Белорусский набат - Дмитрий Черкасов

Сидеть в камере Владиславу отчего то не хотелось.

Биолог оттащил тело террориста на середину подвала, столкнул его в узкую траншею, оставшуюся от работ по давнишней замене какой то трубы, и засыпал обломками кирпичей и песком, сгребая его с пола фанеркой. По окончании процесса Рокотов потоптался на импровизированной могиле и взгромоздил на нее полутораметровый бетонный поребрик, неизвестно каким образом оказавшийся здесь.

Затем выбрался через дальний подъезд на улицу и прогулочным шагом прошел мимо стоматологической клиники, у дверей которой стояла машина «скорой помощи».

Вместе с Юрием Щекотихиным в Минск отправилась политологиня Лилия Швецова. Дама интересная внешне, но совершенно пустая внутри. Как и помятый жизнью Юрик, Швецова испытывала недоверие к отечественным самолетам, поэтому они отправились в Беларусь по железной дороге.

Лиля по профессии была экономистом, придерживалась либеральных взглядов «бостонской школы», собственного мнения не имела и потому легко нашла работу в одном из финансируемых американцами центров, что возникли по всей России в самом начале перестройки. Заявленные цели организаций были самыми что ни на есть гуманистическими, направленными исключительно на разъяснение отсталым азиатам тонкостей рыночных реформ. В реальности же под крышей большинства центров обосновались кадровые разведчики, использовавшие экономическое прикрытие для сбора информации о положении дел в промышленности России и для нелегального приобретения передовых технологий, хлынувших широким потоком на просторы страны вместе с тысячами уволенных специалистов из ранее «закрытых» предприятий и городов.

Швецовой определили место главного эксперта по реформам, положили большой оклад, выправили постоянную визу в США и предоставили полную свободу действий. Пробостонская дамочка рьяно взялась защищать псевдолиберальные ценности, стала постоянной гостьей на телевидении, не забывала вовремя спеть здравицу дяде Сэму, за что заслужила расположение Госдепартамента.

Жизнь Лилечки, прозябавшей ранее в заштатном статистическом бюро, круто изменилась.

Теперь она стала настоящей «бизнес леди». Похудела, загорела, начала дорого одеваться, хорошо питаться и ездить на «мерседесе» с личным шофером, получила в свое распоряжение штат помощников, раз в месяц летала за счет принимающей стороны на различные экономические форумы и дружила с представителями «политической элиты». Швецову даже стали узнавать на улице.

Минская командировка была одним из не очень приятных, но обязательных заданий, время от времени поручаемых Лиле ее непосредственным руководством. Отказаться было нельзя. В контракте с министерством экономики США, подписанном Швецовой на десять лет, такие вещи предусматривались, и отказ автоматически означал увольнение. А возвращаться к серой обычной жизни Лиле совсем не хотелось.

Да и задание, выпавшее Швецовой, было пустяшным. Всего то и делов, что посетить нескольких чиновников из белорусского правительства и просмотреть сотню страниц документов. Затем встретиться с верхушкой местного оппозиционно экономического клуба и обсудить с ними планы сотрудничества на ближайший год. По возвращении в Москву — составить отчет.

Соседями Щекотихина и Швецовой по купе оказались двое молодых людей. Один — невысокий и худощавый, второй — гора мышц с лицом, будто бы побывавшим в бетономешалке.

Швецовой от одного взгляда на верзилу захотелось выйти из вагона.

— Денис, — представился невысокий, — Рыбаков.

— Миша, — буркнул озабоченный чем то громила, — Ортопед... [11]

И тут же получил тычок локтем в бок от приятеля.

— Юрий Васильевич... — Щекотихин с интересом посмотрел на совершенно не похожего на врача бритоголового субъекта.

— Лилия Борисовна... — на самом деле отчество Швецовой звучало как «Боруховна», но она старалась сие не афишировать, заранее предполагая в любом собеседнике ярого антисемита.

— А я вас знаю! — обрадовался невысокий Денис. — По телевизору сколько раз видел!

— Да, нас часто показывают, — высокомерно ответила Швецова...

В дороге разговоры завязываются сами собой.

Все началось с того, что Щекотихин попытался узнать политическую ориентацию попутчиков и с удовлетворением услышал, что те стоят на жестких, крайне правых рыночных позициях. Особенно громила доктор. Сути работы Михаила Юрик не уловил, но депутату подробности были ни к чему. Достаточно того, что Миша — большой либерал.

Швецовой болтовня Щекотихина с Денисом и Мишей была неинтересна, и она углубилась в роман Барбары Картленд.

Поговорили о политической импотенции Президента, тупости и продажности чиновников, вопиющем беззаконии, творящемся в МВД и прокуратуре. Как то сама собой беседа перешла на тему холокоста. И тут оказалось, что мнение Дениса разительно отличается от общепринятого.

— Все это ерунда, — жестко заявил Рыбаков. — Холокост в настоящее время — огромное коммерческое предприятие, имеющее совершенно конкретные цели по извлечению прибылей. Путем фальсификации данных времен Второй мировой войны и выбивания репараций.

— Вы сомневаетесь в п преступлениях Гитлера? — вскинулся заика Щекотихин.

— Не подменяйте понятия. Гитлер — тема отдельного разговора. Сейчас речь не об этом. Мы говорим о холокосте как о явлении.

— Но были же концлагеря и г газовые камеры!

— Концлагеря были, газовые камеры — нет.

— Как это нет? — язвительно спросил депутат.

— А так. Экспериментальные данные не подтверждают наличия каких бы то ни было газовых камер или аналогичных помещений на территории концлагерей.

— Вы, молодой ч человек, идете против свидетельств миллионов очевидцев! — с пафосом заявил Щекотихин, многократно гревший руки на теме холокоста.

— Вы химию знаете?

— В пределах школьной п программы, — честно признался Юрий.

— Этого достаточно. Слушайте внимательно. По так называемым «свидетельствам» фашисты использовали в стационарных газовых камерах синильную кислоту. Проще говоря — пары цианида. Так?

— Ну, допустим...

— Цианид действует на человеческий организм в течение минуты. Смерть гарантирована. Так?

— Естественно, — Щекотихин не мог понять, куда клонит его непочтительный собеседник.

— А если так, то как вы объясните многочисленные свидетельства «чудом выживших»? Причем не тех, кто в камеру по разным причинам не попал, а якобы не умерших вместе с остальными. Нет ответа? Идем дальше. Синильная кислота — штука крайне активная, ее следы остаются на поверхности любого вещества, кроме металлов платиновой группы, многие годы. Концлагеря были неоднократно обследованы группами химиков из разных стран. И вы знаете, что они обнаружили на стенах газовых камер?

— Что?

— Ничего. Ни единого признака цианида. Ни одной молекулы.

— Вероятно, фашисты использовали какое то другое вещество, — нашелся депутат.

— Тогда что делать с материалами свидетелей, однозначно указывающих именно на синильную кислоту и приводящих в качестве доказательств копии документов из рейхсканцелярии? Я обращаю особое внимание на слово «копии». Подлинников пока никто не видел... И это еще не все. Входящие в состав исследовательских групп специалисты по строительству также дали негативное заключение по возможности использования помещений в качестве газовых камер. Они не только не приспособлены для распыления любого химического соединения, ибо просто негерметичны, но еще и слишком малы. Как показывают «очевидцы», в совершенно конкретную газовую камеру одновременно загоняли пятьсот человек. Смотрим на площадь этой самой камеры, — Рыбаков поднял указательный палец. — Семь на семь с потолком три метра. Итого — сорок девять квадратных метров. Если туда умудриться набить полтыщи заключенных, то не нужен никакой цианид. Людей просто спрессует до смерти.

— Вот в видите! Вы сами и ответили!

— Это как? — не понял Денис.

— Нашли способ, которым г гитлеровцы убивали евреев.

— Не получается, — Рыбаков мотнул головой. — Чисто физически пятьсот человек в подобную камеру не запихнуть. Их надо уминать бульдозером, дабы все влезли. Или класть штабелями, предварительно пропустив тела под гидравлическим прессом. Ни того, ни другого не происходило. Иначе мы бы знали...

— Ну, ошибки могут б быть. Перепутали количество входивших в камеру заключенных. Вы не забывайте, что узники содержались в нечеловеческих условиях. Голод, пытки, массовые казни... Память может подвести.

— В ваших словах есть резон, — неожиданно легко согласился Денис, — однако это не объясняет противоречия между словами свидетелей и опытными данными. Молекулы синильной кислоты не могли подчиниться приказу какого нибудь штурмбанфюрера и стройными рядами двинуться исключительно в легкие узников, не осаждаясь на стенах. Такого не бывает.