Лейтенант и его судья - Мария Фагиаш

— Понятно, — кивнул Вайнберг. — Ваши подозрения направлены, таким образом, на номер 16 и стоящих за ним выпускников этого года.

— Верно, только номер 16, к счастью или несчастью, попал тридцатого октября в военный госпиталь с аппендицитом и был прооперирован. Четырнадцатого ноября, когда были отправлены циркуляры, он все еще лежал в госпитале.

— А если у него был сообщник, которому он поручил отправить письма еще до того, как лег в госпиталь?

— Маловероятно, так как вплоть до первого ноября у него были все основания ждать своего перевода и повышения. До нынешнего года и ранее первые тридцать лучших выпускников подлежали после обязательного прохождения службы в войсках переводу в Генеральный штаб. И только в нынешнем году начальник Генерального штаба Конрад неожиданно изменил систему таким образом, что повышению в звании и переводу стали подлежать только первые пятнадцать лучших. Я не знаю его мотивов. Может быть, он хочет таким образом повысить уровень своих штабных или просто сократить штат. Но в любом случае его решение было болезненным ударом для тех пятнадцати, которые все годы были уверены, что им вскоре предстоит надеть темно-зеленую форму.

— Согласно вашей теории, и номер 17 может оказаться Чарльзом Френсисом.

— Вполне возможно. Хотя номер 17 служит в Загребе и с сентября не покидал расположения части.

— Я вижу, вы времени даром не теряли, господин капитан!

— Все еще впереди. Например, о номере 18 я ничего не знаю, кроме того, что он служит в Линце. Что касается номера 19, здесь возникает интересный вопрос. Он является единственным из получателей циркуляра, кто не был повышен в звании и переведен. Тот факт, что он служит в Галиции, в большей или меньшей степени позволяет исключить его из числа подозреваемых. То же самое относится и к номеру 20 — он служит в гарнизоне Кракова. Конечно, у обоих могли быть и сообщники, которые отправили циркуляр.

— Значит, вы сосредоточили свои усилия на этих четырех?

— Возможно, я займусь еще и некоторыми другими, чтобы быть полностью уверенным, но в настоящий момент эти четверо — мои главные подозреваемые.

— Хотел бы вас предостеречь, господин капитан, — невесело улыбнулся Вайнберг, — вы не завоюете особую любовь господ офицеров, когда начнете искать среди них Чарльза Френсиса.

— Да, я знаю, — пожал плечами Кунце, — но у меня нет другого выбора.

— Я пошлю к вам Йоханна Побуду. Он лучший графолог, с которым я когда-либо работал. В последний раз он нам хорошо помог при раскрытии одного запутанного дела о шпионаже.

Несмотря на все усилия комиссара Вайнберга, Побуда появился у Кунце в казармах у зернового рынка, где располагалось военное училище, только в два часа дня. Графолог был небольшого роста элегантный человек, неопределенного возраста, с несколько жеманными манерами. Он был одет в хорошо сшитое пальто на меху и имел при себе черный саквояж, наподобие тех, которые берут с собой врачи, направляющиеся на дом к пациенту. Не теряя времени, Кунце с экспертом направились в архив. В одном небольшом помещении хранились экзаменационные работы курсантов выпуска 1905 года. Кунце достал из своей папки два конверта Чарльза Френсиса и подал их Побуде.

— Я прошу вас о невозможном, — сказал он. — У нас есть около сотни рукописных работ, и я надеюсь, что вы найдете среди них того, кто подписал адреса на этих конвертах.

Самое сложное состоит в том, что конверты подписаны не обычным почерком, а тем шрифтом, который применяется для нанесения обозначений на военных картах и планах.

Побуда посмотрел на него с улыбкой.

— Если бы конверты были подписаны обычным почерком, моя помощь наверняка не потребовалась бы, не так ли?

Он взял конверт, адресованный капитану Моллю, некоторое время внимательно смотрел на него, затем достал лупу из саквояжа и стал рассматривать буквы.

— Таинственный Чарльз Френсис, — пробормотал он.

Побуда был прилежным читателем газеты «Новая свободная пресса» и догадался, что его услуги потребовались для расследования дела об отравлении.

— Вы угадали, — кивнул Кунце. Он взял наугад семь тоненьких папок из стоящих на полке и положил их перед Побудой на стол. — Начнем с этих.

Кунце открыл в каждой папке страницу, на которой не было никаких сведений об авторе.

Йоханн Побуда снял с левой руки лайковую перчатку — правую он снял раньше, когда здоровался с капитаном, и внимательно рассмотрел каждую страницу из этих семи.

— Все они написаны в крайне возбужденном состоянии, — заметил он, — причем молодыми людьми примерно двадцати пяти — двадцати шести лет.

Это замечание не произвело на Кунце никакого впечатления. Каждый читающий газеты мог бы прийти к такому же выводу.

— Как вы полагаете, есть ли среди них отправитель этого конверта? — спросил Кунце.

Жеманные манеры графолога стали действовать ему на нервы. Никогда еще не видел он ни у мужчин, ни у женщин таких отполированных до перламутра ногтей.

— Нет, — тотчас же уверенно ответил Побуда.

Его ответ несколько успокоил Кунце. Из этих семи работ три были написаны лучшими выпускниками этого года, остальные занимали места в последних пятидесяти. Он подал Побуде следующую пачку. Снова среди авторов работ были лейтенанты, никоим образом не попадавшие под подозрение. На этот раз Побуда затратил на них гораздо больше времени.

— Здесь есть некоторое сходство, — пробормотал он, положив оба конверта рядом с одной из страниц, и снова стал внимательно разглядывать текст через лупу. — Нет, — наконец сказал он. — Это не то, что мы ищем. Его R смутило меня в первый момент, но это было единственное сходство.

Кунце нашел работы, принадлежавшие выпускникам, стоявшим в списке под номерами 16, 17, 18, 19 и 20.

— Теперь посмотрите, пожалуйста, эти.

Побуда с ухмылкой взглянул на него.

— Вы меня все еще проверяете или мы займемся наконец делом?

— Все это время мы только делом и занимаемся, — резко прервал его Кунце.

— Только не рассказывайте мне, что вы подозреваете двадцать человек.

— У меня их девяносто один. После того как вы исключили пятнадцать, осталось еще очень много.

Конечно, это было не так, но Кунце предпочитал держать этого человека в неведении.

Некоторое время Побуда был занят рукописью номер 16, обер-лейтенанта, который перенес операцию аппендицита. С номером 17 он расправился очень быстро, только один раз скользнув по его тексту лупой.

— Нет, это не тот, без сомнения, не тот, — пробормотал он.

Под номером 19 стоял обер-лейтенант Йозеф фон Хедри, служивший в Гродеке в Галиции, который не подлежал повышению, но получил тем не менее циркуляр. Побуда затратил на изучение его почерка более десяти минут.

— Этот придется мне, наверное, взять с собой и сфотографировать. Увеличенные фотографии говорят гораздо больше, чем лупа или микроскоп. Буквы L и I кажутся мне подозрительными, но я бы с большой натяжкой сказал, что это он.

Следущей была страница, написанная офицером, служившим в Линце. Побуда медленно наклонился над текстом, и его бледное лицо слегка покраснело.

— Это он! — взволнованно воскликнул он.

Кунце схватил папку и прочитал на обложке фамилию: обер-лейтенант Петер Дорфрихтер.

— Это тот человек, — повторил Побуда абсолютно убежденным голосом. — Для того чтобы исключить сомнения, я должен взять рукопись и оба конверта с собой. Завтра утром вы получите заключение.

Кунце подумал и сказал:

— Согласен. Но убедительно прошу вас держать это в строжайшей тайне.

Этим же вечером, незадолго до того, как он собирался покинуть свое бюро, Кунце получил важное сообщение. Еще два недавно переведенные в Генеральный штаб капитана получили циркуляры Чарльза Френсиса и немедленно передали их командованию. Оба были в отпуске и нашли циркуляры в общей скопившейся почте, когда приступили к несению службы.

Число получателей циркуляра увеличилось, таким образом, до десяти.

На следующее утро Йоханн Побуда сообщил капитану о результатах своей ночной работы с рукописью Дорфрихтера: на основании всестороннего научного анализа можно было сделать вывод, не подлежавший никакому сомнению, — выпускная работа и адреса на конвертах написаны одной и той же рукой.

Кунце между тем удалось собрать кое-какие сведения о личной жизни обер-лейтенанта Дорфрихтера, а также заглянуть в его характеристики. Образ, который из всего этого вырисовывался, никак не подходил для безжалостного убийцы-отравителя.

Репутация обер-лейтенанта как офицера и джентльмена была безупречной. С момента его направления в мае 1909 года в 14-й пехотный полк он находился в Линце, примерно в пяти часах езды от Вены. Два года назад он женился, и сейчас они с женой ожидали рождения своего первого ребенка. Согласно краткой служебной характеристике, его отличали надежность, уравновешенность, ответственное отношение к службе и преданность.