Повеса с ледяным сердцем - Маргерит Кэй

Сердце девушки застучало быстрее и громче — казалось, его стук можно услышать. Следует ли ей и дальше прятаться или лучше покинуть убежище? Выпутаться из этой ситуации и попросить разрешения продолжить путь или пойти на риск, имея при себе скудные средства и почти не зная, где она находится?

Шасси накренилось, когда кучер спрыгнул на землю. Это был высокий человек. Генриетта мельком заметила бобровую шляпу. Он подошел к лошадям, повел их к воде и привязал. Либо теперь, либо никогда, пока он занимался лошадьми. Однако страх приковал ее к месту. «Выбирайся из экипажа, выбирайся», — уговаривала она себя, но конечности не слушались ее.

— Что за черт?

Одеяло слетело с нее, Генриетта уставилась на мужчину, нависшего над ней.

Высокий, смуглый и красивый, каким она запомнила его. Он глядел на нее, как на весьма нежеланную гостью. Как сегодня утром.

— Лорд Пентленд.

— Мисс Маркхэм, мы снова встретились. Черт подери, что вы делаете в моем экипаже?

У нее пересохло в горле, и она не смогла вымолвить ни слова. Отчаянно подбирала слова, но страх оказался слишком велик.

— Я не знала, что-то ваш экипаж, — запинаясь, ответила она.

— Кому же, по-вашему, он принадлежит?

— Не знаю, — смущенно ответила она, чувствуя себя крайне глупо. Его изогнутые брови сдвинулись, придавая ему дьявольский вид. И угораздило же ее встретить именно его!

— Выходите.

Он протянул ей руку, храня строгое выражение лица. Генриетта хотела шевельнуться, но ее ноги затекли, а нижние юбки запутались в картонке. Издав нетерпеливый возглас, он потянул ее к себе. На мгновение она оказалась в руках графа, прижатая к его груди. Затем ее без лишних церемоний опустили на землю.

Картонка выпала из экипажа вслед за ней, содержимое — интимные личные вещи — рассыпалось по траве. Ноги Генриетты подкосились, она плюхнулась на землю рядом со своим нижним бельем и тут же расплакалась.

Рейфа, разозлившегося на то, что приютил безбилетного пассажира, охватило неуемное желание расхохотаться, ибо Генриетта напомнила ему один из сентиментальных рисунков с изображением сирот. Собирая одежду, гребни, расчески и другие весьма потрепанные вещи, Генриетта запихивала их в картонку. Хозяин экипажа поднял ее за руку.

— Ну, перестаньте так шуметь, иначе какой-нибудь прохожий обвинит меня бог весть в каком ужасном грехе.

Рейф шутил, но этим лишь заставил свою удрученную спутницу разрыдаться еще громче. Сообразив, что она на грани нервного срыва, Рейф поднял одеяло и повел ее к своему излюбленному месту на берегу реки, усадил Генриетту и протянул большой квадратный кусок чистой ткани.

— Вытрите глаза и успокойтесь, слезы не помогут.

— Я знаю. Не стоит напоминать, я прекрасно знаю это, — жалобно причитала Генриетта. Она еще какое-то время шмыгала носом, прикладывала к лицу ткань и глубоко вздыхала, чтобы успокоиться, как он велел. К этому времени она не сомневалась, что выглядит страшно, щеки и нос покраснели.

Наблюдая за ее храбрыми попытками взять себя в руки, Рейф почувствовал, что его обычно спокойная совесть шевельнулась, а гнев улетучился. Очевидно, Генриетту выгнали с работы. А нелепая история о ворах-взломщиках стала причиной этого. Ясно, леди Ипсвич не поверила ей. Рейф на то и не надеялся. Видя перед собой это достойное жалости, уязвимое существо, Рейф почувствовал искренние угрызения совести. Большие шоколадные глаза Генриетты Маркхэм все еще были полны слез. Нижняя губа подрагивала. Даже столь тяжкое испытание, как целая ночь, проведенная без сознания в канаве, не привело к слезам. Очевидно, произошло что-то очень серьезное.

— Расскажите мне, что с вами случилось, — сказал он.

Его дружелюбный голос чуть снова не вызвал слезы. Настроение графа переменилось, только что он сжимал губы от гнева… и вдруг… почти… она поверила, что он беспокоится о ней. Почти беспокоится.

— Ничего. Это никак не связано с вами. Я просто… пустяки.

Генриетта с трудом сглотнула и решительно уставилась на свои руки. Носовой платок графа был из чистого батиста с вышитыми в углу его инициалами. Она не смогла бы так красиво вышить их. Генриетта снова шмыгнула носом. Украдкой взглянув на него, заметила, что у него не гневные серые, а голубые глаза, губы сложены так, что немного напоминают сочувственную улыбку.

— Я так понимаю, леди Ипсвич вас уволила?

Генриетта сжала руки в кулаки.

— Она обвинила меня в краже.

Такого Рейф не ожидал. Хотя рассказ Генриетты звучал неправдоподобно, он ни на минуту не принял ее за воровку.

— Вы не шутите?

— Я говорю серьезно. Она заявила, что я сговорилась с вором-взломщиком, открыла сейф и разбила окно, чтобы создалось впечатление, будто в дом вломился вор.

— Сейф? Значит, то, что украли, представляло какую-то ценность?

Генриетта кивнула:

— Фамильные ценности. Изумруды Ипсвичей. Мировой судья вызвал сыщика с Боу-стрит. Леди Ипсвич приказала мне оставаться в моей комнате, пока тот не приедет и не арестует меня.

Рейф смотрел на нее, не веря своим ушам.

— Изумруды Ипсвичей? Действительно богатый улов для обычного вора-взломщика.

— Вот именно. Дело пахнет виселицей. А она… она… обвинила меня… она… мне пришлось уйти, иначе меня бросили бы в тюрьму. — Голос Генриетты дрожал. Она несколько раз вздохнула и обуздала слезы. — Я не хочу в тюрьму.

Рейф стучал хлыстом по сапогу.

— Перескажите мне точно, о чем шел разговор, когда вы вернулись сегодня утром.

Прерывающимся голосом Генриетта рассказала все, стараясь не упустить ни единой подробности, затем заговорила с нарастающей горячностью, перечислив все поразительные обвинения, выдвинутые против нее.

— Не могу поверить в это. Я бы никогда, никогда бы не сделала такого, — пылко закончила она. — Не могла же я сидеть там сложа руки и ждать, когда меня поволокут в тюрьму. Невыносимо ждать, когда папе скажут, что его единственного ребенка держат в тюрьме.

— Итак, вы спрятались в моем экипаже.

Рейф прикрыл глаза. Генриетта не могла прочитать его мысли. Она никогда не встречала такого бесстрастного лица, которое могло в любой миг полностью измениться.

— Да, я так поступила, — робко призналась она. — У меня не оставалось выбора. Надо было бежать.

— Вы понимаете, что таким образом впутали меня против воли в свою маленькую мелодраму? Вы подумали об этом?

— Не подумала. Мне это не пришло в голову.

— Конечно, не пришло в голову, потому что вы поступаете так же, как и говорите. Разве я не прав? Вы ни о чем не думаете.

— Это нечестно, — с негодованием возразила Генриетта. Она знала, что Рейф говорил правду, но это обстоятельство само по себе вынуждало ее еще яростнее защищаться. — Это вы виноваты, вы заставляете меня нервничать. К тому же я не знала, что это ваш экипаж.