Милюль - Вадим Шильцын

– Ах ты, гадкая мерзавка! – выкрикнула она, задыхаясь – Где ты видела усы? С чего ты взяла, что у меня усы? Ты думай прежде, чем говорить!..

Мадам Элеонора кричала всё громче. Она уже не могла остановиться. Возмущение, гнев и чёрт знает что ещё несли её, унося всё дальше от человеческого облика.

Сергей Пантелеймонович деликатно отвернулся и, ухмыляясь в бороду, пыхтел сигарой. Тётка Юлия и Алексей с удивлением разглядывали беснующуюся мадам Элеонору. В их взглядах не прослеживалось ни капли сочувствия. Лишь любопытство. Наконец, мадам прекратила орать. То ли устала, то ли осознала дикость собственного образа, этого не знает никто. Она плюнула на палубу и нервной, подпрыгивающей походкой удалилась.

– Обиделась – после непродолжительной паузы констатировал Сергей Пантелеймонович.

Тётка Юлия нашла уместным сделать Милюль замечание, хотя Милюль не услышала в его голосе того укора, который заключался в словах:

– Эх, Милюль, весь день сегодня ты меня огорчаешь. Нельзя так выводить из себя взрослых людей.

Милюль хотела, было ответить что-нибудь покаянное, как вдруг взвыла корабельная сирена. Все взгляды устремились наверх, на капитанский мостик. Белый, как мечта, капитан появился наверху и прокричал в железный рупор:

– Дамы и господа! Попрошу вас покинуть палубу и разместиться в каютах. Надвигается небывалый шторм.

Довольно неохотно дамы и господа зашевелились, покидая места у перил. Некоторые бунтари даже тихо ворчали, дескать, капитан их излишне пугает.

– Никогда капитан не станет обманывать пассажиров – солидно сказал молчаливый Алёша.

– Ты прав – согласился Сергей Пантелеймонович – пойдёмте, милые дамы, выполним просьбу нашего прекрасного капитана.

Сергей Пантелеймонович изогнул руку кренделем, предлагая тётке Юлии опереться. Тётка улыбнулась. Её аккуратная ручка скользнула в подставленный живой поручень, и так они двинулись к каютам.

Милюль и Алёша шли за ними следом. На минутку Милюль показалось обидным, что этот мелкий племянник совсем не вчерашний кадет. Никакого кавалерства ждать от него не приходилось, и это было досадно. Алёша, видно почувствовал её настроение. Он смутился и попытался подставить ручку. Но Милюль уже переменила душевный мотив и деликатно поблагодарила мальчика:

– Спасибо, молодой человек. Я сама буду идти.

– Как хочешь – пожал плечами Алёша.

Теперь настал его черёд обижаться. Милюль же стало жаль, и она протянула ему руку. Но обиженный Алёша руки не подал, и Милюль обиделась вновь. Тогда он подал руку. Тогда она отказала ему…. так, обижаясь и жалея попеременно, они и шли.

Это для нас, морских жителей, шторм – явление привычное. Залез себе в раковину, захлопнулся клешнёй и сиди на глубине, жди, когда болтанка наверху утихнет. Можно и на берегу переждать, если уйти подальше.

Море дышит для нас. Оно поёт нам бесконечные песни, предупреждая о переменах настроения. Солнечные лучи, преломлённые волнами, устраивают иллюминации и мечутся золотыми столбами по песчаному дну. Стаи рыб проносятся мимо, а каракатицы и медузы, как разноцветные дирижабли висят над нашими головами. Наша жизнь полна красоты и гармонии, которой никогда не достичь обитателям суши, какие бы приспособления и устройства они ни создавали.

Для людей море совсем не то. Оно кажется им грозным и таинственным. Оно хранит от них тайны глубин и воспринимается ими, как нечто чужое. Люди даже не догадываются, что море – такое же живое существо, как и каждый его обитатель, как каждый из нас. Что с того, что они плавают по воде? Что с того, что они ныряют в глубь и поражаются там неожиданной для них красоте? Так же, как и мы, они могут часами сидеть на берегу и слушать дыхание прибоя, но никогда они не поймут того смысла, который улавливаем мы. Они отстранены. И океан отстранён от них. Бесконечный океан тоже никогда не сможет понять людей.

Да и как их понять? Их заботы и волнения слишком мелки и незначительны по сравнению с нашими. Сами их жизни подобны мимолётным вспышкам, какими иногда балуется планктон.

Не так живут звёзды в небесной вышине. Не так плывут облака, перебирая свои долгие мысли и воспоминания. Не так живут растения, протягивая ростки в бесконечном прославлении солнца. И мы, раки, живём не так. Но раз я взялся рассказывать о людях, то буду рассказывать, как бы по-дурацки они ни поступали.

В коридоре пары разделились. Мужчины отправились в восемнадцатый номер, а женщины в семнадцатый. Едва войдя в каюту, тётка Юлия плюхнулась на диван и, блаженно улыбнувшись, сказала:

– Спасибо тебе, Верочка… то есть, Милюль. Лихо ты вывела из себя эту крысу. Я даже не ожидала, такой дипломатии от ребёнка.

Милюль присела напротив и спросила:

– Да вы, тётя Юлия, никак, влюблены в Сергея Пантелеймоновича?

– Верно – согласилась тётка Юлия, и тут же удивилась – Как это ты умудряешься столь много углядеть? Я в твои годы думала только об играх, платьях и о всяких глупостях. Впрочем, нет. Иногда я прозревала и была такой же… – тут она неглубоко задумалась, а потом спросила – Милюль, ты не помнишь, может быть, я тебе рассказывала, как в день моего шестилетия встретила на корабле юного кадета, которого полюбила на всю жизнь?

– Ничего ты не рассказывала – ответила Милюль – я это сама помню. Но мне теперь не до того. Кадет оказался ненастоящим. Мне капитан понравился. Ты видела, какой он красивый?

Тётка Юлия рассмеялась:

– И правда, ты растёшь не по дням, а по часам. Тебе бы в куклы играть, а не мечтать о романтике. Но всё-таки обещай мне больше не скандалить с мадам Элеонорой, и вообще больше не будешь провоцировать скандалы. А то, я не знаю, как передавать тебя родителям: «Вот – скажут – доверили дитя легкомысленной тётке!»

– Хорошо, тётя Юля, обещаю не скандалить. А мадам Элеонору я просто съем.

Тут в каюте неожиданно потемнело. Милюль подбежала к окну и, отдёрнув тюль, взглянула сквозь стекло на стремительно изменившийся мир. Чёрная туча загородила полнеба и скрыла солнце. Волны почернели, выросли, и теперь их мрачные спины с белыми барашками казались зловещими. Они неслись бесконечным тесным стадом огромных злых зверей. Каюту заметно покачивало.

В дверь постучали.

– Войдите – разрешила тётка Юлия и дверь открылась. В проёме, удерживая одной рукой дверь и облокачиваясь другою о косяк, стоял Сергей Пантелеймонович.

– Извините за вторжение – сказал он – мой оболтус не у вас ли?

– Не заходил – ответила тётка.

– Вот, незадача! – Сергей Пантелеймонович поскрёб затылок, от чего отпущенная им дверь размахнулась и стукнула его в плечо.

– Так он же с вами в нумер ушёл! – подсказала тётка.

– Ушёл – согласился Сергей Пантелеймонович – но пока я шляпу снимал, да умывался, он, видимо, в дверь выскользнул. Смотрю туда, смотрю сюда. Нет нигде парня! Я и решил, что он к вам…

– Идёмте, Сергей Пантелеймонович, сейчас же обратимся к стюарду! – тётка стремительно поднялась с дивана.

– Пойду уж – согласился Сергей Пантелеймонович.

Оборотясь к Милюль, тётка велела:

– Сиди тут, Вера. Хочешь, книжку почитай, хочешь, ещё чего. Только не вздумай покидать каюту.

Взрослые вышли. Оставшись одна, Милюль некоторое время смотрела в окно, на бегущие штормовые волны. Их движение было стремительным, мрачным и однообразным. Созерцание вскоре ей наскучило. Она отошла от окна и стала изучать обстановку. Её внимание привлёк красочный сундучок, что стоял в углу среди чемоданов и коробок. Сундук резко отличался от общего антуража. Казалось, его занесли сюда из далёких земель, из сказок про Ивана Царевича, про Деда и Бабу и про тридевятое царство.

Крышка оказалась не заперта. Милюль потянула её вверх, и она откинулась, проиграв простенькую мелодию. Вслед за мелодией, сама сказка открылась перед очарованными глазами девочки. Таких сокровищ она отродясь не видала! В сундучке было всё необходимое для бесконечного счастья. Аккуратные куклы с фарфоровыми головками, наряженные как принцессы, спали в маленьких кроватках крошечного гарнитура. Тут же были составлены один на другой удивительные шкафчики с выдвигающимися ящичками и открывающимися дверцами. Милюль обнаружила целую коллекцию маленьких шляпок, корон, ожерелий и брошек, перебирать которые можно было целую вечность. В углу, воткнутая в гнездо из маленьких платьиц, плащей, юбок и шарфов, торчала огромная матрёшка. Тут же, рядом, оказалась обклеенная блестящею бумагою карета, запряжённая в четвёрку деревянных лошадок.

Усевшись на полу, Милюль доставала одну игрушку за другой. Тщательно разглядев каждую, она укладывала её на пол около себя, чтобы потом обязательно с нею поиграть. За этим занятием застали её вернувшиеся тётка Юлия и Сергей Пантелеймонович. Они вели за руки Алёшу, который громко и позорно ревел.

– Экий ты засранец! – грозно пробасил Сергей Пантелеймонович – вот возьму я ремень, да всыплю тебе так, как твой отец позабыл!