На передней линии обороны. Начальник внешней разведки ГДР вспоминает - Вернер Гроссманн

к нему других агентов в качестве связников. Для нас он остается горячим углем, который надо брать осторожно. В ответ на вопрос о мотивах сотрудничества с нами «Уголь» называет свои военные переживания. Ремилитаризацию ФРГ он рассматривает как опасную для укрепления мира в Европе. В этом наши взгляды совпадают. «Уголь» постоянно поставляет много информации, а вскоре и фотокопии документов. Некоторые, как он утверждает, происходят из сейфа генерала Шпейделя, генерального инспектора бундесвера. Они носят название ДЕКО I и ДЕКО II — учебные игры по военной аннексии ГДР. Мы просто не верим, что в 1954–1955 годах реально планируются такие сценарии.

Мы снова проверяем данные «Угля». Нас интересует секретарша, от которой он, якобы, получает документы. Мы ее действительно находим по указанному адресу. Впрочем, женщина безоговорочно отшивает агента, которого мы посылаем к ней и который заговаривает с ней об «Угле».

Так настоящий «Уголь» или нет? Мы этого не знаем. В любом случае, его информация вписывается в 1959 году в политическую концепцию «холодной войны». На пресс-конференции в Берлине правительство ГДР представляет общественности военные планы боннских «ультра». Опровержения не последовало. «Уголь» тем не менее арестован в ФРГ. Его мать во время заключения сына поддерживает с нами контакты.

Возрождение милитаризма в Западной Германии

После освобождения он поселяется в Австрии. Через свою подругу он снова предлагает свои услуги. Однако мы все сильнее сомневаемся в его надежности, а в частных беседах с ним получаем неясные, тяжело проверяемые ответы, поэтому не проявляем больше никакого интереса. «Уголь» обрывает связь с нами. Более поздняя попытка поговорить с ним уходит в пустоту.

Чтобы проверить данные «Угля», я еду в венгерскую столицу. Это особая командировка. Идет 1957 год, на пороге лето. Осенью прошедшего года по Венгрии пронеслось восстание. Советские танки снова восстановили порядок реального социализма. На Маргаретенинзель, в роскошном Гранд-отеле, в котором я живу, мало чувствуются противоречия венгерского общества. Все по-другому в Министерстве внутренних дел, где сидят мои партнеры по переговорам. Сотрудники служб разведки и контрразведки сообщают, что их служащим устроили бойню и линчевали. Моя переводчица защищала свое место службы с оружием в руках. Для нее, ее коллег и для меня нет никаких сомнений в контрреволюционном содержании восстания. По нашим понятиям советские войска спасли социализм не только в Венгрии. Меня не терзают сомнения по этому поводу. Напротив, это еще больше побуждает меня к тому, чтобы отразить все атаки на социализм.

Крещение огнем в Женеве

Летним июльским днем 1955 года я прощаюсь со своей женой на длительный срок. Мне предстоит командировка. Для жены в этом нет ничего особенного, такое случается часто. Она желает мне успешной работы в Варшаве и верит, что я лечу в Польшу. В аэропорту Шенефельд я встречаю Рихарда Гюптнера. Он является начальником главного отдела Министерства иностранных дел. Г-жа Гюптнер, которая прощается со своим мужем в аэропорту, спрашивает меня, почему со мной не приехала жена. Они знают друг дружку, мы живем в одном квартале. Я бурчу что-то об уходе за детьми и судорожно подыскиваю другую тему. Мне остается надеяться, что обе женщины не встретятся сразу же. Тогда уж точно Бригитта сразу узнает, что я не в Варшаве, а в Женеве. В отличие от Рихарда Гюптнера я в таких случаях связан правилами конспирации даже по отношению к жене. Мы с Гюптнером первыми поднимаемся в «Ильюшин-14» авиакомпании Люфтганза ГДР». Сначала мы летим в Прагу. Из Западного Берлина есть, между прочим, более быстрая связь с Женевой, но она для нас табу. При этом мы оба — члены небольшой делегации ГДР под руководством госсекретаря и первого заместителя министра иностранных дел Георга Хандке, отправляющиеся на конференцию на высшем уровне великих держав — США, Великобритании, Франции и СССР. Речь идет о коллективной безопасности в Европе, двустороннем отказе от применения силы между НАТО и Варшавским Договором, но в центре внимания, собственно, находится германский вопрос.

Это моя вторая поездка в Женеву. С Георгом Хандке я уже летал однажды в Швейцарию в конце 1954 года. Они оба совершают поездку как официальные лица. Я еду под псевдонимом. Несмотря на то, что я состою на секретной службе, Хандке и Гюптнер берут меня, молодого салагу, под свою опеку. Оба опытные конспираторы и помогают мне в работе.

Георг Хандке работал в руководстве КПГ, был главным редактором «Рабочей газеты». В 1933 году ушел в подполье, а после ареста был приговорен к 15 годам тюрьмы. После образования ГДР его призвали на работу министром внешней торговли, затем перевели в Министерство иностранных дел.

Рихард Гюптнер, родившийся в 1901 году, был председателем Союза Коммунистической молодежи Германии, затем помощником Георгия Димитрова в Коминтерне, жил в эмиграции в Скандинавии, Франции и Советском Союзе. Оттуда он вернулся в Германию вместе с группой Вальтера Ульбрихта. Вскоре после нашей командировки он уедет послом в Пекин.

У меня здесь есть еще и третий ангел-хранитель. Перед моей второй поездкой в Цюрих я познакомился в Берлине с Вадимом Кучиным. Он считается одним из самых опытных советских разведчиков, проявившим себя во многих сложных ситуациях. Он прекрасно говорит по-французски, английски, немецки, причем, при необходимости, на отменнейшем саксонском диалекте, который я когда-либо слышал.

Когда мы встретились в берлинском районе Карлсхорст, он поприветствовал меня на родном диалекте. И мы разговариваем с ним на саксонском диалекте до умопомрачения.

В Женеве он не только мой партнер, но и мой учитель. Я живу в маленькой гостинице в центре, в которой проживает делегация наблюдателей из ГДР, не наделенная официальным статусом или хотя бы дипломатическими полномочиями. По прибытии я чувствую, что за мной кто-то наблюдает.

Умница Кучин тоже заметил, что за мной следят. Он показывает мне соответствующих людей, дает мне еще пару хороших советов и оберегает меня от слишком больших ошибок во время выполнения моего первого крупного задания в зоне проведения операции. Нельзя не заметить одного журналиста, постоянно появляющегося там, где и я. В гостинице он всегда сидит за соседним столом. Когда я с кем-нибудь разговариваю, он стоит поблизости. Я становлюсь все осторожнее. Когда позже в Берлине я описываю этого человека, Маркус Вольф замечает сухо: