С третьей попытки - Николай Слободской
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Беспорядок в квартире – валявшийся на полу телевизор, пустой чемодан, вещи из которого были вывалены на диван, и так далее – не оставлял сомнений в том, что прикручивание жертвы к стулу не обошлось без некоторой борьбы и что бандиты подвергли временное жилище своей жертвы обыску, хоть и поверхностному, но не оставившему без внимания ни кухни, ни даже совмещенного с ванной туалета. По крайней мере, крышка сливного бачка была снята и валялась на полу. Тщательный обыск, проведенный уже милицией, не обнаружил в квартире никаких денег, ценностей, оружия, наркотиков и тому подобного. Не найдены были и отпечатки пальцев задержанных братков, с тоской ожидавших в райотделе своей участи, – подтверждая репутацию профессионалов, они не поленились воспользоваться перчатками. Однако и в этом их ждал удар с неожиданной стороны – на долларах, изъятых у старшого (и даже на тех двух сотнях, которые ему пришлось отдать шоферу фургона), обнаружились отпечатки, принадлежащие покойному Мунтяну. Как видно, черная полоса, в которую угодили бандюги, и не думала заканчиваться.
Собственно говоря, следствие по делу об убийстве иностранного подданного (гостя нашего города, как именуют таких личностей в газетах) можно было считать законченным. Тяжкое преступление было раскрыто по горячим следам в рекордно короткий срок, и дело – после уточнения некоторых деталей и оформления необходимых документов – можно было хоть завтра передавать в суд. Как бы ни отрицали подозреваемые свою причастность к смерти Мунтяну, это ничем не могло им помочь. Суду и не требовались их признания. Всё было очевидно, ясно как на ладони, и приговор – в соответствии со степенью участия каждого из пойманной троицы – был уже фактически предрешен. Милиционеры могли праздновать очередную победу над растущей преступностью, а бдительный сержант мог справедливо рассчитывать на похвалу начальства и повышение по службе.
Если бы этот – рядовой в условиях большого города – криминальный эпизод так и закончился: труп погибшего Мунтяну в запаянном гробу или в виде урны с прахом отправили бы на родину, бандюги пошли бы на кичу, а сержант стал бы старшим сержантом, я бы, наверняка, никогда и не услышал о нем. С какой стати он стал бы предметом досужего любопытства? Что в нем такого примечательного? И, как я уже говорил, никакой нашей истории из жизни просто не появилось бы на свет. Однако очень быстро возник в этом деле ничем не предвещаемый поворот, заставивший следователей взглянуть на события с совершенно иной точки зрения. (Хотя я ничуть не сомневаюсь, что проницательный читатель ожидал этого поворота с самого начала сей главки, а сопоставив национальность погибшего и фамилию невесты, окончательно убедился в безошибочности своих предположений).
Угрюмо молчавшие и вяло отнекивающиеся поначалу соучастники убийства, достаточно быстро поняли, что такая отработанная и нередко успешная стратегия поведения в данном случае не может принести им никаких выгод. Следователям и так всё было преподнесено на блюдечке – ни в каких добровольных признаниях в обмен на обещания учесть их при формулировании обвинительного заключения они не нуждались. И наиболее, видимо, смышленый из этой троицы, а потому и запевший первым, старшой попытался найти иные пути, дающие надежду на смягчение будущего приговора.
– Да мы ведь не хотели его кончать, – начал он гнуть свою новую линию, дающую, как ему казалось, хоть какую-то перспективу в создавшихся условиях. Для этого ему пришлось предварительно признать, что в указанной квартире они были, жильца оной связали, найденные в квартире полторы тысячи зеленых и тощую пачечку рублей забрали, после чего стали допрашивать этого гада, слегка его придушивая и затем возобновляя доступ кислорода. Ясно было, что, отступив с исходной позиции я тут ни при чем и ничего об этом не знаю, которую уже невозможно было отстаивать, он пытается найти какую-то другую линию защиты:
– Это же нечаянно вышло, что он вдруг затих... и готов. Здоровый на вид мужик... Не собирались мы до этого доводить. Можно сказать, несчастный случай (на производстве – ехидно добавил записывающий его слова в протокол милиционер)... Кто ж знал, что так выйдет. Не надо было ему молчать – ясно ж было, что не поможет это. Вот и доупрямился... Ну, конечно, и мы перестарались. По неопытности... В первый раз ведь...
– Ну да, ну да, – криво усмехнулся допрашивающий. – Ты, Крендель, новичок в таких делах. Кто ж этого не знает? Ладно. Ты эту лирику до суда побереги – может, адвокат и воспользуется. А ты вот что скажи: чего вы от него добивались? О чем он молчал-то?
– А то вы сами не знаете? – хмуро отбрехнулся старшой. – Не о чем тут говорить.
– Э, нет! Так не пойдет! Начал объяснять, почему так вышло, – вот и растолкуй всё до конца, чтобы и нам ясно было.
– Вы ж знаете, что это за тип – чего еще объяснять?
– Погоди. Какой тип? О ком ты?
– О ком, о ком – о жмурике этом. Вы что ж, в самом деле, думаете, что он молдаван?
– Та-ак... И кто он, если не молдаванин?
Озадаченный и уже не уверенный в правильности избранной линии защиты Крендель помолчал, помычал что-то себе под нос, но загнав сам себя в тупик, не нашел другого выхода:
– Пескарь это. Хоть кого спросите. Он. Который в прошлом году с чужими денежками смылся. Хоть и говорили, что он помер, а он – вот он. Но теперь уж точно – помер.
7
После столь радикального превращения иностранного подданного в хорошо известного городской милиции Пескаря и после того, как следователи связались с тем райотделом, в котором было возбуждено, а потом закрыто первое дело об убийстве В.Чебакова, а новое дело забрали в городскую прокуратуру, на