Гренландский меридиан - Виктор Ильич Боярский

то время как Константин в полном соответствии с предстоящей ему миссией официального сопровождающего лица в очередной раз отпаривал свои уже приобретшие остроту лезвий «Gilette» брюки, я по соседству, в который уже раз перетряхивая свой чемодан, тщетно пытался составить какую-то реальную комбинацию из свитера, меховых рукавиц, шерстяного белья и кед. Ничего путного не получалось, тем более что мое внимание то и дело отвлекал телевизор – шла трансляция Зимних Олимпийских игр. О, как в тот момент я завидовал Гунде Свану, его неутомимой легкости и воистину завораживающему скольжению на лыжах! 50 километров за 2 часа 4 минуты! Я с тоской посмотрел на свое шерстяное белье и всю гору теплой одежды, в которой мне было так уютно нести научную вахту на шестом континенте… Нет и еще раз нет! Я решил, что возьму только легкую спортивную одежду: в конце концов Миннесота в марте – это не Сибирь (как же я заблуждался!), а кроме того, я мечтал хотя бы внешне походить на тех славных ребят, которые один за другим пересекали на лыжах 57 сантиметров по диагонали костиного телевизора.

Когда в 6.45 пришло заказанное накануне такси, мы были уже на ногах, впрочем, Костя, кажется, так и не ложился спать. «Ты знаешь, – сказал он, с трудом подавляя зевоту, – я люблю собираться не торопясь, чтобы ничего не забыть». И действительно, мы, кажется, ничего не забыли, если не считать Костиных часов, которых он хватился уже на выходе. Но времени их искать не было, поэтому Константин, в многочисленные обязанности которого в предстоящей поездке входил еще контроль и учет проведенного за границей времени, захватил бабушкин будильник, который, несмотря на внушительные размеры, уютно устроился в Костином нагрудном кармане.

Пограничник в Шереметьево-II после тщательного изучения моего паспорта остался, по-видимому, доволен сходством фото и оригинала и с улыбкой отворил мне двери в Америку! Угрожающее тиканье Костиного будильника вызвало некоторое замешательство в рядах таможенников, которое, однако, быстро развеялось – вид засыпающего на ходу Константина никак не вязался с возможными ужасными последствиями этого тиканья. Завтракали над Осло. Поданные к завтраку черная и красная икра, красная рыба и бокал «Алазанской долины» укрепили меня в мысли, что мы летим в правильном направлении. До первой посадки в Гандере (Ньюфаундленд) около 8 часов лету. Сидеть устал, ходить негде да и особенно некуда. Константин, который безмятежно спал по соседству, продавив головой иллюминатор, находился в несравненно более выгодном положении. Стюардесса раздала американские въездные таможенные декларации. Поскольку на ускоренных курсах английского языка я был всего лишь бедным художником Адамом Блэком из Бирмингема, которому и в голову не могла прийти мысль о поездке в США, то я и понятия не имел о том, как надо заполнять эти злополучные декларации. Поэтому мое первое столкновение с английским языком было начисто проиграно, и мне пришлось расталкивать Константина, чтобы заполнить декларации сообща.

Снизились над Гандером. Сверху был хорошо виден сам поселок, правильными квадратами одно– и двухэтажных домиков вписанный в окружающий лесной массив. Было тепло, около четырех градусов. Напротив вытянутого вдоль перрона двухэтажного с огромными стеклянными окнами здания аэропорта стояло несколько самолетов. Я сразу же выделил знакомый по Антарктике силуэт американского транспортного самолета «Геркулес» и напоминающий своим вытянутым носом огромную хищную птицу «Конкорд». Стюардесса на выходе к трапу одновременно со знакомым «Осторожнее, пригните голову, пожалуйста» вручила каждому талон, дающий, как выяснилось позднее, право на одну бесплатную баночку «Пепси» в здании аэропорта, куда мы и направились пешком, не встреченные (как это практикуется у нас) бдительными пограничниками. В самом здании было очень тепло и чисто, полированный гранитный пол отражал свет многочисленных подвешенных к потолку светильников. В самом центре зала красовалась бронзовая скульптура, изображающая стаю птиц в полете, – явный намек всем нам на временность этой остановки. На одной из стен над надписью, удостоверяющей, что Her Majesty Queen of the United Kingdom удостоила этот аэропорт своим присутствием в 1974 году, висело несколько часов, показывавших различное поясное время. По этим часам можно было понять, что в то время, когда в Москве народ в основном готовился к ужину, в Нью-Йорке только что отзавтракали, а в Гандере, где мы сейчас и находились, приближалось время обеда, т. е. если расматривать все человечество в целом, будет весьма затруднительно найти момент времени, когда кто-либо чем-либо не питался. Что касалось меня лично и, в частности, состояния моего желудка, то я бы предпочел всем остальным временным поясам родной московский. Но, как известно, время вспять не поворотить, поэтому пришлось довольствоваться бесплатной «Пепси».

В Гандере произошла смена экипажа, и, как неумолимое следствие этого, мне пришлось вновь добиваться особого расположения новых стюардесс, которое помогло бы рассчитывать на дополнительный, сверх жесткой аэрофлотовской нормы, бокал «Алазанской долины». С учетом малого времени полета до Нью-Йорка мне пришлось работать в этом направлении более усердно.

На подлете к Нью-Йорку я с удовлетворением отметил про себя то обстоятельство, что «столицу мира» отличают от известной деревни Гадюкино не только небоскребы, но и на удивление ясное небо, которое позволило мне впервые в жизни посмотреть на знаменитый Манхэттэн с высоты птичьего (наш самолет уже снизился в это время) полета. Мы совершили несколько разворотов над Гудзоновым заливом, сине-стальная гладь которого была сплошь покрыта белыми оспинами следов невидимых сверху катеров. Как я впоследствии понял, все эти маневры выполнялись в порядке ожидания своей очереди на посадку в Международном аэропорту Дж. Ф. Кеннеди. К счастью, запасов нашего керосина, пополненных в Гандере, хватило с лихвой, чтобы отлетать эту очередь, и вот мы уже катимся по бетонной полосе.

Вопреки своим ожиданиям, я не увидел в иллюминаторах огромного здания аэропорта (как, скажем, в Париже), однако при ближайшем рассмотрении аэропорт Кеннеди оказался разбросанным по обширной территории скоплением представительств различных авиакомпаний, касс, паспортных и таможенных контролей, совершенно бесшумных лифтов и эскалаторов, мягких красных ковровых покрытий, ресторанов, баров, автостоянок и самой разношерстной публики. Здесь нам не дали спуститься на землю в полном смысле этого слова, как я полагал, до полной проверки всех наших документов. Прямо из самолета через плотно присосавшееся к его круглому боку щупальце терминала мы прошли длинными ковровыми коридорами в глубь здания, повинуясь молчаливым, но достаточно убедительным указаниям одетых в униформу улыбающихся служителей этого небесного храма. Постепенно звенья нашей растянувшейся на многие метры цепочки начали уплотняться, и я понял, что впереди остановка. Мы втянулись в просторный зал, выход из которого, разделенный на несколько коридоров подвешенными на невысоких столбах канатами, был возможен только в одном направлении: мимо