Биография smerti - Анна и Сергей Литвиновы
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Из печальных раздумий Таню выдернул резкий голос Холмогоровой:
– Татьяна! Он согласен!
Садовникова едва не поперхнулась. Смущенно пробормотала:
– Извините...
– Можете писать о моем босоногом детстве всю самую страшную правду! – улыбнулся ей Алтухов.
– А в нем действительно было что-то страшное? – подхватила нить разговора Таня.
– О, да! – немедленно откликнулся Матвей Максимович. Но обратился не к ней, а к подруге детства: – Помнишь, Мариш, про котенка?
Холмогорова фыркнула, опять прикрыла массивной ладошкой рот, а глаза засияли... Ни дать ни взять озорная школьница, только что подкинувшая в портфель учителю живую лягушку.
– Что случилось с котенком? – навострила уши Татьяна.
– О-о, кажется, он погиб, – скорбно поджала губы Холмогорова.
– Его, по-моему, об стенку приложили? – наморщил лоб Алтухов.
– Ну да, со всей дури, – кивнула Марина Евгеньевна.
И снова усмехнулась.
– Жуткая история, – хохотнул Матвей Максимович. – Ты лучше о ней не пиши. А то читатели гневными письмами завалят.
«Богатеи, большие люди – а ведут себя хуже детей, – мелькнуло у Тани. – Никогда б не подумала...»
И терпеливо повторила:
– Так что насчет котенка?
– Как это говорят? Без комментариев! – строго заявила Холмогорова. Но глаза ее улыбались.
А Алтухов метнул в девушку быстрый взгляд и галантно произнес:
– Так и быть, мадемуазель. Рассказываю. Исключительно ради вашей неземной красоты. (А у самого глаза равнодушные, так что врет все про красоту.) Мы ведь с Маришкой в детстве при кладбище жили... Она вам уже говорила? Ну и забавлялись там, как могли. Я того котенка у дороги подобрал, он такой рыжий был, с белым носом...
– Ой, Матвей! Не умеешь рассказывать – и не берись! – весело перебила Холмогорова. И продолжила: – Не в котенке дело. У нас на кладбище был ритуальный зал для прощаний. Все, как положено: для гроба – подиум, из динамиков – «Аве, Мария», для безутешных родственников – валерьянка... И как-то привозят к нам братка. – Она взглянула на Таню и уточнила: – То есть это сейчас говорят – «браток», а тогда, в восьмидесятые, их просто бандитами называли. Пристрелили, кажется, его. Или на машине разбился, уже не помню. В общем, гроб из самых дорогих, цветы сплошь розы, и провожающие все на одно лицо: бугаи с золотыми перстнями. Ну, а мы с Матвейкой пошутить решили. Пока братки на улице курили, влезли в ритуальный зал и подкинули в открытый гроб котенка. Засунули его под покрывало... – Она снова прыснула.
«Милая забава», – хмыкнула про себя Таня.
– Ну а когда провожающих пустили в зал, котенок под покрывалом зашевелился, – весело подхватил Матвей. – Если не приглядываться, похоже, что покойник руками задвигал. И братаны наши, даром, что все мужики здоровенные, в крик... – Сделав паузу, гость философски закончил: – Ну, а когда котенок наконец наружу выскочил, на нем, конечно, зло и сорвали... Погиб, бедняжка.
«Да уж... – подумала Татьяна. – Вот потому я и не миллионерша. Другой менталитет. Мне бы так шутить сроду в голову не пришло...»
Но вслух она вежливо произнесла:
– Интересная история. Но вы, Марина Евгеньевна, правы. В книге ее упоминать, конечно, не нужно...
– Да и самой книги – тоже не нужно! – неожиданно встрял Алтухов.
– Это уж я сама решу, – тут же посуровела Холмогорова.
А Таня вдруг увидела: в прежде беззаботных глазах Алтухова промелькнула откровенная злоба. Впрочем, он немедленно взял себя в руки:
– Да развлекайся, конечно, раз хочется. Еще прославишься! Улицу в твою честь назовут!
– Нет уж, спасибо, хватит с нас Шипилиной, – усмехнулась Холмогорова. И вскинула глаза на друга детства: – Кстати, слышал? Этот мальчик, Беркут, своего добился. Подписал распоряжение мэр.
– Да ты что! – удивился Алтухов. – Значит, прощай, улица Вишневая...
Что-то непонятное. Но спросить Таня не успела – Матвей Максимович небрежно взмахнул рукой:
– Да и бог с ней, с Вишневой. Какая разница, где стоят два кривых домишка? Расскажи лучше про генплан. У тебя, говорят, его копия имеется?
Холмогорова усмехнулась:
– О-о, больших денег стоило...
По лицу Алтухова вновь промелькнула тень. Он с напускной небрежностью спросил:
– И что там?
– Амбициозный проект, ничего не скажешь. Один ледовый дворец на пятьдесят тысяч зрителей чего стоит... А открытый каток? В наших-то широтах! Представляешь, сколько можно на этом подряде наварить?
– Представляю, – кивнул Алтухов. – Только кто ж такой подряд даст? Не мой, увы, уровень... Все москвичи расхватали.
«Богатые тоже плачут», – насмешливо подумала Таня.
А Холмогорова возразила другу:
– Не в уровне дело. Просто суетиться нужно было раньше. Купил бы в Красной Долине землю годика три назад, когда она за бесценок продавалась, и кто бы тебя с нее погнал? Строил бы теперь спокойно. На собственных площадях.
– Да кто ж тогда знал, что Олимпиаду России отдадут! – вздохнул Алтухов.
– Я знала, – усмехнулась Холмогорова.
А Матвей Максимович серьезно произнес:
– Вот если бы твои земли освоить, здесь, в горах... У тебя, забыл, сколько в аренде? – Он остро взглянул на Холмогорову.
– Немного, гектаров пятнадцать, – скромно ответствовала та.
«Сильно!» – поразилась про себя Татьяна.
А Марина Евгеньевна покачала головой:
– Нет, Матвей, ничего не получится. Это природный заповедник. И – мой личный санаторий. Я только тут душой отдыхаю. Так что никакого строительства здесь не будет.
– Ну, что ж тогда поделаешь... – вздохнул Алтухов. – Обойдусь без подряда. Буду скромненько своим цементом перебиваться...
– Сейчас, к Олимпиаде, стройки начнутся – минимум вдвое объем продаж увеличишь, – заверила Холмогорова.
– Да только и остается – других цементом снабжать, – буркнул Алтухов.
А Садовникова еле сдержала зевок. Утомили ее эти богачи – с их жестокими детскими забавами и многомиллионными взрослыми проблемами. Интересно, зачем Холмогорова попросила ее короткую юбку надеть? Вон, Алтухов на собственную-то писаную красавицу почти не глядит, а Тани и вовсе – будто нет... Холмогорова – вот всевидящее око! – вдруг очень в тему спросила:
– Вам надоело с нами, Татьяна?
Садовникова решила не врать, протянула:
– Ну-у, если я вам не нужна...
– Можете идти, – царственно кивнула миллионерша.
И Таня торопливо – хотя спину держать не забывала – покинула гостиную.
Едва вышла из комнаты, немедленно сбросила босоножки на шпильках. Форсить больше не перед кем, до своей спальни она дотопает босиком.
Пришла, скинула неудобный вечерний наряд, взглянула на часы: всего-то половина одиннадцатого. Сидеть в пустой комнате абсолютно не хочется, да и до комендантского часа – времени еще полно. Сходить, что ли, в кухню за яблоком? А может, поплавать в бассейне? Или просто – погулять по участку? Выкурить одинокую сигаретку в бронзовой, увитой дикой розой, беседке...
Таня на всякий случай надела купальник и вышла из спальни. Решила прогуляться по дому и поступить по настроению.
Но в кухне обнаружилась Фаина. На ее постную рожу взглянешь – никакого яблока не захочется. Бассейн тоже оказался занят – в нем дружно плескались Нелли с Антоном. Общаться ни с кем из них не хотелось, и Садовникова отправилась в сад.
...Вечер оказался чудесным. Воздух был теплым, влажным – из долины, с моря, подувал ласково ветер. В черном бархате неба сияли бесконечные звезды. На участке уютно светили фонари, мирно журчал круговой фонтанчик. Таня жадно вдохнула целебный горный воздух. Ух, сплошной озон! И такой чистый, что аж голова кружится! Не зря, наверное, считается, что он жизнь продлевает.
«Хотя, вероятно, продлевает, только если не куришь», – подумала Татьяна.
Дошла до беседки, устроилась на влажной от росы бронзовой лавочке, достала сигареты, прикурила, втянула дым... Гадость, конечно, – но как приятно! Мозги сразу будто встряхиваются!
Таня задумалась. Мысли крутились вокруг Холмогоровой и ее биографии. Садовникова никак не могла взять в толк, зачем Марине Евгеньевне понадобилось издавать собственное жизнеописание. Ведь слишком многим ее затея явно не по душе. Нелли бесится, Антон недоволен. Но те двое ладно, они плотва. Так ведь и акула, олигарх Алтухов, тоже не в восторге. Может, ему и правда плевать, что все узнают про его детство на кладбище. Черт их поймет, этих богатеев, они своим простецким происхождением, похоже, даже гордятся. Но Марина Евгеньевна ведь в своей прямой речи явно дает понять, что лидером в их паре всегда являлась она, а Матвей был кем-то вроде ее адъютанта. Этакий ее Санчо Панса. Исполнительный, но без особых мозгов. Понравится ли миллиардеру, что его выставят в подобной, подчиненной роли?
Таня вздохнула. Затушила сигарету. Участок решила не засорять – похоронила «бычок» в жирной южной земле. Высмолить вторую сразу – или сначала пройтись?
Но принять решение она не успела – у входа в беседку вдруг раздался противный металлический скрип. И чье-то покашливание.
