Секретная миссия Рудольфа Гесса - Питер Пэдфилд

Разобравшись со Штрассером и убедив власти легализовать находившуюся под запретом нацистскую партию, Гитлер созвал массовый митинг движения, выбрав для его проведения место своего прошлого провала — пивную «Бюргербройкеллер». Наиболее влиятельные лидеры партийных фракций Людендорфф, Рем и Штрассер остались в стороне; аналогичным образом поступил и Альфред Розенберг. Свое поведение он объяснил Людеке тем, что знал, какой "братский поцелуй" приготовил Гитлер. Гитлер, конечно, знал о своей силе воздействия на массы. Скорее исполняя роль медиума, он верно угадывал подсознательные желания аудитории и своими словами усиливал их. Так случилось и на этот раз. К тому моменту, когда он сообщил переполненному залу «Бюргербройкеллер» о том, что возрождает партию и всем его сторонникам следует забыть былые ссоры и пожать друг другу руки, слушатели уже впали в массовый транс. Бывшие противники из разных фракций партии поднимались на сцену вместе, некоторые не в силах сдержать слезы восторга и умиления, и произносили клятву нерушимой верности. Эту сцену Людеке сравнил с митингом «возрожденцев».

С тех пор как Гесс был выпущен на свободу, Гитлер не оставлял мысли возобновить их дружбу, возникшую в застенке, и постоянно просил стать его секретарем на постоянной, оплачиваемой основе. К этому времени Хаусхофер, в свою очередь, уже предложил Гессу стать его ассистентом в институте геополитики Немецкой академии, пообещав карьеру с будущим профессорством. Гесс согласился, но в апреле передумал и принял предложение Гитлера. Это решение стало для него роковым; он отказался от обеспеченного положения с далеко идущими перспективами работы под началом человека, который был для него и другом, и уважаемым наставником, ради работы на лидера партии, раздираемой фракциями, в которой сохранилась лишь хилая прослойка политиков, зато не было недостатка в малообразованных ремесленниках, лавочниках и мелких чиновниках. Единственное, что объединяло Гесса с ними, — его «фронтовой» опыт и восторженное отношение к фюреру. Но принимая во внимание отношения с Гитлером и его веру, понимаешь, что иного выбора у Гесса не было; решение было инстинктивным, в то время как предварительные колебания — разумными.

Родителям, снова обосновавшимся в Александрии, свое решение Рудольф объяснил с рациональной точки зрения: в партии платили намного больше, чем в академии, сначала в два раза, а после финансовой реорганизации партии сумма эта возрастала еще существеннее. Его время принадлежало ему, следовательно, он сможет продолжить учебу. Правда, этому противоречил список его обязанностей: во многих случаях ему приходилось представлять Гитлера, принимать вместо него посетителей, просматривать корреспонденцию, разъезжать и выступать от его имени. Еще он не включил одно из важнейших занятий Гитлера того времени: завершение "Майн Кампф", работа над которой отнимала много времени и сил. Однако в письме имеются отрывки, содержащие намеки на действительную причину, побудившую Гесса сделать свой выбор: "Здесь я продолжу путь, по которому шел много лет… Фюрера я признаю Вождем". Далее он объяснял, что, поскольку принадлежал к движению с тех самых пор, когда оно насчитывало менее сотни членов, он знал его досконально: "Точно так же я знаю потаенные мысли фюрера, его отношение к каждому мало-мальски значимому вопросу, стереотип его поведения. Он знает меня; взаимная преданность до конца, полное взаимопонимание)".

Ссылаясь на свою ученость, он пишет далее, что его образование позволяет ему служить связующим звеном между образованными кругами и движением масс, вслед за чем делает интересное признание: он был более чем убежден в необходимости "зачастую неприятных средств и форм борьбы за психологию масс", чтобы не взяться за работу, от которой воздержались многие другие образованные люди, включая и Хаусхофера, хотя, конечно, никаких имен Гесс не называл. У него было предчувствие, что он сумеет оказать благоприятное во многих отношениях влияние "на ситуацию". В постскриптуме он добавляет, что фюрер непоколебимо верит в свое будущее и не только потому, что астрологи осенью того года предсказали ему восход его звезды.

Кроме разъездов для поднятия духа и веры, летом 1925 года Гесс и Гитлер много времени проводили в Баварских Альпах в Берхтесгадене. Они останавливались сначала в пансионе, а затем в отеле "Дойчес Хаус", где работали над "Майн Кампф". Гитлер в окружении богатых патронов, среди которых особенно выделялись женщины, вел праздный образ жизни, предаваясь лени, совсем как в ту пору, когда рисовал художественные открытки. Свои привычки он сохранит на всю жизнь: он поздно вставал, много говорил, но почти не мог слушать, приходил в беспокойство, если ничего экстравагантного не случалось, развлекался катанием на «Мерседесе», купленном им вскоре после выхода из Ландсберга, устраивал пикники у дороги, наслаждался сливочными тортами и сладким чаем или лимонадом в кафетериях, проявляя в своих поступках и одежде то, что Людеке называл "типично австрийской томной неряшливостью… всепоглощающей расхлябанностью". Поддерживать рабочую дисциплину, порядок и организованность для удержания вместе расколотых рядов партии вменялось в обязанность Гессу. Правда, и он едва ли мог служить образцом организованности. Тем не менее ему удалось заставить Гитлера закончить работу над "Майн Кампф", которая вышла в свет осенью того же года. Гесс учил фюрера жестикуляции, выражениям и фразеологическим оборотам в речах, готовил к встречам с важными «шишками», короче говоря, удовлетворял свое «я». Но каким бы самоотверженным, "внимательным и усердным", по словам его адъютанта Лейтгена, он не представлялся, "он не был человеком собранным". Более того, свидетельствует Лейтген, он был "пылким идеалистом, избегавшим реальности". Увы, такое сочетание личных качеств не было особенно удачным для высшего руководства политического движения, и вскоре раскольнические тенденции в партии возобновились.

Самый серьезный вызов снова бросил Штрассер. Дело было даже не в том, что он руководил северными группировками, все более раздражаясь по поводу усиления Гитлера в Мюнхене, а в том, что он и, в особенности, его брат Отто в названии партии наряду со словом «националистическая» настаивали на равноправном использовании слова «социалистическая». Гитлер был категорически против: в его представлении социализм перекликался с марксизмом, следовательно, имел отношение к евреям. Кроме того, собственный опыт неудавшегося путча, семинары в Ландсберге и пример Муссолини, вызывавший его восхищение, научили фюрера, что лучше обхаживать богатых и влиятельных на пути к власти, чем пытаться захватить ее силой. Так же, как фашистская партия Муссолини пришла к власти благодаря имущим классам Италии, боявшимся революции, так и он рассчитывал на финансовую поддержку со стороны богатых германских промышленников. Чтобы получить ее, ему, во-первых, было необходимо убедить их в том, что он положит конец большевистской угрозе, а еще лучше искоренит ее; во-вторых, сделать массовое движение пролетариата послушным своему руководству, иначе рабочие могут соблазниться на обещания большевиков. Решение было простым, как все гениальное. Чтобы не стало очевидным, что "социалистическая… рабочая партия" является на самом деле орудием большого бизнеса, в ход нужно было пустить грандиозный обман. Трюк, подобный политике правительства кайзера, проводимой в 1914 году, состоял в том, чтобы пробудить в душах граждан националистические, экспансионистские и милитаристские чувства и определить объект ненависти. Основы для этого были заложены в антисемитской литературе: "Протоколах сионских мудрецов" и лозунгах его речей о "ноябрьских предателях", подписавших "позорный договор", сковавший Германию "кандалами Версаля". Ему не пришлось менять свой стиль, он всегда был реакционным националистом; нужно было только сосредоточиться и подчистить идею, убедившись, что она не представляется опасной для промышленников, которых он намеревался задобрить, чтобы проложить себе дорогу к власти «легальными» средствами.