Всемогущее правительство: Тотальное государство и тотальная война - Людвиг фон Мизес

возможностей своего – сравнительно небольшого, конечно, – королевства. Военачальники противостоявших ему армий обладали весьма ограниченными полномочиями. Их положение было шатким из-за того, что служебные обязанности удерживали их вдалеке от двора и монарха. Пока они находились в армии, соперники плели придворные интриги. Фридрих бросался в отчаянные предприятия, исход которых был никому не ведом. Но ему и не приходилось держать отчет ни перед кем, кроме себя самого. Противостоявшие ему генералы постоянно опасались впасть в немилость у государя. Стремясь разделить ответственность с другими, чтобы иметь оправдание в случае неудачи, они собирали подчиненных генералов на военный совет, чтобы впоследствии можно было прикрыться его решениями. Лучше всего они чувствовали себя, когда получали прямой приказ от монарха, который был подсказан ему либо военным советом, оценивающим ситуацию вдали от места военных действий, либо какими-либо придворными интриганами. Они исполняли такой приказ, даже будучи убеждены в его нецелесообразности. Фридрих превосходно понимал выгоды, создаваемые тем, что вся полнота ответственности ложится на одного военачальника. Он никогда не созывал военных советов и под страхом смерти запрещал созывать их своим генералам. На военных советах, говаривал он, перевес всегда на стороне самых пассивных; там бал правит страх, такова реальность[22]. Эта доктрина, как и все суждения короля Фридриха, стали догмой для прусской армии. Старик Мольтке пришел в ярость, услышав, что король Вильгельм созвал военный совет для выработки плана действий. Король, заявил он, должен выслушивать предложения своего начальника штаба и затем принимать решения; так у нас заведено.

На практике этот принцип делал абсолютной власть начальника генерального штаба, которого, разумеется, назначал король. Не Вильгельм I, а Гельмут фон Мольтке командовал армиями в кампаниях 1866 и 1870–1871 гг. Вильгельм II любил говорить, что в случае войны он лично будет командовать армиями и что начальник штаба нужен ему только в мирное время. Но когда разразилась Первая мировая война, об этой похвальбе позабыли. К поражению на Марне армию привел племянник Гельмута фон Мольтке{36}, придворный, не имевший ни способностей, ни знаний в военной области, робкий и нерешительный, болезненный и нервический адепт сомнительного теософа Рудольфа Штейнера; на этом его военная карьера завершилась. Военный министр Эрик фон Фалькенхайн нашел ему замену, и пребывавший в апатии кайзер дал согласие. Вскоре Людендорф начал интриговать против Фалькенхайна. Умно организованная интрига заставила императора в 1916 г. заменить Фалькенхайна на Гинденбурга. Но теперь настоящим главнокомандующим был уже Людендорф, номинально являвшийся лишь первым заместителем Гинденбурга.

Немецкий народ, слепо уверовавший в доктрину милитаризма, не понял, что поражение потерпела система. Люди говорили: нам недоставало «только» подходящего человека. Вот если бы Шлиффен не умер так рано! Возникла легенда о покойном начальнике генерального штаба. Некомпетентные преемники не сумели реализовать его разумный план. Вот если бы на Марне оказались два армейских корпуса, которые Мольтке без толку отправил на русский фронт! Естественно, рейхстаг тоже сочли виновным. Никто не упоминал тот факт, что парламент никогда не делал решительных попыток воспротивиться решениям правительства по военным вопросам. В частности, козлом отпущения был сделан подполковник Хенча{37}. Утверждали, что этот офицер превысил свои полномочия, возможно, даже был предателем. Но если и в самом деле Хенч несет ответственность за приказ об отступлении, тогда его стоит назвать человеком, который спас немецкую армию от уничтожения в результате окружения ее правого крыла. Не представляет особого труда опровергнуть россказни о том, что если б не вмешательство Хенча, немцы могли бы победить на Марне.

Нет сомнения, что руководители германской армии и флота оказались не на высоте своих задач. Но в промахах, совершенных генералами и адмиралами (а также министрами и дипломатами), нужно винить систему. Система, которая ставит некомпетентных людей на высшие должности, – это плохая система. Нам не дано знать, сумел бы Шлиффен добиться большего успеха; умерев до начала войны, он не имел возможности командовать войсками. Но одно несомненно: во главе «парламентских армий» Франции и Великобритании стояли командиры, которые привели их к победе. Армии короля Пруссии не повезло.

В соответствии с доктриной милитаризма начальник генерального штаба рассматривал себя как первого слугу императора и короля и требовал от канцлера послушания. Эти претензии уже становились причиной конфликта между Бисмарком и Мольтке. Бисмарк требовал, чтобы верховное командование учитывало в своих решениях нужды внешней политики; Мольтке резко отклонил это требование. Конфликт остался неразрешенным. В ходе Первой мировой войны Верховный главнокомандующий стал всесилен. По существу, канцлер был понижен в ранге. Кайзер сохранял только церемониальные и социальные функции; Гинденбург, его начальник генерального штаба, был пустым человеком. Людендорф, первый генерал-квартирмейстер, стал, по сути дела, всесильным диктатором. Если бы Фош не нанес ему поражение, он, возможно, пребывал бы на этом посту до конца жизни.

Такая эволюция ясно демонстрирует непрактичность наследственного абсолютизма. Монархический абсолютизм ведет к возвышению мажордома, сёгуна или дуче.

3. Либералы и милитаризм

Нижняя палата прусского парламента, Abgeordnetenhaus, формировалась на основе всеобщего избирательного права. Во всех избирательных округах граждане были разделены на три разряда, каждый из которых избирал равное число выборщиков, которые уже в ходе окончательного голосования выбирали парламентариев. Первый разряд включал взрослых мужчин, проживавших в данном округе, которые платили налоги по высшей ставке и все вместе вносили треть налоговых поступлений округа; второй разряд объединял тех, кто уплачивал другую треть налогов, а третий разряд, соответственно, всех остальных, также вносивших треть налоговых поступлений. Таким образом, голоса самых богатых граждан имели больший вес, чем голоса остальных жителей округа. Решающее значение на выборах имели голоса средних классов. На выборах в рейхстаг северогерманской федерации, а позднее и всего рейха такой дискриминации не было. Каждый взрослый мужчина отдавал свой голос непосредственно представителю округа; выборы были не только всеобщими, но также равными и прямыми. Благодаря этому беднейшие слои народа получили большее политическое влияние. В этом и заключалась цель и Бисмарка, и Лассаля – с помощью такой избирательной системы ослабить позиции либеральной партии.

Либералы прекрасно понимали, что новая процедура выборов на какое-то время подорвет их влияние в парламенте. Но это их не беспокоило. Они отдавали себе отчет, что победа либерализма может быть достигнута лишь усилиями всего народа. Важной целью было не либеральное большинство в парламенте, а либеральное большинство в народе, а значит, и в армии. В прусской Abgeordnetenhaus{38} прогрессистов было больше, чем сторонников правительства. При этом либерализм оставался бессильным, потому что король мог положиться на преданность большей части армии. Необходимо было привлечь в ряды либералов отсталые, невежественные массы, политическая индифферентность которых обеспечивала сохранение абсолютизма.