Восемнадцать часов дурдома - Владислав Картавцев

– Ну-с, милейший Иван Иванович, может, Вы мне расскажите, какая такая оказия с Вами приключилась?

Маленький человек задумчиво повернул голову в сторону Андрея, в его глазах мелькнула искра разума, он высунул язык, после чего смачно харкнул на пол:

– Браво, сидельцы, только ураниане помогут нам очиститься!

– Ураниане? – Андрей сморщился и отодвинулся ближе к окну. За сеткой его не достанут, так что бояться – он не боится, а вот быть оплеванным не очень хочется, – это те, что уринотерапией страдают?

– Идиот! – Иван Иванович вдруг подпрыгнул со стула, вцепился руками в сетку и сильно потряс ее, – ураниане – наши союзники, они вместе с нами воюют против альфиан!

– Понятно, понятно! – Андрей примирительно вскинул руки вверх, – Вы садитесь, пожалуйста, и если хотите, можете рассказать немного о вашей жизни, о борьбе против альфаниан!

– Альфиан, кретин! Не альфаниан, а альфиан! А если еще раз неправильно скажешь, я тебе глаз высосу!

– Ладно! – Андрей хмыкнул и широко улыбнулся. – Вот это по-нашему! – подумал он, – а то привозят все каких-то – ни туда, ни сюда! Давно мне кандидаты на пятый уровень не встречались!

– А вот скажите мне, а вы-то сами кто – земляне?

– Мы – земляне! – пациент гордо выпятил грудь, потом немного помолчал и с силой ударил себя кулаком по уху, – и у нас отличный слух, мы слышим голоса!

– И что же они говорят? – Андрей раскрыл дело и начал заполнять пустую страницу в самом конце: «Осмотр при поступлении. Пациент проявляет отчетливые признаки агрессии на почве навязчивых видений. Шизофрения, усугубленная бредом».

– Они говорят, что голодны! – Иван Иванович вдруг зарычал, ощерил зубы и укусил себя за руку, – они говорят: «Дай кусочек!»

– Хорошо! – Андрей отложил в сторону ручку, – а, может, Вы вспомните, похищали ли Вас когда-нибудь пришельцы, и что с Вами делали?

– Нет! Никогда! – больной резко отступил назад и с размаху упал на стул, – и это после всего, что я для них сделал! Какое кощунство! Какое коварное кощунство! Подонки! Воды, дайте воды, подонки! Воды! – он вдруг покраснел, с хрипом схватился за горло и попытался воткнуть палец себе в кадык.

– Довольно! – Андрей быстро схватил медный колокольчик со стола и громко позвонил. В дверь вломился Перельман, отработанным приемом завернул Суржикову руки за спину и обмотал их липкой лентой. – Уводи его на уровень три! Думал пятый, но вроде, почти безобидный! Себя, конечно, может покалечить, но там они все такие!

Андрей посмотрел на часы. Без двадцати пяти одиннадцать. Быстро управился! А ведь могло быть хуже!

У него поднялось настроение. До конца первичного осмотра («первички») оставалось чуть менее часа, и, судя по спокойной атмосфере в коридоре, он имеет все шансы провести его в одиночестве.

– И почему их все время тянет на инопланетян? – Андрей закрыл глаза и попытался вспомнить, какой процент из личного состава вновь прибывающих пациентов так или иначе связан с зелеными человечками.

Андрей сидел на первичке один раз в неделю, и в среднем за время его дежурства через него проходило один-два человека. Максимум три – но только совсем уж в исключительных случаях. А бывало, что и ни одного.

– Итак, считая Суржикова, за последний месяц было шесть человек, – Андрей принялся загибать пальцы, – номер первый – полоумная алкоголичка Самарская Авдотья Никитична, которую заклинило на почве белой горячки, и она стала во всех встречных видеть чертей и посланников Сатаны. В общем, ничего особенного – здесь ей быстро вправили мозги и выслали по месту жительства.

Номер два – Криволапов Сергей Феоктистович, бывший продавец из магазина косметики. Вдруг ни с того ни с сего возомнил себя звездочетом. Причина помутнения в рассудке неясна. Допускаю, парфюмерная вода попалась уж больно токсичная – ведь всем известно, что в магазинах задвигают турецкое фуфло под видом аутентичной продукции! А иначе им и не выжить – с такими-то расходами! Смешной малый – до сих пор каждое утро начинает с требования показать ему звезды, и особенно Сириус, Альдебаран и Бетельгейзе. Название-то какое – почти Бетельгейзер! Была бы у меня такая фамилия, я бы давно свалил в Израиль! В общем, под категорию съехавших на почве внеземного разума подходит!

Номер три – Сиабов Тарч Хумамшидович! – Андрей залез во внутренний карман халата, вытащил оттуда записную книжку, полистал и сунул обратно, – нет, не Тарч, а Тарш! Что-то с памятью моей стало, по широкому пройду полю! Тарш – прикольное имя! И что бы оно могло значить? Помешался на почве национальной неприязни к китайскому народу. Что ему они сделали – остается загадкой! Поступил в клинику в состоянии буйной ярости. Полицейские отловили его на вещевом рынке – он зубами пытался перегрызть железный засов контейнера, в котором, по его мнению, находилось краденое китайцами золото ацтеков. Три укола – прежде чем успокоился! Здоров мужик! Но на присутствие инопланетян не похоже, те бы действовали тоньше!

Четвертый номер. Апармурат Апармуратович Апармуратов – всем рассказывает, что он горский князь, и сует под нос справку, якобы выданную ему персидским шахом в семнадцатом веке на пожизненное владение Кавказом и персонально горой Арарат. Настоящий неподдельный псих! – Андрей вспомнил, как Апармурат пытался разорвать защитную сетку, отделяющую его от Андрея, и ему стало немного не по себе. – Сволочь, обещал, что как только выйдет на волю, так сразу и зарежет! Но ничего, здесь тебя быстро научат родину любить! Все вы горячитесь, пока лечение не получили, а потом ничего – как шелковые, и поете хором натощак!

Теперь номер пять – Дворницкая-Ксешинская Матильда Евгеньевна. Битых полчаса доказывала – типа, она есть реинкарнация той самой дореволюционной Матильды, что наставила рога самому императору Николаю Второму. А послали ее специально, чтобы проверить разумность землян и их готовность слиться с вселенским разумом. Короче – наш пациент, точнее пациентка! Так что, считай, вместе с Суржиковым получается трое на трое – то бишь пятьдесят процентов!

– А время, между тем, спешит и льется, словно песня! Без десяти одиннадцать! – Андрей сладко зевнул и выглянул в зарешеченное окно. Оно выходило во внутренний двор и света почти не давало. Зато через него было отлично видно женский туалет с закрашенными суровой черной краской окнами, которые часто были приоткрыты – дамы любили атмосферу посвежее и поэтому постоянно проветривали помещение.

Вот и сегодня кто-то распахнул окна на распашку – по-видимому, не имея никакого понятия, что дам могут застать врасплох. Хотя доподлинно утверждать невозможно, дамское сознание – чистый сумрак, и просчету не поддается.

– Эх, стоило организовать здесь женскую баню! – Андрей сунул в зубы сигарету и выпустил в потолок столб дыма. Курить в «первичке» было строго-настрого запрещено, но он приноровился – главное, если тебя застукали, делать невинное лицо и все отрицать: «Снаружи занесло! Из женского туалета!» А насчет бани – это была его дежурная шутка номер четырнадцать.

Андрей посмотрел на свои желтые ногти и представил, как приходит в маникюрный салон и говорит: «Эй, boy! Ну-ка быстро сделай мне маникюр, да не простой, а как у этого – как его? Ага – метросексуала! Плачу два двугривенных, и смотри мне, чтоб без баловства!»

Ему вдруг стало дико смешно, и чтобы приступ смеха не напугал никого в коридоре (все-таки, учреждение серьезное, и смеяться всуе здесь считается дурным тоном) он быстро ухватил зубами длинный и грязный заусенец на большом пальце и резко рванул на себя.

– Вот так тебе! – заусенец оторвался с характерным треском, на пальце выступила кровь, и Андрей с удовольствием слизал ее, – ничто так не способствует просветлению разума, как конкретные действия!

Он затушил окурок о наружную кирпичную стену (для этого ему пришлось просунуть руку сквозь решетку) и уже собирался закрыть окно, как вдруг в туалет напротив вошла помощница доктора Парчевского.

Означенный Парчевский был та еще зануда. Когда в клинике случались общие пьянки (например, под Новый год или на 8 марта) доктор все время рассказывал одну и ту же историю: как он выяснил, что является прямым потомком того самого прощелыги, который в «Мастере и Маргарите» получил от Коровьева в подарок колоду десятирублевок на том самом знаменитом представлении в Варьете.

А поскольку любая (пусть даже самая интересная) история, если ее рассказать пару десятков раз, становится тошнотворной для слуха обывателей, то за Парчевским быстро закрепилось прозвище «зануда-покерщик», поскольку его родственник ведь не зря говорил, что: «Кабы не покер, то жизнь в Москве была бы совершенно несносна». И понятно, что многие добавляли к прозвищу сочные эпитеты, чтобы весомо подтвердить свое отношение к доктору.

Впрочем, как говорится, что – с ним детей крестить, что ли, с этим Парчевским? Помрет, никто и не вспомнит! Совсем другое дело его молоденькая ассистентка, которая появилась совсем недавно (и как он только выбил штатную единицу, сволочь!) и уже привлекала к себе пристальное внимание всего мужского коллектива больницы. Ассистентку звали Машенька, и последнее время в фантазиях Андрея ей стало уделяться все больше и больше места.