Интербеллум (СИ) - Лета Валерия

— Да.

Охотников махнул рукой, отпуская.

— Прошу прощения, — подала голос и, дождавшись, когда снова переведет на меня взгляд, продолжила: — Не могли бы вы предоставить план гимназии?

— Меры безопасности?

— Да.

— Разумеется. Константин Дмитриевич, — обратился начальник гимназии к инспектору классов, — позаботьтесь в ближайший срок доставить план гимназии личному телохранителю. — И, вернув мне внимание, уточнил: — Это все?

— Да. Благодарю.

По дороге из зала подловила слугу и попросила принести завтрак в одиннадцать для хозяина.

Развернувшись, я наткнулась на Елизавету. В черном гимназистском строгом платье ниже колен, с длинными рукавами и туго затянутой чёрной лентой косой. Все девочки носили платья прямого покроя, либо черного, либо темно-зеленого цветов с белыми воротничками, на груди справа были вышиты инициалы и класс. Белый фартук и голубого цвета платье предназначались для торжественных случаев: парадные церемонии или праздники — отсылка к довоенному времени, среди чародеев преобладали романтики. Мальчики же ходили в темно-серых и темно-синих приталенных рубашках с воротником-стойкой и манжетами на пуговицах. Выпускному классу разрешалось носить черные. На пиджаках также красовались инициалы. На торжественные мероприятия надевали белые рубашки. Лично мне эта форма фасоном слегка напоминала гимнастерку.

Основная масса гимназистов ещё не вылезла из постели, но Ангелова с детства отличалась собранностью. Она только зашла и оглядывалась, увидев меня, поколебалась и подошла.

— Доброе утро, Елизавета Григорьева.

— Здравствуй. Как тебе гимназия?

— Меня все устраивает, благодарю.

Чародейка помолчала. Посчитав, что разговор окончен, я поинтересовалась, могу ли уйти. Елизавета выпрямилась и улыбнулась.

— Да…но мы можем поговорить как-нибудь? После занятий?

Её чистые добрые глаза вынудили дать согласие.

— Евгений же не станет возражать?

— Я не думаю, но спрошу.

— О, нет! — спохватилась она, чем привлекала внимание нескольких учеников.

Я нахмурилась. Говорить со мной посередине зала на глазах стольких свидетелей. Вопиющее поведение может быть оправдано только тем, что она помолвлена с моим хозяином, а значит, у неё могли возникнуть какие-то трудности или вопросы, требующие немедленного вмешательства. Да, пожалуй, именно такой версии я и буду придерживаться. Но все же со стороны выглядело чрезвычайно неприлично. Мне всегда было непонятно, как такая благовоспитанная, скромная девушка не в состоянии уяснить элементарные правила — с шаманом нельзя стоять и просто разговаривать, как с лучшей подругой.

— Видишь ли, — начала Елизавета, — я не хочу, чтобы Евгений знал суть наших разговоров. Ты…ты могла бы не рассказывать?

Ох. Я втянула побольше воздуха и с шумом выдохнула. Я хранила в тайне, сколько раз убивала, за кем шпионила и с кем сражалась, не говоря уже о незначительных происшествиях, вроде стычки за завтраком. Но умолчать о подобном!

— Все зависит от характера разговора. Поймите меня правильно, Елизавета Григорьевна.

Мимо нас, поздоровавшись с будущей хозяйкой, прошли охранники преемника.

— Да-да, конечно. Просто беседа, как в самолете, — она смущенно улыбнулась. — Встретимся вечером. Ах да, как Евгений?

— Спит. Он не привык вставать рано.

— Понимаю. И…тебе идут очки.

Бесхитростный комплимент вызвал с моей стороны искреннюю улыбку в уголках губ.

— В них не приходится переживать, что кто-то заподозрит, как я его изучаю.

Ангелова с чувством кивнула, а я посчитала, что пора удалиться.

— Всего доброго, Елизавета Григорьевна.

Когда я поднялась по лестнице, Роман уже занял пост. Вытянувшись по струнке, он грозно загораживал дверь и охранял самое главное, что всех нас объединяло — Евгения.

— Ох, ну и закинуло же нас! — проворчал он, стоило мне подойти.

— Я осталась последней, с кем ты не обсудил решение сверху?

Он рассмеялся, и я слегка ударила его в грудь, напомнив о непроснувшемся Евгении.

— Кхм, прости. Ну и богатырский же у него сон, черт возьми! Я всю ночь ворочался. Знал бы — мог отдежурить вместо Ильи.

— Хочешь два наряда?

— Два наряда в гимназии? — веселые искорки в глазах заставили мои губы дрогнуть. — Что может быть опаснее дежурства в коридоре, где со всех сторон тебя окружают дети?

— Ночное дежурство, когда какой-нибудь подросток так и норовит сбежать.

— Хм, — почесав подбородок, задумался шаман, — я должен буду помешать?

— Думаю, нас не касаются взаимоотношения учеников и преподавателей, а также злостные нарушители непреложных правил данного заведения.

— Так и думал!

Я тихо прокралась в комнату. Евгений действительно спал. По моим подсчетам он должен проснуться не раньше одиннадцати, сейчас же 9:35. Ученики проснулись и позавтракали. В девять начались занятия с перерывом на обед в час дня, затем снова учеба до трёх, полдник и ужин в восемь.

Вытянув ноги на софе, я достала катану, посчитав, что самое время её почистить и заточить. У каждого шамана есть свои предпочтения в оружии, у меня — тонкий, изогнутый меч. Очень давно я отдала целое состояние за эту вещицу из стали, выполненную в лучших традициях признанным мастером. Заговоренная магией, катану не так просто сломать, а меня — победить. Вдвоём мы преодолели многое. С ней я расстаюсь разве что во сне и то, она всегда лежит под рукой, на всякий случай.

Катана, поблескивая в лучах зимнего солнца, легко легла в руку. Я заточила лезвие перед отъездом, но все же решила пройтись по клинку опять. Если за тридцать лет в мое сердце и проникла к чему-либо привязанность, то к ней.

Кутисакэ материализовалась и повисла над постелью в позе лотоса. Глаза сузились, стоило нашим взглядам встретиться. Повязка скрывала рот, но нахождение с демоном бок о бок семь долгих лет подсказывало мне о плотно сжатых губах.

Я опустила голову и принялась за дело, чувствуя тяжелый мрачный взгляд. Очистить и заточить оружие — настоящее искусство, которому обучили двенадцать лет назад. Рисовой бумагой требовалось очистить от грязи и масла, которое использовалось для смазки меча; я предпочитала масло камелии.

— В красивом платье и конюх хорош, — понизив голос, процедила Кутисакэ.

— В мелких водах волны шумят громче.

Обменявшись любезностями, комната снова погрузилась в тишину. Мы были с ней на одной стороне — для нас обеих смысл существования замыкался на Евгении. Разница заключалась в том, что я была из плоти и крови, моё социальное положение оставляло желать лучшего, а она была привязана к отмеренному жизненному сроку господина, после смерти которого снова окажется в забвении и вернётся в реальность лишь с новым хозяином столетия спустя.

И все же она меня ненавидела, и не роднило нас даже мнимое землячество. Взяв масло, я украдкой посмотрела на прямую прозрачную фигуру. Темные волосы до поясницы перевязаны красной лентой, желтые глаза-щелочки прикованы ко мне, одна рука сжимала рукоятку меча, другая покоилась на колене.

— Когда ты ещё была ребёнком, — заговорила я, — тебя не учили правилам хорошего тона? Например, не рассматривать людей.

— И это говорит та, что готова выпотрошить любого?

— О, только если действительности возникнет необходимость! Вдобавок, у меня есть разрешение. Поэтому, — я подняла голову, — я могу выпотрошить тебя.

Разумеется, это был блеф, и мы обе прекрасно понимали. Не хватит никакой силы шамана, чтобы победить демона высшей категории, да и вообще любого.

Пока Евгений не проснулся, я успела дважды покурить. В холле стояла давящая тишина — все на занятиях. Илья отдыхал, остальные упражнялись в тренажерном зале. Поднимаясь по винтовой лестнице, я столкнулась с двумя спускающимися преподавателями.

— И все же рекомендую обезопасить заклинанием класс! — не понижая голоса, ворчливо говорил мужчина коллеге.

— Ох, ну что вы, — отвечала женщина, — всего лишь дети, пятый класс.