политики и чиновники представляли себе экономику в качестве механического аппарата, сродни машине Филлипса, которую экономист построил, чтобы на физической модели отразить кругооборот дохода в системе национальных счетов (см. гл. I наст. изд.). Мощный послевоенный рост, казалось бы, подтверждал их выводы; однако они не учли, что показатель ВВП по определению должен повышаться, по крайней мере в краткосрочном периоде, под действием этих рычагов экономической политики. Определение ВВП было построено в соответствии с моделью работы экономики, описанной Кейнсом. А вместе с тем – уж такова человеческая природа и устройство политики – инструменты управления макроэкономикой гораздо реже применялись с обратной целью, чтобы сдержать экономический подъем, зато их сразу же доставали при первых же признаках экономического кризиса. Люди все больше привыкали к экономическому росту и отвыкли от мысли, что могут остаться без работы. Они ожидали ежегодного повышения зарплаты, и эти ожидания только укрепились, когда инфляция начала расти. В странах и отраслях экономики с сильным профсоюзным влиянием, объединения работников действовали в соответствии со своими задачами, а именно: требовали повышения оплаты труда для своих членов. В некоторых странах, в том числе Великобритании, начались яростные схватки между профсоюзами, с одной стороны, и правительством и работодателями – с другой. Ожесточенные забастовки приводили к нехватке продовольствия (включая хлеб, когда работу прекращали хлебопекарни), горам мусора на улицах и частым отключениям электроэнергии. До тех пор, пока экономика чувствовала себя уверенно, у работодателей не было серьезных причин отказывать в повышении зарплат, поскольку они могли переложить более высокие затраты на рабочую силу посредством повышения цен на своих потребителей, что влекло за собой новые требования повышения заработной платы. Цепочка положительных обратных связей, связывавшая уверенность среди экономических агентов, инвестиционный спрос и рост ВВП, превратилась в порочный круг зарплатных ожиданий и цен, низкого роста или даже рецессии. Повышение цен на нефть, объявленное ОПЕК после арабо-израильского конфликта 1973 г., тоже подстегнуло цены на различные товары и еще больше накалило стагфляцию. Формула сложных процентов подразумевает, что эффект от замедления средних темпов роста быстро накапливается. Если ВВП растет на 4 % в год (темпы роста в США в 1960-х годах), то его удвоение произойдет через 17 лет; если на 3 % в год, то через 24 года; если на 2 %, то лишь через 35 лет. Следовательно, если среднегодовые темпы роста замедляются на один процентный пункт, как это произошло в 1970-х годах, эффект быстро дает о себе знать.

Необычайно резкий разворот экономической ситуации в западных демократических странах можно выразить с помощью статистического соотношения, называемого экономистами кривой Филлипса – в честь открывшего его Уильяма Филлипса. Помимо изобретения своей знаменитой машины, он был автором следующего статистического наблюдения: в Великобритании в период с 1861 по 1957 г. существовала обратная зависимость между инфляцией и безработицей[57]. Этот эмпирический факт, как оказалось, был справедлив и для других стран. Стали думать, что это твердый экономический закон, который политики могут использовать также гладко, как закон мультипликатора расходов при определении политики бюджетных трат и налогообложения. Казалось, что всегда можно выбрать желаемое сочетание безработицы и инфляции. Многие правительства, особенно в преддверии выборов, естественно, отдавали предпочтение чуть большей инфляции, но зато более низкой безработице. Хотя инфляция не приносит избирателям ничего хорошего, поскольку она снижает их покупательную способность, создание дополнительных рабочих мест ценой небольшого прироста инфляции манит слишком сильно. Проблема заключалась в том, что, как только правительство начинало выбирать одну из двух альтернатив – инфляцию или безработицу, издержки выбора начинали расти. К концу 1970-х годов экономисты пришли к выводу, что единственным долгосрочным результатом манипуляций с кривой Филлипса является более высокая инфляция, тогда как безработица в конце концов повышается до первоначального уровня. Они заключили, что существует некий «естественный» уровень безработицы, который зависит от того, насколько у предприятий велики стимулы для найма большего числа работников[58]. Любая попытка опустить безработицу ниже этого уровня посредством дефицита бюджета приведет к росту инфляции.

Плачевный экономический опыт 1970-х годов привел к революции не только в экономической мысли, но и в экономической политике. Среди специалистов по экономической теории доверие к простым кейнсианским инструментам управления спросом, вроде дефицита бюджета, было утрачено. Теперь среди экономистов утвердился новый консенсус: правительство должно сосредоточить усилия на создании благоприятной атмосферы для ведения бизнеса, т. е. обеспечить низкие и устойчивые налоги, освободить от регулирования рынок труда, пойти на приватизацию некогда государственных корпораций (Великобритания была первой страной, пошедшей по этому пути, а за ней последовали и другие). А кроме того, необходимо держать в узде инфляцию, а для этого центральный банк должен ограничивать темпы роста предложения денег. Но новый консенсус устоялся не сразу. В 1970-е годы среди профессиональных экономистов отсутствовало согласие по вопросам макроэкономической политики. В 1975 г. инфляция в Великобритании составляла 24 %, а темпы роста реального ВВП равнялись нулю; наряду с этим дефицит платежного баланса разросся настолько, что в следующем году МВФ пришлось оказывать стране финансовую помощь, точно такую же, как на наших глазах получили Греция и Исландия. Впервые в истории одна из ведущих промышленно развитых стран мира вынуждена была обращаться за помощью к финансовым институтам. В США ситуация была лишь немногим лучше, поскольку уже целое десятилетие американское правительство было вынуждено тратить гигантские средства на ведение войны во Вьетнаме и на гонку вооружений с Советским Союзом. В 1975 г. ВВП США сократился, в то время как уровень инфляции превысил 10 %. Почти во всех странах – членах ОЭСР возникла стагфляция, и впервые за два или три десятилетия экономисты оказались в растерянности, не имея надежных ответов.

Коммунистический блок

Каждая эпоха полна политических противоречий, но иногда по прошествии времени трудно бывает понять, в чем же они заключались. В ноябре 1989 г. Берлинская стена пала. Это событие стало символом внезапного, непредвиденного и полного краха коммунизма и его системы экономического планирования. Для нас это факт из прошлого, и сегодня может казаться, что такой исход был неизбежен. Но до того как это произошло, все выглядело иначе – никто не предвидел этого ни в 1979, ни в 1981 г., когда Маргарет Тэтчер и Рональд Рейган одержали победу на выборах, ни уж тем более в 1970-е годы. В 1970 г. мир уже знал о преступлениях Сталина против своего народа, но о преступлениях Мао Цзэдуна еще не было известно. Что касается экономики, то даже эксперты, работавшие в разведывательных органах над анализом статистики стран коммунистического блока, не представляли, насколько сфальсифицированы имеющиеся у них данные о выпуске. Махинации с цифрами пронизывали все уровни экономики. Отдельные фабрики получали задания по выпуску от планирующих министерств. Эти задания были выражены количественно – столько-то штук телевизоров и пар обуви – и даже в килограммах и тоннах. Планы такого рода было легко выполнить. Неважно, что это будет за обувь, будет ли она прочной, удобной, подходить по размеру большинству людей или модно выглядеть. Неважно, сломается ли телевизор через шесть недель или у него будет постоянно отваливаться задняя панель. Поэтому при высоких инвестициях в тяжелую промышленность, военную отрасль и всякого рода престижные проекты, амбициозные экономические планы позволяли показывать впечатляющий рост выпуска. Для его измерения использовался не ВВП, а национальный доход (на момент распада СССР он составлял три четверти ВВП).