По зову сердца - Тамара Сычева

— Мы останемся здесь. Если надо будет, откроем огонь, а ты ползи вперед.

На спину мне прикрепили кошелку с салом.

Простившись с товарищами, я поползла.

Где-то вспыхнула ракета. Подняла голову и впереди увидела силуэты домиков и деревьев.

Двинулась дальше. Ползла долго-долго. Показалась дорога. Хотела ее пересечь, но чудилось, что из темноты за мной следят десятки глаз. Пересилила страх и поползла дальше. За дорогой начались огороды, зашелестела высокая ботва картофеля. В голове вертелись десятки ответов на случай, если попадусь: «Скажу, что несу тетке Гаше сало. Неужели она откажется принять его? Не может быть, у нее муж — наш человек, меня она знает. И соседи люди надежные».

В нескольких метрах от дороги услышала приглушенный разговор, раздавшийся как будто из-под земли. Приподнялась и увидела землянку, сквозь щели пробивался свет.

Направилась в сторону, в гущу зелени. На всякий случай тихо сняла со спины кошелку и положила ее рядом. В это время свет в землянке погас. Но никто не показывался: наверное, легли спать. Вдруг услышала, как рядом, за кустом, кто-то сопит. Сквозь ветви разглядела, что там не то на камне, не то на пеньке, опершись на винтовку, дремлет солдат.

Сзади меня вспыхнула ракета. Я быстро осмотрелась и увидела, что других часовых поблизости нет. «Что же делать? Скоро рассвет…» Продвинулась левее. Подо мной треснул сучок. Часовой поднял голову, сонными глазами оглядел огород и, не найдя ничего подозрительного, снова задремал.

«Обойти его, да побыстрее», — сверлила мысль. Только отползла метров на двадцать, позади меня, там, где остались разведчики, тишину разрезала автоматная очередь, взрывы гранат. Затем, так же внезапно, как и началось, все стихло.

Я забросила за спину кошелку и подползла поближе к деревне. Неподалеку от крайней хаты залегла в подсолнухи, поджидая рассвета.

В забытье не заметила, как развеялся предутренний туман. Уже совсем рассвело. Мимо проскрипела подвода.

Дрожащими руками я нарвала полную кошелку подсолнухов и пошла к дому тети Гаши. У самого крыльца стоял замаскированный соломой и ветками танк. Солдат тащил из колодца воду, он мельком взглянул в мою сторону.

Дверь открыла хозяйка, она не узнала меня и нерешительно посторонилась. Чтобы не обратить внимания гитлеровцев, я, ничего не говоря, прошла в кухню. У стола поставила кошелку. Растерявшаяся хозяйка молча смотрела на меня.

Я сдвинула платок, и она узнала меня.

— Это ты, доченька? — шепнула она и побежала прикрыть дверь. — Откуда?

— От наших…

— А это что?

— Сало вам принесла.

Шепотом я рассказала, что пришла по заданию и завтра к вечеру должна уйти. Тетя Гаша предупредила, что в комнате спят гитлеровцы. Она поставила передо мной большой таз с водой. Я умылась, потом достала из кошелки сало, хлеб, и мы поели.

— Два дня сидим голодные, немцы все подобрали, — пожаловалась хозяйка.

Она предложила мне залезть на печку, где спал ее тринадцатилетний сын Петя. Когда мальчик проснулся, мы разговорились. Гитлеровцы к этому времени уже ушли.

Петя мечтал стать партизаном, как и его отец. Толковый мальчишка, он рассказал мне, где стоят неприятельские пушки, где находится штаб. Затем он пошел в деревню и уточнил нужные мне сведения. Я старалась все запомнить.

К вечеру я могла бы уйти, но приказано было вернуться завтра, меня будут ждать разведчики.

В кухню вошли солдаты и стали готовить себе ужин.

— Партизан? — спросил один из них, присматриваясь ко мне.

— Моя сестра, пришла из другой деревни, сала принесла, — ответила за меня тетя Гаша. — Переночует, а завтра домой. — И она достала из кошелки сало, чтобы отвлечь внимание гитлеровца, а я, глядя ему в глаза, громко и глупо рассмеялась.

Увидев сало, гитлеровец улыбнулся, у него загорелись глаза. Тотчас к столу подскочил второй, и они, выбрав самые большие куски, стали быстро есть.

В соседней комнате послышались шаги, и, широко распахнув дверь, в кухню вошел офицер. Солдаты, бросив на стол недоеденное сало, подбежали к нему. Офицер что-то сердито сказал им и вернулся к себе, а они забегали из кухни в комнату, торопясь с ужином, потом забрали наше сало и ушли.

Весь вечер и всю ночь кричал трехмесячный сын тети Гаши Коля. Мальчик заболел. Ночью несколько раз входил солдат и ругался, говоря, что ребенок мешает спать офицеру.

— Офицер капут киндер: пук-пук, — и солдат показал согнутым пальцем, что спустит курок.

Как ни успокаивала перепуганная тетя Гаша маленького Колю, он кричал все сильней. Вдруг мы услышали, как офицер закричал и, разъяренный, появился на пороге. Он выхватил Колю из рук матери, открыл дверь и, размахнувшись, выбросил ребенка во двор.

Обезумевшая мать выбежала следом, я кинулась за ней. Коля лежал на земле и уже не кричал, а только тихо стонал. Тетя Гаша бросилась на землю, приподняла головку мальчика, но в этот миг маленькое тело вздрогнуло: ребенок скончался. Мать долго лежала около него, и я не могла ее поднять. Потом, опомнившись, она вырвалась из моих рук и побежала в хату. Не знаю, что она там делала, но через минуту раздался выстрел и донесся крик старшего сына — Пети. После второго выстрела умолк и он.

Вернуться в хату я уже не могла и решила спрятаться в подсолнухах.

Поднялось солнце. Издали я увидела, как совершенно спокойно, будто ничего не случилось, вышел на крыльцо убийца. Он был в ярко начищенных сапогах, так же, как сапоги, блестели его напомаженные и прилизанные волосы. Солдаты бросили трупы на подводу и повезли в степь.

От всего пережитого этой ночью у меня больно ныло сердце.

Проходя по деревне, я запомнила, где стоит артиллерия, подсчитала замаскированные танки, отмечала количество дымящихся походных кухонь врага.

В полдень вышла за деревню и залегла в кукурузе, недалеко от той землянки, где наткнулась на часового; там и пролежала до полуночи, наблюдая за движением в сторону передовой. По дороге прошло много пехоты, танков, проехали мотоциклисты.

Когда молодой месяц был высоко над головой, сползла в лощину к тому месту, где должны были ждать разведчики. «Но почему же никого нет? Еще рано или я заблудилась? Может быть, ползти одной? Наша передовая недалеко». Только двинулась, как рядом зашуршала трава. Я затаила дыхание.

— Тамара? — шепнул кто-то.

— Да, — обрадованно ответила я.

Ко мне подполз командир взвода разведчиков.

До своих мы добрались благополучно. В штабе доложила все, что узнала в деревне о противнике. Рассказала о гибели тети Гаши и ее детей. Командир полка крепко пожал мне руку, поблагодарил за сведения.

— Ночью дать огневой налет на село, ориентир — домик тети Гаши, — отдал приказ командир полка начальнику артиллерии. — А вы, Сычева, можете идти к себе в расчет.

X

В расчете уже знали, что ранение у меня не тяжелое, рана зажила, что я уже ходила в разведку к немцам и заслужила благодарность командования. Бойцы нетерпеливо ждали моего возвращения.

На огневую, замаскированную воткнутыми в землю ветками, я пришла в обеденное время.

— Приятного аппетита! — крикнула я, раздвигая уже увядшую зелень маскировки.

Все бросились ко мне. Одни дружески трясли мне руку, поздравляя с выздоровлением, другие подставляли для сидения снарядный ящик, а командир орудия Наташвили распорядился, чтобы мне принесли обед, и, потирая ладони, весело говорил:

— Вот хорошо, к обеду пришла, сегодня плов — объедение, — и, приложив к губам сложенные щепотью три пальца, сочно причмокнул.

— Как там немцы с нашими жителями обращаются? — хмуро спросил Юшков.

Все в расчете знали, что семья Юшкова — жена и двое малышей — уже в оккупации, и поэтому насторожились. Я поняла и решила о тете Гаше умолчать; пробормотала что-то невнятное, сделав вид, что всецело занята едой.

Не дождавшись ответа, Юшков с досадой отбросил деревянную ложку, достал из кармана потертый кисет с махоркой и стал закручивать толстую самокрутку.

Всю вторую половину дня на передовой была абсолютная тишина, — видимо, враг готовился к наступлению.

Когда совсем стемнело, мимо нашей огневой стали проходить, постукивая котелками и автоматами, пехотинцы.

— Пехота уходит, — заметил кто-то из бойцов. — И тут же последовала команда подошедшего лейтенанта:

— Отбой!

— Далеко? — спросил Наташвили. — На северную окраину? Это недалеко, метров семьсот, за пехотой.

— Огнем и колесами за пехотой драпаем, — со злой иронией криво усмехался Юшков, сдвигая тяжелые станины пушки. — Сычева, скидывай маскировку и панораму.

— Есть! — крикнула я, стараясь проворно выполнить приказание сержанта.

Ехали недолго.

— Вот располагайтесь, окапывайтесь, — спрыгнув с машины, сказал лейтенант. — Направление стрельбы — дорога. Будем держать круговую оборону. Противник готовится к большому наступлению. Из деревни ждем появления танков, зарывайтесь глубже. К утру чтоб все было готово. Я нахожусь у второго орудия, за меня остаешься ты, Наташвили, — сказал лейтенант и ушел.