Взломщики кодов - Дэвид Кан

В ноябре 1894 г. криптоаналитическое бюро (криптобюро) французского МИД состояло из семи человек. Его начальник Шарль-Мари Дармье, которому через две недели после того, как туда поступила шифртелеграмма Паницарди, исполнилось 59 лет, пришел в архивный отдел министерства в самом начале своей карьеры сорок лет назад, проработал в нем три года, а затем перешел в криптобюро французского МИД. Заместителем Дармье был Альбин-Шризостом Марно 54 лет от роду, который попал на эту должность в тот же день, когда Дармье был назначен начальником мидовского криптобюро. Двое других сотрудников имели стаж работы в нем более двадцати лет, а остальные – менее семи. Три более пожилых сотрудника являлись кавалерами ордена Почетного легиона, а остальные четверо имели ученые степени в области права.

После ознакомления с шифртелеграммой на языке оригинала французские криптоаналитики высказали предположение, что Паницарди применил итальянский коммерческий код, изданный несколько ранее в том же 1894 г. инженером Паоло Баравелли. Этот код под названием «Словарь для шифрованной переписки» состоял из четырех разделов: таблицы I, в которой гласные буквы и знаки препинания были представлены цифрами от 0 до 9; таблицы II, где согласные буквы, грамматические конструкции и вспомогательные глаголы были обозначены парами цифр; таблицы III, состоявшей из слогов, заменяемых на трехзначные цифровые группы, и таблицы IV – собственно словарной части кода, в которой слова и фразы представлялись четырехзначными цифровыми группами. Некоторые четырехзначные цифровые группы могли быть оставлены пустыми, с тем чтобы пользователь кода заполнил их по своему усмотрению.

На мысль о коде Баравелли мидовских криптоаналитиков навел один забавный случай, который произошел за несколько месяцев до описываемых событий. В июне началась таинственная ежедневная шифрованная переписка по телеграфу между племянником короля Италии графом Туринским и герцогиней Грациоли, высокой темпераментной итальянкой, проживавшей в фешенебельном отеле «Виндзор» в Париже. Руководитель военной разведки полковник Жан Сандгерр сразу учуял подозрительный запах шпионажа. Помощник министра иностранных дел Франции Морис Палеолог, в обязанности которого входил также контроль за работой сотрудников криптобюро МИД, напротив, заявил, что от этой шифрпереписки пахло только любовными отношениями. На том и разошлись.

Вскоре Сандгерр ворвался в кабинет Палеолога с тоненькой книжечкой в руках. От книжечки пахло отнюдь не любовными отношениями, а просто женскими духами. Но важнее оказался не источаемый запах, а ее содержимое. Это был код Баравелли. Один из агентов Сандгерра выкрал код, обнаружив его в доме герцогини, когда она была на скачках. А через два дня Палеолог получил переводы открытых текстов прочитанных шифртелеграмм. По его словам, в них выражались «лишь простые, элементарные, естественные чувства». Все же одна четырехзначная группа, которая повторялась в большинстве шифртелеграмм, осталась недешифрованной. По-видимому, это была пустая группа кода Баравелли, которую влюбленные заполнили сами. Романтически настроенный Палеолог и его криптоаналитики решили для себя, что это мистическое число из четырех цифр означало нечто необычное, незабываемое и возвышенное. Опровержения от влюбленной пары не последовало.

Приобретенный опыт криптоанализа зашифрованной по Баравелли переписки оказался очень поучительным для французских криптоаналитиков из МИД. Они уяснили для себя суть уловки, которую Баравелли предусмотрел для обеспечения секретности кода, имевшегося в свободной продаже. Однако дело осложнялось тем, что каждый пользователь кода Баравелли мог применить эту уловку по-своему, и это требовало от криптоаналитиков дополнительного приложения сил и времени для определения содержания уловки в каждом конкретном случае. Первая же предпринятая ими попытка прочитать шифртелеграмму Паницарди показала, к их великому огорчению, что итальянский полковник этой уловкой воспользовался.

Заразившись всеобщим возбуждением, вызванным разоблачением Дрейфуса, криптоаналитики без труда пришли к выводу, что в криптограмме должна фигурировать фамилия арестованного капитана. Элементы открытого текста, имевшиеся в коде Баравелли, позволяли разбить слово «ДРЕЙФУС» для зашифрования только следующим однозначным способом: «ДР», «Е», «Й», «ФУС» были найдены в таблице III. В закодированном виде слово «ДРЕЙФУС» выглядело бы так: «227 1 98 306». И в шифртелеграмме Паницарди имелась аналогичная последовательность кодовых групп, составленных из одно-, двух– и трехзначных чисел: «527 3 88 706».

С помощью этого наблюдения криптоаналитики МИД уже 3 ноября получили предварительный вариант дешифровки, который гласил:

«…арестован… капитан Дрейфус, который не был в сношениях с Германией…».

Этот весьма предположительный текст, в котором единственным точно определенным словом являлась фамилия Дрейфус, был показан Сандгерру, поддерживавшему тесные контакты с дешифровальщиками МИД. Тот сразу же им заинтересовался, ибо, будучи дешифрованной, шифртелеграмма Паницарди могла подтвердить или опровергнуть виновность центральной фигуры сенсационного скандала, в котором оказалась замешана и служба Сандгерра.

К 6 ноября криптоаналитики пришли к варианту открытого текста шифртелеграммы, который они полагали точным, за исключением конца. Этот вариант гласил:

«Если капитан Дрейфус не состоял в сношениях с вами, было бы целесообразно… сделать официальное опровержение… Наш агент предупрежден».

Последняя его часть о том, что итальянский агент предупрежден, как раз и полагалась предположительной. Тем не менее Сандгерр, склонный считать Дрейфуса предателем, попросил на время рабочие материалы дешифровальщика с последовательно выписанными вариантами под каждой кодовой группой и с вопросительными знаками, указывавшими на предположительный характер последних трех слов. Он доложил о прочитанной шифртелеграмме начальнику генштаба Шарлю Буадеффру, сказав при этом: «Ну, генерал, вот еще одно доказательство виновности Дрейфуса». Но Сандгерр поторопился. К 10 ноября криптоаналитики выписали, наконец, окончательный текст криптограммы:

«Если капитан Дрейфус не состоял в сношениях с вами, было бы целесообразно поручить послу сделать официальное опровержение, чтобы избежать комментариев в печати».

Эта версия, которая никоим образом не говорила о виновности Дрейфуса, была доведена до сведения Сандгерра 28-летним подчиненным Палеолога Полем Генри Филиппом Горацием Деларош-Верне, служившим связным между дешифровальщиками МИД и армией (в 1908 г. его назначат начальником мидовского криптобюро, и он будет занимать эту должность в течение пяти лет). Сандгерр был недоволен новой версией. Он сообщил о ней своим начальникам, заметив при этом, что, «когда имеешь дело с министерством иностранных дел, никогда нельзя быть уверенным в отношении всего этого – у них немного не хватает точности». Тогда у одного из подчиненных Сандгерра, 38-летнего артиллерийского майора Эрнста Маттона, который служил армейским связным с МИД, появилась идея, навсегда положившая конец всякому скептицизму. Он предложил пойти на хитрость и вынудить Паницарди послать шифртелеграмму, открытый текст которой был бы известен французам. Ее дешифрование подтвердило бы или опровергло правильность вскрытия шифрованного сообщения Паницарди о Дрейфусе. Маттон составил сообщение, включив в него слова которые предположительно встречались в открытом тексте шифртелеграммы Паницарди, а также имена собственные, которые можно было разбить при шифровании на отдельные слоги или буквы только однозначно. Он искусно придал этому сообщению такой важный характер, что Паницарди не мог не обратить на него внимания и не телеграфировать о нем в Рим. В сообщении говорилось о неком А., который находился в городе Б. и должен был через несколько дней отбыть в Париж, имея при себе мобилизационные документы, которые он достал во французском генеральном штабе. Маттон попросил одного двойного агента подбросить это сообщение итальянскому военному атташе.

Паницарди попался на уловку, зашифровав сообщение почти дословно и отослав его по телеграфу в Рим 13 ноября. Криптоаналитики из МИД, не зная, что в генштабе имелся открытый текст, дешифровали эту шифртелеграмму и передали полученную информацию, ввиду ее военного характера, в генштаб. Когда Поль Генри-и-так-далее Деларош-Верне принес туда дешифрованный текст шифртелеграммы Паницарди от 13 ноября, Маттон сказал: «Одну минуточку, сейчас достану оригинал». Он пошел в кабинет и принес текст собственноручно написанного им сообщения. Оба текста были почти идентичны.

Тем не менее Буадеффр отказался разрешить представить открытый текст шифртелеграммы Паницарди на первом судебном процессе по делу Дрейфуса в качестве доказательства, заявив прокурору, что поскольку в процессе дешифрования возникло несколько вариантов, а последующие варианты были точнее предыдущих, то это обстоятельство сводило на нет ценность шифртелеграммы как доказательства. Дрейфуса признали виновным.