«Мы не дрогнем в бою». Отстоять Москву! - Валерий Киселев

На коне к группе командиров подскакал старший политрук Филипченко, комиссар штаба дивизии:

– Товарищ полковник, Балакин провел разведку боем, даже чуть не взяли Гремячее. Огневых точек у них немного, выявили всего пять пулеметов. Пленного взяли, сказал, что это тылы восемнадцатой танковой дивизии.

– Старые знакомые, отлично, – сказал Гришин. – Сейчас мы с ними и посчитаемся. Скачите обратно, передайте, чтобы по выстрелу из орудия начинали атаку на Гремячее.

Майор Туркин с группой в двадцать человек вышел к Гремячему с противоположной стороны, слышал перестрелку, которую вел отряд Балакина, но по ней установить точное количество немцев в деревне было невозможно, и он решил послать разведку, пока не подошли главные силы.

– Сержант, возьмите с собой кого-нибудь и ко мне, – позвал Туркин крепкого с виду связиста. – Пойдете к деревне, выясните, сколько там примерно немцев.

Сержант Гаврилов и красноармеец Егоров, сняв карабины с плеч, перебежками двинулись к деревне, до которой было не более трехсот метров. Туркин видел, как разведчики перешли речонку, залегли у плетня, но вскоре вернулись.

– До огорода дошли, а дальше ничего не видно, деревья мешают, – доложил Гаврилов, переводя дыхание.

– Что, крови боишься? – ядовито процедил Туркин. – Иди на те тополя, пока не услышишь выстрела нашей пушки.

«Сказал бы сразу, что надо вызвать огонь на себя, чтобы можно было их засечь, – подумал Гаврилов, – а то как молодого обманывает, на самолюбии играет: «Крови боишься…»

Гаврилов перебежками добрался до большого голого куста, залег, осмотрелся. В деревне было тихо. Он пополз к тополям, но метров через двадцать был обстрелян автоматчиками. Минут через десять неожиданно, а потому особенно громко и раскатисто выстрелила пушка.

Рота лейтенанта Михайленко – сам он со Старостиным шел в центре, слева Червов, Вольхин и Манов, Баранов справа – прошла лес и залегла в кустарнике метрах в двухстах от дороги. Хорошо была видна стоявшая на дороге колонна грузовиков. К Михайленко подошел старший лейтенант-артиллерист:

– Дайте сигнал, как будете готовы, я открою огонь. Но у меня всего четыре снаряда, учтите.

– Целься по танкетке, что на пригорке стоит. Коробков! – тихонько окликнул Михайленко. – И вы трое, вам задача: уничтожить танк. Сколько у вас гранат?

– У меня есть противотанковая, – сказал сержант Коробков, похлопав себя по поясу, на котором висела большая граната.

Старший лейтенант Михайленко еще раз посмотрел на дорогу, на цепь залегших бойцов, растянувшихся по опушке метров на триста, потом встал и махнул фуражкой, давая тем самым сигнал к атаке.

Рота поднялась и быстрым шагом с винтовками наперевес пошла к дороге.

Танкетка была подбита первым же снарядом – вздрогнула и ярко загорелась, как деревянная. Почти одновременно разорвалось несколько гранат: сержант Коробков с группой подорвал танк. А меньше чем через полминуты по всей дороге стоял сплошной треск от выстрелов.

Немцы, шоферы, сидевшие в машинах по двое-трое, с началом боя почти не отстреливались и побежали врассыпную прочь от своих машин.

Бойцы взвода лейтенанта Баранова, атаковавшие колонну непосредственно на дороге, быстро вышли на деревню, разгоняя ошалевших от неожиданности немцев по чердакам и сараям.

Сержант Гаврилов, залегший под кустом, когда ходил в разведку, видя со стороны начало боя, почувствовал себя вначале как-то не у дел, но когда из-под плетня начал стрелять немецкий пулеметчик, понял, что если он его сейчас не снимет, то немец запросто сможет положить всю роту. Тщательно прицелившись в зеленую каску пулеметчика, Гаврилов выстрелил. Еще раз, еще, и немец безвольно опустил голову на пулемет.

Весь бой шел не более пятнадцати минут. Немцы, шоферы и охрана частью были перебиты, частью попрятались. В колонне то и дело еще раздавались выстрелы. Несколько машин горели.

Старший лейтенант Михайленко быстро шел по обочине, пересчитывая машины, то и дело заглядывая за борта. Машины были в основном с боеприпасами.

– Подождите, товарищ старший лейтенант, – задержал его какой-то боец. – Там машина со снарядами горит, сейчас рванет.

Через несколько минут впереди раздался долгий, протяжный взрыв. Ударило волной воздуха, и сразу стало тихо. Прекратились и выстрелы.

– Какой дурак это сделал! – ругался Михайленко. – Так же можно и своих задеть! – «Ровно семьдесят», – удивился он, закончив счет стоявших на дороге автомашин.

Группа лейтенанта Червова, с которой был и Вольхин, на своем участке немцев разогнала быстро. Бойцы уже шарили по машинам, а Червов, подойдя к легковушке, по кузов застрявшей в грязи, увидел на сиденье портфель.

– Эй, рус! – услышал Червов и оглянулся.

Из бурьяна метрах в двадцати встали несколько немцев с поднятым руками.

Червов сначала опешил, но потом приказал пленным построиться в шеренгу. Пересчитал их, оказалось ровно двадцать человек, приказал сдать документы. Немцы поняли, начали дружно расстегивать карманы своих френчей.

Лейтенант Червов собрал у всех документы.

– Ну, как тут у вас? – подошел к Червову Михайленко.

– Все машины оказались со снарядами. – ответил Червов, – пятерых убили, да вот двадцать сами сдались. Что с ними делать? И портфель вот, с документами.

– Пленных пока охраняйте. Портфель давай, полковнику Гришину отнесем.

– А у нас там целая машина со шнапсом стоит, в другой – куры жареные в пакетах, – рассказал подошедший политрук Старостин. – Две машины шоколаду, а в одной «Тройной» одеколон – где-то, значит, грабанули наш магазин.

– Дай-ка хлебнуть, – попросил Михайленко фляжку у бойца. – А у меня, представляешь, фляжку пулей сбило. Так, ладно, охраняйте колонну, а мы к Баранову сходим.

Солдаты лейтенанта Семена Баранова, когда к ним подошли Михайленко и Старостин, сбившись в кучу, громко хохотали.

– Что у вас тут смешного? – спросил Михайленко, войдя в круг.

Какой-то тощий боец напялил на себя немецкий мундир и изображал генерала.

– А ведь мундир-то, похоже, и правда генеральский, – сказал Старостин.

– Так это с него и сняли померить, – показал кто-то на немца, стоявшего в сторонке и дрожавшего от холода или от страха.

– Это не его мундир. Генерал пожилой, в избе лежит, ранили его в обе ноги, – добавил кто-то.

– Так уж и генерал, – усомнился Михайленко. – Полковник хотя бы.

– Смотрите, погоны какие: плетеные, серебряные.

Бойцы опять чему-то громко засмеялись.

Михайленко вывел Баранова из круга.

– Ну, Семен, молодцы твои ребята. Как действовали – я не ожидал. Ведь вчера все еще еле ноги таскали.

– У меня и убитых-то всего один человек, – сказал Баранов, – а раненых вообще нет. Коробков молодец, не ожидал от него: первый бросился в атаку, когда к деревне подошли. За ним и все поднялись. Пятерых, кажется, уложил. Григорьев двоих застрелил, троих в плен взял, а Папанов семерых привел, как на веревочке, да троих, говорит, убил. Они было в контратаку сунулись, так Яковлев их один остановил, человек двадцать было – гранатами забросал. Арисов отлично действовал, четверых уложил. И все из отделения Корчагина. Молодцы ребята, я просто не ожидал такой инициативы. Выше всяких похвал!

– А Корчагин где? – спросил Старостин Баранова.

– Молодец, командует уверенно. Самое дружное отделение. Представь себе: с начала войны все держатся как заговоренные. А сам Корчагин в каком-то сарае десять немцев уложил. Они сидят лопочут – ала-ла, а он туда гранату, и – тишина.

– Товарищи командиры, – к Михайленко подошел старик в драном овчинном полушубке, – не вижу, кто у вас здесь старший…

– Что тебе, отец? – спросил его Старостин.

– У соседнего хутора тоже полно немецких машин.

– Далеко отсюда?

– Версты две, не боле. Трояновским хутор прозывается.

– Проводишь, отец? – спросил Михайленко. – Баранов, возьми с собой человек пять и сходи разведай. Николай, – повернулся он к Старостину, – я сейчас записку набросаю, отвезешь ее полковнику Гришину. Передай, что могут идти сюда.

Старик, как и договорились, что если немцев нет, дал сигнал Баранову, и разведка смело вошла на хутор. Баранов отослал двоих к Михайленко, а сам с сержантами Олейником, Коробковым и Литвиновым принялись считать и осматривать автомашины. Стояло их, застрявших в непролазной грязи, около двадцати, все с обмундированием и продуктами. Только они начали набивать свои вещмешки шоколадом, как на хутор въехал немецкий танк. Он сделал выстрел, зацепил одну машину корпусом и остановился, поводя башней.

– Уходим, – тихо сказал своим сержантам лейтенант Баранов. – Никуда они от нас теперь не денутся.

Полковники Гришин и Яманов и комиссар дивизии Канцедал, когда пришли со штабом в Гремячее, не сразу и поверили своим глазам, что на дороге стоит столь длинная колонна захваченных их бойцами автомашин.