Хроники Марионеток. Цель Офицера - Риссен Райз

– Я тебя предупреждаю. Его светлость – очень впечатляющая персона, легко вызывает доверие и симпатию. У тебя может появиться множество очень могущественных врагов, если ваши отношения выйдут за определенные рамки.

Рин не знала даже, как отреагировать на эти слова. Да что он себе позволяет?

– Да что ты… – задохнулась она от возмущения, изо всех сил борясь с желанием треснуть ему и вцепляясь в подлокотники кресла. – Да чтобы я! Да когда такое было? И вообще, с чего вдруг?! То есть… Даже если и да, то за каким мне это…

Она поняла, что путается в предлогах и пару секунд помолчала, собираясь с мыслями.

– Эдвард! Либо ты мне чего-то не договариваешь, либо одно из двух. Я еду просто письмо передать, так?

Рошейл ответил, мрачно глядя на нее:

– Вот тебе карты, вот расписание патрулей в лесах и Девори. Я тебе все сказал, что хотел, и предупредил обо всем, о чем можно. Я о тебе, как отец родной пекусь, а ты меня все время в чем-то обвиняешь! Нет чтоб спасибо сказать! – Эдвард встал в позу сахарницы, сверкая глазами из-под кустистых бровей.

– Спасибо, папочка! – злобно выплюнула Рин, выхватила у него карты и стала заталкивать их в свой рюкзак. От хорошего настроения не осталось и следа, в душе горело лишь раздражение и возмущение: как можно было так о ней подумать? Видимо, Эдвард это почувствовал, так как в следующий момент он положил тяжелую сухую руку на ее плечо и пристально посмотрел в глаза.

– Рин, прошу, береги себя. И не потому, что ты одна у нас такая, а потому, что ты моя давняя подруга. При том что ты старше, я все же отношусь к тебе, как к дочери. И я не хочу, чтобы у тебя возникли неприятности любого характера только потому, что я смолчал и не предупредил.

От ласкового тона Рошейла раздражение Рин стихло.

– Ладно. Я постараюсь. Прости, что вспылила.

В ответ Эдвард улыбнулся, и его длинное строгое лицо стало действительно добрым.

– К дому кто-то подошел, – сообщила Рин, прислушиваясь. – Топчется на пороге.

– А, это, должно быть, мой помощник, костюм принес на вечер. Я сейчас…

Эдвард ушел. Рин откинулась на спинку кресла, закрыв лицо руками. В голове была одна мысль: она согласилась на безумие, которое потом еще аукнется им всем.

Полковник вернулся и сел в кресло рядом с Рин.

– Так. Ориентировки я тебе дал. Давай теперь поговорим о деле.

– Меня не покидает мысль, что я согласилась на какое-то безумство.

– Хочешь отказаться?

– Я слов назад я не беру. Сказала «сделаю», значит, сделаю. Ты говорил, что будет бал. Как я должна его убрать, если вокруг толпа? И еще, пока я не забыла: ты помнишь, что в город мы въехали вместе? Я не предъявляла документы.

– Насчет этого не волнуйся. Инспектора завтра хватит сердечный приступ.

– Ну что за детский сад, а? Сегодня умирает глава службы охраны императора, а завтра – инспектор. Ну белыми ж нитками!

– Не твоя забота. Инспектор давно и серьезно болен сердцем, его смерть никого не удивит, сомневаюсь даже, что родственники будут настаивать на вскрытии. Кревилль! Это будет похоже на дело Петера Шаксбера [3]. Помнишь?

– Седьмое марта, семьдесят второй год, Канбери, прием у посла в Роддерсдейле. Шаксбер ввел нервно-паралитический яд был послу прямо в сердце с помощью длинной иглы. Смерть наступила за секунду, – отрапортовала Рин.

– Как будто и не уходила со службы.

– Я же поймала убийцу, помнишь? – нервно улыбнулась она. – Первое серьезное дело. После него было так здорово! Я не пошла – побежала по карьерной лестнице. У меня та иголка в кабинете на почетной полочке стояла. Интересно, где она сейчас?..

– Ладно, закончили с воспоминаниями, а то, вижу, тебя развозит. Сейчас я покажу тебе зал, где будет проходить бал. Иглу, конечно, такую не достать сейчас, но нам и не нужно особо тонкой работы. Нам нужен результат. Поднимайся, пойдем.

Рин вздохнула и бросила взгляд на часы: три. И во что она ввязывается?

При составлении любых планов следует учитывать следующее: в реальности что-нибудь обязательно пойдет не так. Вместо того, чтобы стоять в комнате за портьерой, Рин пряталась от охраны в узенькой нише на самом краешке балкона и мерзла. А Гюнтер Кревилль находился на первом этаже роскошного особняка вместе с женой и дочерью. По углам комнаты – четыре гвардейца. И еще нужно учитывать охрану самого Гюнтера из четырех человек. После окончания танца Рошейл и Кревилль должны подняться в курительную. Рин вжалась в нишу и прислушалась. Звуки вальса смолкли, раздались аплодисменты, затем зацокали по лестнице каблуки женских туфелек.

«– Как поживаете, господин Кревилль? – Как вы поживаете? – Госпожа Кревилль, какой приятный сюрприз! – Вы желаете пойти с нами в курительную, господин Джашек? – Не откажусь! – Пойдемте! Скорее, пока не объявили третий танец. Моя дочь обещала вам вальс, господин Джашек, думаю, вы расстроитесь, если она уступит другому…» – доносились голоса снизу.

«Ну ладно еще этот Джашек. Но куда ты тащишь беременную жену? – мысленно взвыла Рин. – Впрочем, плевать. Сам виноват. Холодно-то как! Давайте, идите сюда быстрее, у вас тут такой хороший табак лежит! В темпе, в темпе!»

Рин услышала, как в кабинет зашли люди. Заскрипели ножки стульев, зачиркали спички, понесло табачным дымом. Ей захотелось чихнуть, и она стала тереть нос.

– А что, Эдвард, ты говорил, у тебя дело ко мне есть?

– Есть, есть, но не при всех же. Личного характера.

– Что, за Шона своего похлопотать хочешь? Неужто решился пристроить мальчишку ко мне в гвардию? Хилый он у тебя. Жрет, что хомяк, а силы нету. Такому только на посылках бегать. Кха-кхе…

– Остынь, не за него. Шона я в военную академию пошлю. Нечего ему пятки стирать в патруле.

– А так он будет штаны протирать на академической лавке. Зря, зря, платят-то у нас достойно! Давай его к нам. Уж похлопочу, посидит годика с два в младших, а там до инспектора повышу. Кхе-кхе…

– Отстань, говорю! Дался тебе Шон!

– Кхе-кхе… Да что ж это! – Гюнтер тяжело закашлялся.

– Тебе, Эд, почитай, уже шестой десяток, – это вмешалась жена Кревилля. – Скоро пенсия, а дальше что? Останешься один со своей Магдой в твоей халупе, а Шон приглядит себе девчонку на Кимрийских улицах да укатит. На старости лет и стакан воды будет некому подать. Давай, не отказывайся! Я же знаю, он тебе как сын. Да и Магда всегда так хотела ребеночка, что ж ты у нее единственную радость отбираешь?

– Вот теперь мы приблизились к теме разговора, – сказал Рошейл.

– Хм-м?

– Говорю же, не при всех. С глазу на глаз хочу обсудить. Господин Джашек, Элеонор, позволите нам потолковать?

– Ну, мы уже докурили, да и танец скоро объявят. Страсть как хочу посмотреть, как моя Лика будет танцевать вальс! Пойдемте, господин Джашек, пойдемте!

«Да уж, идите, Джашек. Зрелище будет пренеприятное!»

Хлопнула дверь, жена Кревилля и Джашек вышли. Рин продолжала ждать.

– Так о чем ты… кха-кха… хотел?

– Есть ли у тебя доктор на примете хороший? Тот, что по женским делам? Магда у меня… беременная.

– О-хо-хо! Кха-кхе-кхе… Да что ж за табак такой жгучий? Ха-ха! Ай да Эдвард! Да у тебя, оказывается, еще есть порох! Только, постой-ка… кхе-кхе… Магда-то выдержит?

– Вот я и спрашиваю хорошего доктора.

– Ну, есть у меня один на примете. Элку-то мою он, считай, с того света вытянул. Чуть не померла, когда Лику рожала. Постой, дай припомню… Это был девяносто первый год…

«Да, – подумала Рин, пританцовывая от холода, – просчитался Рошейл, явно маловата оказалась доза для такого кабана. Давай уже, Эдвард, договори и иди отсюда скорее, его же прихватит сейчас. Эх, не хотела я грязной работы, да придется…»

– Фамилия его – Гаспарини, вспомнил. Зовут – Альберт. Только я не знаю, живет ли он еще в Парудже. Ты съезди да посмотри. Шона своего пошли. И знаешь что еще? У магов спроси, может, чего подскажут лучше. Кхе-кхе…

– Гюнтер, что с тобой? Ты бледный какой-то.

– Да табак, зараза, крепковат оказался. Намешали чего-то… И где только они его брали? Ты знаешь что? Иди пока в зал, Элеоноре скажи, что я полежу немного.

– Может, доктора позвать?

– Да нет, не надо. Пора бросать курить, – засмеялся Кревилль. – Иди, иди, я посижу тут. Бойцы! Вы все – за дверь! Ты и ты – охранять мою жену.

Дверь хлопнула, люди вышли. Внизу заиграла музыка, гости зааплодировали. Рин подобралась. Время приближалось. Послышался плеск воды из графина: Гюнтер налил себе стакан. Скрипнула софа. Рин выскользнула из своего укрытия и осторожно заглянула в комнату. Там никого не осталось, только Кревилль сидел на софе спиной к ней, со стаканом в руке. Он отпил и сразу же зашелся в приступе кашля. Рин вынула стилет из прически, аккуратно отворила балконную дверь и скользнула в комнату.

– Кха-кха… Проклятый табак!

Рин стояла у него за спиной. Грянули звуки вальса, и Рин нанесла удар точно в сердце. Острая сталь встретила неожиданное сопротивление! С необычной для такого грузного человека ловкостью Кревилль развернулся, схватил Рин за локоть и дернул на себя. Она полетела головой вперед через софу, на лету выхватила кинжал, сгруппировалась и приземлилась на обе ноги перед ним.