Старшина Империи. Часть вторая - Александр Четвертнов

чём не нуждаться, именно поэтому я не получил ни стерлинга, ни пенса за свою службу, перенаправив все средства вам двоим. Вспомните, мы пошли на это для исполнения мечты, одной на нас двоих, и теперь вы сообщаете мне, что не готовы больше ждать, устали, и встретили другого.

Кэтрин, хочу напомнить, что вы всё ещё миссис Торп, моя супруга, и я надеюсь на вашу разумность и добродетель, что вы не допустите лишнего в общении с тем человеком. Тем более он не достоин вас, обычный лейтенант от инфантерии, когда у вас есть муж коммандер королевской морской пехоты. Этот мерзавец не достоин звания мужчины, его бесчестье не выразить словами, раз имеет наглость флиртовать с жёнами офицеров, исполняющих свой долг. Он ни по средствам, ни по чину, не подходит вам, а мне уже обещали представление о переводе в особый корабельный эскадрон. Мы с вами не смели мечтать об этом, но мне удалось обзавестись здесь внушительными знакомствами в научных кругах, и сейчас, когда коммодор сообщил мне, что нашу миссию сворачивают, я собираюсь обратно, и совсем скоро буду дома, с вами рядом, и за меня замолвят доброе слово. Мы будем счастливы и обеспечены деньгами.

Я верю, вы поймете мои чувства и надежды, пожалеете меня, сохраните интерес к нашему совместному будущему, и дождётесь моего возвращения, не обрекая меня по прибытии на поиски вас и моего наследника.

У вашего письма не было обратного адреса, поэтому я пишу вам на старый адрес нашей уютной квартирки в чайном переулке, в том пансионе, который вы желали выкупить в будущем. Надеюсь, что вы ещё там, и заверяю вас, что ваши чаяния совсем скоро сбудутся. Вы получите моё письмо в тот момент, когда я уже буду по дороге домой. Осталось совсем не долго, через несколько дней я отправлюсь в путь к вам и нашему сыну.

Оставляю вас на страже моей Чести, прощайте миссис Торп, и до скорой встречи. Всегда ваш друг и супруг

Сэмюэль Торп.

* * *

А красивый подчерк был у коммандера Торпа, почти каллиграфический, ещё эти завитушки всякие, да на кипенной, когда-то, бумаге. Вот, что-что, а культура письма у бритов развита великолепно, круче только у китайцев с японцами. А слог какой, я аж зачитался! Как предложения строит, какие смыслы вкладывает, тут смешалось всё, и любовь, и на жалость с совестью давит, и обвиняет, и приободряет, ещё и угрозы с подкупом, и всё это своей жене. Жесть! Блин, нельзя, конечно, о противнике говорить пренебрежительно, но солдат он хреновый оказался на проверку, а вот письмо шикарное получилось, ему бы в писатели пойти, не сложил бы голову вдали от дома.

Мне после прочтения, даже взгрустнулось немного, вспомнил Лиру, родителей, деда, брата с сёстрами. Как они все там? Видимо, чувства отразились на моём лице, и я услышал вопрос:

— Что, командир, обидно за Сэма? — поджав губы, произнёс Пруха. — Так часто бывает у нашего брата. Служишь, тянешь лямку, а потом раз, и нет жинки у солдата.

— В его случае, теперь у жены нет мужа. — вместо меня ответил Гусаров. — Вдова она теперь.

Мы разбили лагерь на берегу небольшого ручейка, и сейчас большая часть личного состава всё ещё спала — разрешил отдохнуть впрок, часиков до девяти утра. Бодрствовали только часовые, да Гусаров, который пришёл проведать раненых в нашем полевом «лазарете». Собственно Миша и разбудил меня, и Байрачного, который спал неподалёку. Проснулись и остальные пострадавшие в недавнем бою, для того, чтобы стойко переносить перевязку, уколы, и другие необходимые процедуры. А мне хорошо, у меня только температуру измерили, и аналитику компенсирующего костюма считали. Всё же не зря я его купил в своё время.

— Ему повезло, — уныло протянул лежащий рядом Левон Мелконян. — У него наследник есть.

Кажется, за два дня, что я был без сознания, все морпехи успели прочитать это письмо, да не по одному разу. Так и представляю себе эту картину, как они кружком вокруг Боброва сидят, а он им зачитывает сказку на ночь. Шутки шутками, а вот Левон вызывал у меня опасения. Парень, после потери руки, еле выкарабкался, да и сейчас выглядел не ахти. Если бы не наши медики под руководством Гусара, недосчитались бы ещё одного бойца, но, как сказал Миша, здоровью старшего матроса ничто не угрожало в данный момент. Слава нашей медицине, и тому, что в набор полевых медиков морпехов обязательно входит, хоть и ограниченный, но всё же набор портативного оборудования.

Несмотря на это Левон был плох. К его увечью добавлялся сильный негативный настрой. Как бы мы ни пытались его приободрить, он понимал, что это на базе ему поставят протез, и можно снова в бой идти, но туда ещё надо добраться, да и будут ли заморачиваться с обычным матросом? А если денег не хватит? Вот и считал он себя обузой, и уже списал свою тушку со счетов. Не могу сказать, что не понимал его, всякое может случиться, но смотреть на парня было больно.

— А я в роду последний мужчина остался. — Продолжал тем временем Левон. — Отец, когда я ещё ребёнком был, погиб, спасая какого-то важного аристократа, и нам даровали нетитулованное дворянство. Думали, заживём, да куда уж там, угаснет род без наследника.

Он говорил тихим, замогильным голосом, да ещё и сам бледный такой…. Блин, да краше в гроб кладут.

— Матушка и сёстры одни остались. Кто их без преданного теперь возьмёт? — сокрушался он. — Я же, как раз и должен был его им обеспечить.

— Так Мелкий, отставить упадническое настроение. — Попытался я его приободрить, и потянулся к остаткам ирп. — Давай, лучше завтракать, тебе как раз капельницу сняли.

— Отличная мысль, командир! — обрадовался моему предложению Пруха. — Голодный боец всегда глупости говорит.

— А знаешь, командир, какие мы обеды и ужины устраивали? — спросил меня Левон?

— Неа. — покачал я головой, разрывая упаковку на галетах. — Рассказывай. Пруха, пока не начал лопать, позови Бобра с капралами, будем задачи ставить.

— У нас в поместье, ну, как в поместье, добротный такой домик двух этажный, на шесть комнат и кухню, есть большой зал, в котором стоит широкий обеденный стол. — начал свой рассказ Левон, пока Гусаров ковырялся в своих лекарствах, и не трогал его. — Ещё дед его сам лично сделал, своими руками. Мы там всегда, всей семьёй собирались, ещё до дворянства. Папа, всегда во главе стола, слева матушка, а справа я. — Левон говорил тихо, блестящими глазами глядя куда-то в пространство, в прошлое. — Как Отец погиб,