Закон вселенской подлости - Елена Логунова

– Ты чего?!

– А того, что это не брови, а мечта таксидермиста! – объявила Юля и, переведя глазовыбивательный перст из горизонтального положения в вертикальное, погрозила мне этим пальцем.

Кто не знает, таксидермист – это мастер по изготовлению чучел. Какое ему дело до моих бровей? Хм…

Я с новым интересом посмотрелась в зеркало.

Брови как брови. Совсем не похожи на меховых животных.

Разве что самую чуточку.

– Это же не брови, а олицетворение дикой природы! – продолжала клеймить меня Юля. – Беловежская пуща какая-то!

– Да брось, – я неуверенно пригладила упомянутые брови.

Да, я их не выщипываю, не брею, не эпилирую и не стригу газонокосилкой. Мои брови нравятся мне в своем естественном виде. Да нормальные же брови, не разлапистые и не кустистые!

– Такие брови были только у неандертальцев, – авторитетно заявила Юля. – Но и они перестали их носить сразу после эпохи великого оледенения. Тебе надо начать оформлять свои брови, пока они не разрослись вдоль и вширь, как у Брежнева.

Я поняла, что пора перехватить инициативу, и утомленно вздохнула:

– Ах, Юля, детка, что ты знаешь о бровях…

Детка Юля (на три года старше меня) удивленно приподняла свои брови.

– Брови, Юля, это верный показатель того, насколько женщина разумна.

– Волос долог – ум короток? – ехидно припомнила подружка.

– Это про косу, – я не позволила себя сконфузить. – А брови – символ женского тщеславия.

– Да? – Юля заинтересовалась.

– Да.

Я отвернулась от зеркала и произнесла небольшую прочувствованную речь:

– Мода на брови, дорогая моя Юля, удивительно непостоянна! На своем не очень долгом веку я уже повидала брови, выщипанные в ниточку, брови, сбритые и заново нарисованные карандашом, татуированные брови и брови, намазанные коричневыми тенями с заходом на лоб. Я предрекаю: красиво шевелясь на ветру, очень скоро в моду ворвутся сросшиеся брови, и тогда глупые модницы будут старательно наклеивать выдернутые из подмышек волоски на переносицу!

– Фу, – сказала Юля и поморщилась.

Потом качнулась вперед, пытливо посмотрелась в зеркало и примирительно сказала:

– Зачем сразу из подмышек, у меня есть старая норковая шапка, коричневая такая, можно будет из нее шерстинок надергать, я и с тобой поделюсь.

– Так у меня же свои, – торжествующе напомнила я и, вздернув нос, гордо прошествовала мимо гримасничающей Юли на выход.

В желтой кофточке.

Зеленая стеганая куртка неприятно напоминала мне о кактусе, драматическую историю с которым очень хотелось поскорее предать забвению.

Зная, что Катерина вскоре после полудня вернется с работы, Вовка торопился. Бутылку водки, купленную на тридцать сребреников за проданный и преданный кактус, он выпил чуть ли не залпом, и это уложило его в постель почти на сутки.

– А могло бы и в могилу уложить! – припугнула пробудившегося алкаша-супруга Катерина.

Она предложила мучимому тяжким похмельем Вовке утренние напитки в ассортименте – полный ковшик холодной воды, стакан огуречного рассола и кружку крепкого кофе – и на этом проявления заботы закончила. Сочувствия к мученику-Вовке Катерина не испытывала и всего лишь желала поскорее привести негодяя в состояние, позволяющее результативно его допросить.

Вернув себе если не человеческий облик, то хотя бы дар связной речи, Вовка признался, что – да, действительно, он продал эхинацею Грузона, она же эхинацея Катерины. Покупателей было трое: один парень и две девки. Девок звали как-то похоже – то ли Оля и Леля, то ли Коля и Толя… Нет, все-таки Оля, наверное. Возможно, две Оли.

– Возможно! – передразнила абстинентного преступника злая Катерина. – А возможно, у тебя спьяну в глазах двоилось, и девка вообще одна была?

– Какое – двоилось, я ж тогда еще как стеклышко был! – обиделся Вовка. – Точно говорю, девки были совсем разные, одна мелкая чернявая, а вторая рослая белая и с косой!

– Ага, так это были Смерть и Чертик! Тьфу, допьешься ты, придурок! – Катерина плюнула и ушла в свою оранжерею – отогреваться душой на солнышке рядом с любимыми растениями.

А потом ей позвонила добрая женщина Маргарита, дай ей бог здоровья. Где находится пропавший кактус, она не знала, а вот пострадавших от уколов иголками видела собственными глазами. На удивление много таких пострадавших было, аж четверо всего-то за сутки! При том что прежде обиженные кактусами обращались за медпомощью раз в год-два.

– А кто они, те пострадавшие? – спросила Катерина и затаила дыхание.

– Один лилипут, один мужик бородатый и две девушки, – добросовестно перечислила добрая женщина Маргарита.

– Мелкая чернявая и рослая белая с косой? – в точности повторила приметы, названные Вованом, Катерина.

– Они самые.

– Вовка! – положив трубку, гаркнула супруга алкоголика так, что традесканция затряслась, как осинка. – Сиди дома и никуда не высовывайся! Учти, если еще хоть один цветок пропадет – я тебя убью и закопаю под лимонным деревом, ему усиленное органическое питание не повредит!

– А ты куда? – простонал Вован, испытывающий головокружение при виде торопливых сборов супруги.

– Куда надо! Поблагодарить одного хорошего человека!

Катерина вытянула из декольте припрятанную от мужа заначку и тщательно отслюнила от тощей пачки купюр пару сотен. Подумала и еще добавила сотню полтинниками.

Триста рублей – неплохие деньги и для уборщицы, и для медсестры.

Авось уважаемая Маргарита расстарается и найдет в записях доктора адреса вчерашних пациенток.

– Девки уходят! – доложил здоровяк карлику телефонным звонком.

Он припарковал машину рядом с гаражами, открыл капот и изображал технического бездаря, занятого поисками таинственной поломки. Получалось у него убедительно, даже баба Вера посмотрела на тугодума раз-другой да и перестала оглядываться.

– А дед?

– А дед сегодня выходной, у него же сутки через сутки, – напомнил здоровяк.

– Ладно, давай сначала с девками разберемся, – решил карлик. – Проследи за ними и придумай что-нибудь, чтобы они подольше задержались вне дома. Как придумаешь – звони, тогда возьмемся за деда.

Фильм мы не выбирали, пришли наугад и смотрели что дали.

А дали нам голливудское кино про подростков-мутантов, и я, конечно же, этой темой чрезвычайно увлеклась.

Я ведь тоже вроде этих киношных деток – персонаж из разряда «ботанов» и «гадких утят», некомфортно чувствующих себя в суровой реальности.

«Хочешь уметь испепелять взглядом, детка? – съехидничал внутренний голос. – А кого же ты будешь испепелять?»

И тут я крепко задумалась о том, какое мирное применение могла бы найти сверхчеловеческим способностям.

Ясно же, что я по характеру не воитель, значит, швыряться файерболами и ледяными молниями мне не с руки.

Хм, а повседневная практика библиотекаря, почитай, и вовсе не дает возможностей для применения боевой магии!

С другой стороны, обычная жизнь – понятие относительное. Вот мы сейчас вроде в мирное время живем, а враг у нас с Юлей все-таки появился, да еще какой – маньяк-убийца! Вот его бы отгонять огнем, а не перцовым спреем…

Вспомнив о маньяке, я уже не смогла вернуться к просмотру кинофильма и до конца сеанса озиралась по сторонам, высматривая, не подбирается ли кто к моей подружке по-пластунски между рядами, со смертоносной фатой в зубах.

Никто не подбирался, но я не теряла бдительности и даже после кино прикрывала подружку.

И правильно: едва мы вышли из кинозала, какой-то пугающе громоздкий малый ринулся нам навстречу с криком:

– Вот она!

Я самоотверженно закрыла Юлю своим телом.

Примерно по грудь.

Разница в росте и габаритах не позволяла мне выступить в роли надежного щита.

– Эй, эй, полегче! – усилив заслон, плечом к плечу со мной встал Эдик. – Вам кого, товарищ? Чего вы орете, как потерпевший?

– Вот эта девушка! – Здоровяк поверх моего плеча протянул лапу к Юле.

Я щелкнула зубами, показав готовность к укусу в прыжке.

– Эта девушка – миллионный посетитель нашего кинотеатра, – втянув манипулятор, объяснил здоровяк. – Я точно знаю, я считал на входе.

– О! Я миллионный посетитель? – Обрадованная Юля шагнула вперед, с легкостью продавив грудью брешь между живыми щитами. – А подарки будут?

– Обязательно! – Здоровяк полез в карман. – Церемония награждения миллионного кинозрителя пройдет сегодня в цирке.

– А почему в цирке? – не понял Эд.

– Наверное, потому что еще Владимир Ильич Ленин говорил, что из всех искусств для нас важнейшими являются кино и цирк, – рассудила я, вспомнив цитату.

– Правильно, – здоровяк посмотрел на меня с уважением. – Вот, возьмите пригласительные на всю вашу компанию, вы обязательно должны быть сегодня на представлении, призы и подарки будут выдаваться только лично в руки.