Спецназ всегда Спецназ. Прорыв диверсанта - Юрий Корчевский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отдохнув и обогревшись, он продолжил плавание.
Воду Саша никогда не любил. На море был пару раз, плавать умел – по крайней мере, ту же Припять спокойно переплыть мог, но не любил. Однако в жизни ведь приходится делать далеко не все, что любишь, что тебе по душе.
Так, без приключений и неприятностей сплавлялся он до вечера. Что его удивляло и настораживало даже, так это отсутствие на реке какого-либо движения. Ни лодок с рыбаками, ни воинских катеров… С рыбаками понятно – им не до рыбалки, хотя рыбка свежая – хорошее подспорье к скудному столу. А военные? Для него к лучшему, но вообще – почему немцы не контролируют реку?
Обогревшись на берегу, Александр натянул свою одежду, еще слегка влажную от брызг и близости воды. Надувную камеру он спрятал в кустах, а сам слегка углубился в лесок. Найдя удобное место, улегся на сосновую хвою и уснул. И сны снились ему еще из прошлой, счастливой жизни. Он увидел во сне свою встречу с Антоном, застолье обильное с разносолами, беседу по душам с другом.
Проснулся Саша бодрым, с хорошим настроением. Вокруг щебетали птицы – в этом месте вой-ны не было.
Он позавтракал тушенкой с галетами, выпил водички. Полежал немного, прикидывая, какое расстояние он покрыл за вчерашний день. Получалось – километров сорок. Ежели бы он шел пешком, ноги утром были бы чугунными. А вплавь – бодрость с утра и усталости никакой.
Саша собрался было раздеться и продолжить сплав, да поведение птиц насторожило его. Совсем рядом кружили и трещали сороки, подсказывая ему, что по лесу явно кто-то шел.
Оставив на месте вещмешок, Саша вытащил из кармана револьвер и, перебегая от дерева к дереву, стал осторожно приближаться к месту, над которым летали встревоженные птицы.
Сначала он услышал голоса, а, приблизившись, различил немецкую речь. Немцы! И довольно близко от него, в двухстах метрах от его ночлега.
На небольшой поляне стояло с десяток мотоциклов с колясками, на которых было небрежно брошено обмундирование. Сами же немцы загорали на берегу. Все они были сильными и рослыми, только вот кожа была бледная.
Пока Саша раздумывал, что предпринять, немцы с хохотом полезли в воду купаться.
Приехали они явно вчера, иначе сегодня он услышал бы тарахтение мотоциклетных моторов. Скорее всего, подразделение их следовало маршем, вот и свернули на ночевку. А утречком искупаться решили, смыть дорожную пыль. Чего-чего, а пыли на наших дорогах хватает, это вам не Франция или Польша.
Решение пришло мгновенно. Надо броском преодолеть двадцать метров до ближайшего мотоцикла и воспользоваться пулеметом. Ствол МГ-34 как раз в сторону Припяти смотрит.
Немцы плещутся, толкают друг друга в воде, как будто и войны никакой нет, а они просто на отдыхе где-нибудь на Лазурном Берегу. Ну, будет вам сейчас отдых!
Саша вытянул шею, пытаясь разглядеть, заправлена ли в пулемет лента. Ошибка будет стоить жизни. С облегчением отметил – лента в пулемете есть. Он набрал в грудь воздуха, как перед прыжком в воду, и, пригнувшись, бросился к мотоциклу. Чем позже его заметят немцы, тем лучше.
С ходу запрыгнул в коляску, одним движением сбросив лежавшую на ней униформу, взвел затвор – ведь МГ-34 стрелял с заднего шептала, довернул ствол на купающихся и нажал спуск. Пулемет загрохотал.
Саша водил стволом по купающимся немцам. Дистанция огня была всего метров тридцать, и он даже особо не целился.
Воздух огласился криками и стонами немцев – ничего не понимающих, падающих в окрасившуюся в красный цвет воду.
И вдруг пулемет замолк. Саша с ужасом увидел, что лента закончилась, затвор пулемета щелкнул вхолостую. Видно, немецкий пулеметчик уже стрелял в предыдущие дни, и лента была неполной.
Саша рвал из кармана револьвер, а он, как назло, зацепился спицей курка за подкладку.
Недобитые немцы, воспользовавшись заминкой, рванули из воды прямо к нему. Исход столкновения решали секунды.
Саша рванул револьвер, услышав треск разрываемой ткани кармана, и в это время с другой стороны поляны ударил очередями автомат. И не по мотоциклу, не по нему, Саше, а по немцам. Это было неожиданно, но незнакомый автоматчик позволил выиграть миг, спасший Саше жизнь. Он вскинул «наган» и почти в упор, самовзводом, выстрелил в единственного добежавшего почти до мотоцикла немца. Тот упал, ударившись головой о колесо мотоцикла.
Больше стрелять было не в кого. Саша выбрался из коляски и побежал к берегу, сжимая в руке револьвер. Течение реки медленно относило трупы немцев. «Раз, два, три, – начал считать Саша. – Четырнадцать! И на берегу четверо. Итого – восемнадцать».
Саша пересчитал мотоциклы. Их оказалось десять. На каждом ехали водитель и пулеметчик. Где же еще двое? Уйдут ведь, тревогу поднимут! И где же этот неизвестный, так вовремя поддержавший Сашу огнем, выручивший в трудной ситуации?
– Эй, выходи! – крикнул Саша, повернувшись к той стороне поляны, откуда раздавались автоматные очереди.
Из-за деревьев, прихрамывая, вышел командир Красной армии – без головного убора. На левой ноге, прямо поверх галифе – грязный бинт. В руке он сжимал пистолет-пулемет Дегтярева. Лицо исхудавшее, обросшее недельной щетиной, запавшие глаза лихорадочно блестели.
– Все, амбец немцам? – хрипло спросил он.
– Двоих не хватает, – с досадой ответил Саша.
– Хрен с ними, может – утонули.
– Мотоциклов десять, стало быть, немцев должно быть двадцать. Если двоих упустили, они вскоре подмогу приведут.
– Не приведут. Голые да без оружия… А деревни поблизости я не видел. Ты кто?
– Сержант Савельев, сто седьмой стрелковый полк, – четко представился Саша.
– А я из восемьдесят четвертого, политрук Шумилин, – командир показал левый рукав, на котором была нашита красная звезда. Большая, суконная – и как только Саша сразу внимания на нее не обратил?
– Сержант, сматываться отсюда быстрее надо, стрельбу немцы слышать могли, да и двоих ты не досчитался – тоже тревогу могут поднять. Только мотоциклы обыщи. Жрать охота, сил нет. Я уж три дня как крошки во рту не держал.
Саша обыскал коляски мотоциклов и собрал целую кучу снеди: копченая колбаса, вино в бутылках, белый хлеб в фольге, и множество консервных банок. Только с чем – неизвестно, все надписи на немецком.
Политрук едва не прослезился.
– Жалко жратву бросать, а все съесть не сможем.
Одной рукой он схватил колбасу, другой – хлеб и начал есть, жадно отрывая от еды большие куски.
– Да ты не торопись, политрук! Когда три дня не ел, сразу много нельзя, живот скрутит. И винцом запивай, чтобы не всухомятку!
– Знаю, удержаться не могу, – с набитым ртом невнятно промычал политрук. Прожевав, он сказал: – Вещмешок бы найти, кое-что с собой прихватим.
Только вещмешков у немцев не было, одни ранцы из телячьей кожи.
– Погоди-ка, есть вещмешок, с тушенкой, на берегу оставил, – вспомнил Саша. – Я отлучусь ненадолго, принесу.
Политрук поднял на него глаза.
– А не сбежишь?
– Дурак ты, хоть и политрук.
Саша взял кольцо колбасы и хлеб. Он шел по берегу, жевал и анализировал происшедшее. А ведь он ошибку совершил. Немцы были на берегу, а сороки верещали немного далее. Человек сюда шел, а он все внимание на немцев обратил. А если бы это был не политрук, а враг? «Навыки утратил, Саня!» – укорил он сам себя.
Забрав вещмешок с тушенкой, он вернулся назад. Политрук сидел в коляске, разложив перед собой еду, и пил вино из горлышка бутылки.
– Ну и вино у них вкусное! – поделился он с Сашей впечатлением.
Саша присел на сиденье мотоцикла.
– Времени у нас мало, политрук, думаю – четверть часа, не больше. Что с ногой? Идти сможешь?
– Сквозное пулевое. Болит, сволочь. Как пройдешь, ногу натрудишь, кровить начинает.
«Стало быть, политрук не ходок, скорее – обу-за», – промелькнуло в голове у Саши.
Шумилин как будто прочитал его мысли.
– Ты что удумал? Один уйти хочешь?
– Если бы хотел, не вернулся бы, – усмехнулся Саша. – В мешке – тушенка.
– О! Здорово! То ни гроша, а то вдруг алтын! – пьяненько хихикнул политрук. На голодный желудок его развезло.
– Я сейчас бинты поищу, видел где-то, – поднялся Саша. – Перевязать тебя надо.
Индивидуальные перевязочные пакеты Саша видел в ранцах у немцев. Он принес несколько штук, сложил их на коляску мотоцикла.
– Скидывай галифе!
Политрук стянул брюки.
Осмотр раны Сашу не порадовал. Выходное отверстие гноилось, вокруг него – краснота. «Как бы гангрена не приключилась, – обеспокоился Саша, – ему бы сейчас врача и перевязку».
Он прошел по поляне, нашел листья подорожника. Ополоснув в воде, приложил их к ране и перевязал немецким бинтом.
– Ловко у тебя это получается, – похвалил его политрук.
– Это от бабушки. Пацаном еще был – то коленку собьешь, то занозу загонишь. Вот она подорожник и прикладывала.
Политрук попытался натянуть галифе.
– Стой! – остановил его Саша. – Надевай немецкую форму!