Имя - Война - Райдо Витич

— Суки! — выплюнул за него Васечкин, и Дроздов не удержался, кивнул согласно, хоть сказал бы грубее и жестче.

Николай нехотя дожевывал хлеб и спросил:

— Кого-нибудь своих встречали?

— Нет. Чуть в плен не попали. Еле ноги унесли.

— А девушку не видели, не пробегала здесь?

— Нет, — переглянулись.

— Кто такая?

— Попутчица наша. Невысокая, коса с кулак, светлая. Черная юбка, полосатая кофта.

— Не-а, — заверил Васулмян. — Не видели.

— Н-да, — расстроился мужчина. — А в деревне? — посмотрел на Буслаева.

— Да кого ж там увидишь? Темень. Да и не шастал я особо, чего зазря нарываться на пулю?

— Ну, да… Уходить отсюда надо. Делаем марш-бросок на северо-восток. Отдыхать будем утром. Приказ ясен? Вперед, — постановил.

Бойцы нехотя поднялись и отряд двинулся в глубь леса.

— Людям отдохнуть надо, — тихо сказал Дроздов Санину.

— Знаю, но здесь оставаться опасно.

— Разобьем лагерь подальше. Все с ног валятся.

— Ладно. Отойдем и пару часов отдохнем.

Так и сделали. Часового выставили, со сменой через час и растянулись в кустах. Глаза сами закрылись. Минута — все вповалку спали. Николай только ворочался, за Лену переживал. Где она, как? Только адрес в Москве знает… Ничего, все закончится и он придет к ней. Она будет дома, живая, здоровая. У нее все будет хорошо. Таких не убивают, таких нельзя убивать… Неправильно…

— Hans, komm curuk! — раздалось над ухом.

Лена открыла глаза и увидела в метре от себя здоровенного рыжего немца, что беззастенчиво мочился на дерево и скалился ей. Девушке показалось, что она примерзла к земле. Может все это сниться? Может?…

А фашист уже шагнул к ней и, схватив за ногу, потянул из зарослей.

— Нет!! — забилась, пнула его, попыталась вывернуться, зацепиться за ветки, не понимая, что он хочет, но подозревая, что ничего хорошего. Рыжий заржал, зажал своими ногами ее ноги, опустившись на колени и склонился, положив лапищу на грудь.

— У-тю-тю.

От ужаса у Лены в глазах потемнело. Рука нащупала обломок ветки и сжала ее в кулак. И в тот момент, когда рыжий рванул с девушки кофту, она не думая, воткнула палку ему в глаз. Острый конец вошел в тело как в масло, брызнула кровь. Немец взревел, попытался вытащить ветку и одновременно ударить девушку, но захрипел, завалился на бок, придавливая Лене ноги.

Она взвыла от страха и омерзения, от тошнотворного запаха фрица, его крови, что попала на нее, рук, что смели ее коснуться, от мысли, что убила. Она барахталась, пытаясь избавиться от его туши, и сдерживала позыв к рвоте. Немец тяжелый оказался, да еще вцепился в юбку рукой, не отодрать. А рядом уже слышались шаги и голос:

— Adolf, was ist los? Wo steckst du?

И она поняла, если еще один коснется ее — она умрет. Так лучше сейчас, как сказал Николай "с умом", честь не замаранной сохранив и хоть одного врага с собой забрав.

Взгляд упал на валяющийся в метре от нее винтовку фрица, и дрожащая рука потянулась за оружием.

— Товарищ лейтенант, — толкнул его Васулмян. — Там шум какой-то, вроде фрицы кудахтали, — сообщил шепотом и указал рукой куда-то влево.

Николай тряхнул головой, поднимаясь и пытаясь избавиться от дурмана сна, и сообразить: где, кто, что делать. И вдруг услышал женский крик. «Нет» — отчаянное, истеричное, пронеслось и смолкло.

С лейтенанта мигом сон слетел. Он мог поклясться — Лена. И рванул на звук, вытаскивая трофейный нож из голенища. Саша жестами показал бойцам: залегли, и за ним.

Он подбежал вовремя. Мертвый немец не давал девушке выбраться и она все тянулась к оружию, а второй фриц уже видел ее и направлял ствол винтовки в ее сторону. Секунда и раздался бы выстрел.

Николай метнул нож в лоб фрица и кинулся к девушке. Солдат осел, завалившись на бок, а лейтенант рывком стащил с испуганной девчонки тушу убитого, подхватил ее и оружие. Саша обшарил второго, экспроприируя все годное, включая документы — позже посмотрят, кто здесь оккупировался. И бегом обратно.

На ходу подняли бойцов и в сторону трусцой. Притормозили только в пролеске, увидев, что дальше никак.

Впереди горело поле, за ним избы. В воздухе стоял запах пороха и горючего, хлопья от бумаг вздымались вверх — листовки сгорели. Над сельсоветом сдирали красный флаг. Слышался плач и треск автоматных очередей. Сквозь черный дым проглядывали мотоциклисты, автоматчики, методично обстреливающие дома и огороды, кося бегущих людей, детей, женщин, мужчин. В стороне, к амбару сгоняли солдат, кто рвался — отстреливали тут же.

Видимо, станица приняла бой, задерживая захватчиков. Но вот ее смяли и начали мстить: жечь, убивать.

Лена, не успевшая прийти в себя после недавнего ужаса, оказалась в новом кошмаре и больше ничего не понимала, потерялась и будто забыла себя. Николай прижимал ее к земле, а она не чувствовала — смотрела на расправу в деревне и сжимала в кулак траву и землю.

— Суки, — прошипел Васечкин.

Санин щурился, пытаясь оценить силы свои и врага, и все крепче сжимал ствол автомата в руке.

— Вермахт, второй мотопехотнной корпус, шестнадцатая армия, — прочел в документах убитого Дроздов. — Нагнали упырей.

— Суки, — опять выдал Васечкин. Буслаев шмыгнул носом, покосился на лейтенанта, а тот на друга:

— Нас пятеро…

— Шестеро, — заявила Лена и посмотрела на Колю так, что у того мурашки по коже пошли, паршиво на душе стало. Кончилось детство девочки, во вчерашнем дне осталось. И наивность синих глаз, теплота улыбки канули бесследно. Затравленность в глазах поселилась, ожесточенность в борьбе со страхом.

Санин зубы сжал так, что скулы побелели.

— А их — танковый полк, — кивнул Саша в сторону станицы. Мимо, по дороге, выползая из-за пригорка, шли танки.

— Один… пять… десять… еще ползут. Мать честная, — склонился до земли Васулмян. — Это ж куда против такой силищи?…

Николай, понимая, что переть впятером с одной гранатой и двумя автоматами без боезапаса, против мотопехоты и танков тупо, смотрел на своих, тех пленных, что сгоняли у амбара фрицы. Вот им помочь реально, заодно отвоевать оружие.

— Пленных выстраивают, видишь? — спросил у друга.

— Ну, — внимательно посмотрел в указанную сторону тот, пытаясь уловить ход мыслей Николая.

— К переезду поведут, по пригорку и мимо леса. Охрана наверняка небольшая. Видишь, гуляют как на плацу, хозяевами себя чувствуют…

— Угу? — зыркнул на него, сообразив, к чему тот ведет и что задумал. Улыбнулся задорно, отчаянно. — Двинулись.

— Осторожно, рысцой вдоль леса за пригорок и там залегли. Буслаев, Васечкин на ту сторону дороги перейдете, — проинструктировал солдат Санин. — Первого конвойного не бить, бить в середину. Патроны экономить. Оружие у убитых забрать. Уходим потом в лес за станицу, в сторону Барановичей.

Васечкин кивнул и получил от лейтенанта трофей — винтовку, которую забрали у убитого фрица:

— Огонь на поражение откроете после моего сигнала. В своих не попадите! И будьте готовы к рукопашной. Саня, нож забрал?

Мужчина без слов передал другу «тесак». Группа цепью двинулась вдоль леса к тому месту, где за бугром дорога делала поворот. Хорошее место: из-за возвышенности в станице не увидят, что происходит, а то, что из-за поворота могут появиться войска — ну что ж. Чему быть, того не миновать.

Буслаев и Васечкин перебрались на другую сторону и замерли в ожидании.

Остальные залегли в кустах, приготовили оружие и кулаки. Санин огляделся, приметив яму за молоденькой сосенкой, кивнул Лене:

— Посиди там, здесь жарко будет.

— Мне как раз согреться надо, — буркнула она неожиданное для него и для себя и улыбнулась так, как, наверное, улыбнулась бы щука, если бы умела.

Что-то потеряла она там, сначала под пулями и бомбами у поезда, потом при встрече с тем рыжим насильником. Его пятерня, коснувшаяся груди, жгла ей душу и ничего девушка не испытывала от мысли, что убила его, кроме какого-то злорадного удовлетворения.

Где-то на краю сознания она еще пыталась понять — нормально ли это, но эта Лена, уже отличающаяся от той, вчерашней, отодвигала все моральные изыскания в своей совести, откладывая разбор своей личности и черт характера на "после войны".

Сейчас было важно совсем другое.

Глаза холодно блеснули:

— Я с вами, — прозвучало безапелляционно и жестко.

— Говорю же, Пчела, — хмыкнул Саша.

— А ты Дрозд.

— Не кусайтесь, деточка.

— Отставить разговоры! — приказал Санин. Он прекрасно понимал раж готовых к нападению, и сам был на взводе. Ждал момента поквитаться. Счет к фрицам рос, а оплачивали его они пока очень медленно. — Скрябина, за сосну бегом и не высовываться. Это приказ! — процедил, давя взглядом сопротивление девушки.

— Нет…

— "Нет" родне дома скажешь, а здесь фронт и воинское подразделение! И вы, как боевая единица нашего отряда, обязаны подчиняться старшему по званию! Бегом! — рявкнул уже не сдерживаясь. После поговорят, после она посетует, он помолчит, выслушивая упреки. Все после — если оно будет.