Наша трагическая вселенная - Скарлетт Томас

Пока я разглядывала морские желуди, Беша бегала за камнем, который я снова и снова бросала в море. Каждый раз она приносила мне камень с таким важным видом, будто выполняла крайне ответственную работу. В жизни после смерти, как описывал ее Ньюман, животные, кажется, совсем не фигурировали. А вот у Платона, насколько я помнила, они были. Если тебе до смерти надоело быть человеком, можно было спросить у Веретена Судьбы, нельзя ли тебе возродиться в образе собаки, или лошади, или ласточки и жить без забот и хлопот. У Платона даже Одиссей решил в следующей жизни стать обыкновенным горожанином, потому что страшно устал от своих подвигов. Но Ньюман, похоже, вообще не был поклонником спокойной жизни. Что плохого в том, чтобы сидеть перед телевизором и есть пиццу, если это доставляет тебе удовольствие и не мешает никому другому? Чем это хуже, к примеру, победы над драконом или освобождения прекрасной девы? Мысль о том, чтобы провести тысячу лет в бесконечных приключениях, приводила меня в страшное уныние.

Постояв еще немного в очереди на паром, я поняла, что сейчас усну, и стала делать «водяное колесо» — дыхательное упражнение, которому научилась много лет назад. Начать нужно с вдоха через нос, представляя при этом, что воздух поднимается откуда-то снизу со спины, проходит по всему позвоночнику, на секунду задерживается в основании горла, а потом обрушивается где-то спереди и выходит наружу в области пупка. Когда делаешь «водяное колесо», создается ощущение, будто ты вдыхаешь и выдыхаешь одновременно, будто воздух — это вода, которая беспрестанно тебя омывает. Такое дыхание и расслабляет, и придает энергии.

Я научилась «водяному колесу», когда мне исполнилось восемь лет. Это было в начале октября 1978 года, и нашу школу закрыли из-за забастовок. В то лето мы никуда не ездили на каникулы, потому что родился мой брат Тоби, но однажды отец вдруг ни с того ни с сего сказал, обращаясь не то к матери, не то ко мне:

— Мег, наверное, не отказалась бы от каникул, а?

На следующий же день мы сели в нашу старую машину и поехали в Саффолк. Поначалу на каникулы это было совсем не похоже. Мать все время занималась Тоби, а отец работал над каким-то важным документом и думал только о том, как по возвращении будет подавать заявку на повышение по службе. Мы сняли (или одолжили у знакомых) домик на краю леса, и первые несколько дней я просто сидела в постели и читала книги о детях, которые едут куда-то на каникулы и находят там преступников, живущих в пещерах, или заколдованные замки, или склепы с сокровищами. Родители время от времени говорили, что мне не помешало бы выйти на улицу и подышать свежим воздухом, но у меня сложилось ощущение, что на деле им было не очень-то и важно, подышу я свежим воздухом или нет. Впрочем, когда книги у меня закончились, мне все-таки пришлось вылезти из дома и отправиться исследовать лес. Может, я надеялась найти там приключение вроде тех, о которых говорилось в книгах. А может, захотела в конце концов все же подышать свежим воздухом.

Каждое утро я брала с собой бутерброды с сыром и маринованными овощами, термос с чаем и шла в лес на весь день, размышляя над тем, что буду делать, если встречу фею или наткнусь на логово чудовища. Наверняка я знала лишь то, что не расскажу об этом отцу. Осень выдалась ясная, морозная, ранним утром паутина на ветвях сияла хрустальными бусинками росы, и эхом разносилось по лесу пение дроздов и малиновок. На серебристо-зеленых лапах сосен тут и там появлялись шишки, будто маленькие космосы зарождались на просторах мультивселенной, о которой мне рассказывал отец. Мне то и дело попадались красно-белые мухоморы, распухшие до небывалых размеров и напоминавшие йоркширский пудинг, который мама любила готовить по воскресеньям. Там было полно всяких грибов: одни были похожи на огромные толстые блины, распластавшиеся у подножия стволов, другие, наоборот, были крошечные, с ножкой не толще спагетти. К вечеру в лучах предзакатного солнца паутина становилась почти прозрачной, и я бы вовсе не разглядела ее, если бы не пауки, крошечным ядром сидевшие посередине. Однажды я увидела, как паук поймал осу. Я терпеть не могла ос и была очень рада, когда она сонно отлетела от меня и попалась в паучью сеть. Через мгновение к осе подбежал жирный паук и стал заматывать ее в белый шелк. Сначала оса сопротивлялась, и мне стало ее жаль. Но потом она перестала двигаться. А паук продолжал трудиться — вертел ее и так и сяк, укутывал, и ее тоненькие изогнутые ножки поворачивались то вправо, то влево, и каждая казалась такой острой — ну прямо швейная игла. Потом паук подхватил осу передними лапками и понес к центру паутины — выглядел он точь-в-точь как человек, который держит на руках новорожденного младенца. Я все смотрела и смотрела, но больше там ничего не происходило, а на следующий день, когда я снова туда пришла, от паутины не осталось и следа. Еще как-то раз я нашла в нашем скрипучем сыром домике веревку и смастерила себе лямку, чтобы можно было таскать термос на плече. В лесу я делала себе ожерелья из диких цветов: прорезала стебелек ногтем большого пальца и продевала в эту дырочку стебелек следующего цветка — точно так же делается венок из маргариток. Я ела чернику, срывая ее прямо с крошечных кустиков, пока руки у меня не становились багровыми от сока. Я перестала причесываться. Я совсем одичала, но, похоже, никому не было до этого дела.

Однажды день выдался особенно ясный и прохладный. Я шла вдоль ручья и вдруг увидела крытый соломой каменный дом — казалось, он вырос тут в лесу сам по себе. Стены его сплошь покрывал густой темно-красный плющ, снаружи видны были только окна и дверь. Это напоминало картинку, которую хочешь нарисовать на уроке в школе, потому что до этого увидел ее в какой-то книжке. Калитка перед домом была не заперта. Оказавшись в саду, я прошла мимо небольшого колодца. Рядом с домом под тенью высоких старых деревьев пряталась беседка из литого железа, тоже опутанная вьющимися растениями. Внутри стояли два деревянных кресла-качалки и стол, а на нем — шесть чашек, в каждую из которых какой-то человек заботливо ставил цветы. Я никогда раньше не видела, чтобы этим занимался мужчина. А если честно, я вообще никогда раньше не видела, чтобы кто-нибудь этим занимался.

— Ага! — воскликнул он при виде меня. — Юная любительница приключений! Ну не стой там разинув рот, иди помоги!

Я подошла ближе. Мужчина был невысокого роста, с густой бородой древесного цвета. Казалось, он тоже вырос прямо здесь, как гриб или куст. На нем были выцветшие красные штаны и ярко-голубые замшевые куртка и сапоги. Мне нравился этот цвет — ободок у меня на голове тоже был ярко-голубым.

— Держи-ка, — он протянул мне часть цветов. — Если повезет, покажу тебе волшебство, а может, даже предскажу будущее.

Он подмигнул мне. Я стояла, держа охапку белых цветов, пока он подрезал им стебли, а потом он попросил меня сходить набрать немного хлорофилла. Я не знала, что это такое, и, должно быть, у меня был обескураженный вид, потому что он сказал:

— Ну всякой зелени. Только давай скорее, а то заклинание не сработает!

Когда букеты были готовы, я спросила:

— А теперь вы покажете мне волшебство?

Он рассмеялся.

— Я уже показал!

Я была разочарована. Вокруг ровным счетом ничего не изменилось.

— Ладно, — сжалился он. — Смотри.

Он достал из кармана спичечный коробок и положил его на деревянный стол. Затем уселся в одно из кресел и уставился на коробок — и тогда тот начал медленно подниматься в воздух. Я ахнула, и коробок с легким стуком приземлился обратно на стол.

— Это правда волшебство? — спросила я.

— Да, — улыбнулся он. — Полагаю, что так.

— А вы можете меня научить?

— Посмотрим.

— А мое будущее?

Он посмотрел на меня очень серьезно.

— Я не уверен, что людям всегда полезно знать свое будущее.

— Но ведь вы обещали!

Он вздохнул.

— Приходи завтра, если хочешь. Только обязательно скажи родителям, куда идешь.

Он сказал, что его зовут Роберт («как хозяина герани»)[14] и что, прежде чем постичь волшебство и разобраться в собственном будущем, мне придется научиться многому другому. Еще он сказал, что у него есть подруга по имени Бетани, которая завтра тоже будет здесь, но она очень стеснительная и не любит, чтобы ее беспокоили. То есть, уточнил он, настолько стеснительная, что, возможно, я ее даже не увижу, но она непременно здесь будет.

На следующее утро я, едва проснувшись, сразу отправилась в странный лесной домик. Там я увидела красивую молодую женщину в длинном платье вишневого цвета. Я подумала тогда, что это жена Роберта, хотя потом мне иногда казалось, что она его дочь или даже внучка. Она часами сидела и играла на флейте, а в базарные дни собирала свои вещи в мешок, затягивающийся на веревку, и уходила в город. Первое, чему научил меня Роберт, было «водяное колесо». Мы сидели в беседке, а Бетани в доме наигрывала мелодию, прерывистую, как пение птицы.