Пестрые рассказы - Клавдий Элиан

7

Когда лакедемоняне, поправ священные законы, выгнали из тенарского храма[228] и убили прибегших к его защите просителей илотов,[229] разгневанный Посейдон наслал на их страну столь страшное землетрясение,[230] что от всего города уцелело только пять домов.

8

Рассказывают, что евнух Багой, родом египтянин, убил Артаксеркса Оха и, разрубив тело на куски, бросил на съедение кошкам; похоронен же в царской усыпальнице был вместо Артаксеркса кто-то другой. Багою было мало убить Оха: из бедренных костей царя он сделал рукояти для мечей; в этом находило себе выход его ожесточение; Багой возненавидел царя за то, что тот во время своего пребывания в Египте, как прежде Камбиз, убил Аписа.

9

Когда и гомеровские стихи

Или сокровища все, что за каменным скрыты порогомВ доме далеко разящего Феба в Пифоне скалистом.[231]

о том, что святилище Аполлона издревле хранит большие богатства, стали известны в Дельфах, местные жители, рассказывают, принялись перекапывать землю вокруг жертвенника и треножника, но, испуганные страшным землетрясением, одумались и побросали лопаты.

10

Во время своей стратегии Перикл ввел в Афинах такой закон: если один из родителей не афинский гражданин, дети от такого брака не могут быть признаны афинскими гражданами. Но его самого постигло за это возмездие. Ведь двое сыновей Перикла, Парал и Ксантипп, погибли во время чумного поветрия, у оставшегося же в живых третьего сына, Перикла, мать не была афинской гражданкой, так что по закону, учрежденному отцом, он не пользовался гражданскими правами.

11

Когда победа над карфагенянами при Гимере[232] сделала Гелона владыкой всей Сицилии, он безоружным вышел на рыночную площадь и объявил, что передает власть гражданам этого города. Жители Гимеры отказались на том основании, что Гелон, как они убедились, больше заботился о народе, чем это бывает при единовластном правлении. Поэтому в храме сицилийской Геры была поставлена статуя, изображающая безоружного Гелона, а подпись рассказывала о его благородном поступке.

12

Дионисий младший надежно укрепил свою власть. Он располагал флотом, насчитывавшим не менее четырехсот гексер и пентер,[233] сухопутным войском в сто тысяч человек и конницей численностью в девять тысяч всадников. Сиракузы обладали обширными гаванями и были обведены высокой стеной; в городе имелись снасти еще для пятисот кораблей и хранился запас зерна около миллиона медимнов.[234] Оружейные склады были заполнены щитами, мечами, копьями, поножами, панцирями и катапультами, изобретенными самим Дионисием. Дионисий имел также множество союзников. Все это придало ему уверенность в том, что его власть крепка, как адамант, и он умертвил своих братьев; впоследствии на глазах Дионисия были умерщвлены его собственные сыновья, дочери же обесчещены и нагими преданы смерти; ни один из членов его семьи не был пристойным образом похоронен — одних сожгли живьем, трупы других бросили в море. Эти несчастия постигли тирана, когда Дион сын Гиппарина отнял у него власть.[235] Сам Дионисий в крайней нищете дожил до старости. Феопомп говорит, что привычка в неумеренном количестве пить неразбавленное вино испортила его глаза и он почти ослеп. Тогда Дионисий стал завсегдатаем цирюлен,[236] где он наподобие шута смешил народ. Так, живя в самом сердце Эллады, он влачил позорное и жалкое существование. Судьба Дионисия, этот переход от величайшего благополучия к крайнему падению, каждому должна служить красноречивым доказательством того, сколь необходимо сохранять разумную умеренность и упорядоченность образа жизни.

13

Божество на благо людям устроило так, что тираническая власть не переходит дальше второго колена, — оно либо сразу, как сосну,[237] подрубает жизнь тирана, либо отбирает у него наследников. За все время эллины насчитывают лишь три случая наследованных внуками тираний: тиранию Гелона в Сицилии, Левконидов на Боспоре и Кипселидов в Коринфе.[238]

14

Я расскажу о великодушном поступке Дария, сына Гистаспа. Гирканец Арибаз в сообществе еще с несколькими знатными персами составил заговор против царя. Решено было убить его на охоте. Узнав об этом, Дарий не устрашился, отдал им распоряжение вооружиться, сесть на коней и держать дротики наготове; когда это было сделано, пристально посмотрел на них и сказал: «Что же вы не исполняете то, ради чего пришли?» Твердый взгляд царя остановил заговорщиков; на них напал такой страх, что они побросали свои дротики, соскочили с коней и, пав перед Дарием ниц, отдали себя на его милость. Царь же только разослал их в разные места: одних к индийским пределам, других — к скифским. В дальнейшем помилованные заговорщики были верны царю, помня о его благодеянии.

Книга VII

1

Об ассириянке Семирамиде существует множество различных рассказов. Динон же сообщает следующее: она была красивейшей из женщин, хотя и мало заботилась о своей наружности. Молва об ее красоте достигла ушей ассирийского царя, и он призвал Семирамиду ко двору, а увидев, влюбился. Тогда Семирамида попросила дать ей царские одежды и разрешить пять дней править Азией, чтобы все делалось, как она повелит. Просьба не встретила отказа. Когда царь посадил Семирамиду на трон и она почувствовала, что все в ее руках и в ее власти, она приказала дворцовой страже умертвить царя. Так Семирамида завладела ассирийским царством.[239]

2

Говорят, что сидонский царь Стратон стремился превзойти всех людей пышностью и роскошью. Хиосец Феопомп сравнивает его образ жизни с образом жизни феакийцев, о котором рассказал великий Гомер с присущей его поэзии величавостью.[240] Но Стратон имел не одного певца, своим искусством услаждавшего его слух на пирах: на них присутствовали певцы, флейтистки, красавицы гетеры и плясуньи. Он изо всех сил старался ни в чем не уступать кипрскому Никоклу, так как тот соревновал с ним. Соперничество распространялось только на незначительные вещи, т. е. на те, о которых выше говорилось. Каждый осведомлялся у прибывавших гостей о новых причудах другого, чтобы затмить его. Но Стратону и Никоклу не удалось кончить свои дни в подобных забавах: оба умерли насильственной смертью.[241]

3

Аристипп разными доводами старался облегчить печаль своих горько сетующих друзей, в начале же произнес такие слова: «Я пришел не для того, чтобы горевать вместе с вами, но чтобы утишить ваше горе».

4

Питтак был восхищен мельницами, объясняя это тем, что мельницы позволяют делать на небольшом пространстве различные телесные упражнения.[242] Существовала так называемая мельничная песня.[243]

5

Сын Лаэрта[244] застает отца за работой в саду, хотя тот был уже глубоким стариком. Одиссей признается, что искусен в различных работах:

Мало нашлось бы людей, кто б со мною поспорил в искусствеДров для топки сухих натаскать, топором наколоть их.[245]

Не нуждаясь в услугах корабельного мастера, он своими руками быстро строит плот.[246] И Ахилл, правнук Зевса,[247] сам разрезает мясо, спеша приготовить угощение ахейским послам.[248]

6

Однажды во время снегопада скифский царь спросил какого-то человека, совсем без одежды стоявшего на морозе, не замерзает ли он. Скиф ответил вопросом на вопрос, не мерзнет ли у царя лоб. Услышав от него: «Нисколько», — скиф сказал: «И я не мерзну, потому что мое тело — сплошной лоб».[249]

7

Если на следующий день ожидалось народное собрание, Демосфен, сын Демосфена, бодрствовал всю ночь, обдумывая свою речь и заучивая наизусть то, что собирался сказать. Поэтому Пифей, мне кажется, смеялся над ним, говоря, что его искусство отдает чадом светильника.

8

Когда Гефестион умер, Александр бросил в погребальный костер оружие, золото, серебро и драгоценную персидскую одежду. Он также на гомеровский лад отрезал прядь своих волос, подражая Ахиллу.[250] Но царь горевал необузданнее и сильнее этого героя: он занес руку на экбатанский акрополь. Все, включая срезанные волосы, по моему мнению, было вполне в греческом духе. Покушение же на стены Экбатан положило начало варварским поступкам царя. Александр отказался от своей обычной одежды и весь отдался печали, любви и слезам.

Гефестион умер под Экбатанами. Некоторые считают, что всем, что было учреждено для похорон Гефестиона, воспользовались на похоронных торжествах в честь самого Александра, ибо смерть постигла царя, когда траурные обряды по Гефестиону еще не были исполнены.