Слишком большое сходство - Виктор Пронин

– Рябину? – удивился дежурный. – Разве можно рябину рубить? – Он недоуменно посмотрел на Замотину.

– Квартиру нам дали, – вмешался Женька. – Мы из старого дома перевезли несколько деревьев… Батя вон в лес сходил, дерну принес, обложил дерном у корней… А она срубила. В темноте прокралась и срубила. Вот этим самым топором.

– Ну и дела, – протянул дежурный. – Гражданка Замотина, скажите мне, зачем вы срубили дерево, которое посадил папаша? – Подперев пухлую щеку так, что перекосилось все его лицо, дежурный ждал ответа.

– А мне начальство велело! Вот! Начальство. Я что? Я человек маленький.

– Что же вам велело начальство? – невозмутимо продолжал дежурный. – Какие такие указания дало?

За порядком велело смотреть. Чтоб во дворе было чисто, чтоб жильцы не самовольничали… А то ведь они такие, – Замотина пересела поближе к дежурному, – им только волю дай, они не то что деревья, погреба начнут во дворе рыть. Дом по своему разумению перестроят!

– Ответьте мне, гражданка Замотина, на такой вопрос: давало ли начальство вам указание вырубать деревья? А если такое указание было, кто именно его вам давал?

– Господи! – Замотина всплеснула сухонькими, обезьяньими ладошками. – Да при чем тут деревья! Речь идет о другом – могут жильцы вытворять все, что заблагорассудится, или им нужно давать какой-то отпор! Это же кулацкие замашки! Сегодня они деревья понатыкают, а завтра на газонах картошку начнут сажать! – Замотина приблизилась вплотную к дежурному. – Попомните мое слово – начнут деревьями, а кончат грядками.

– Очень даже может быть. – Дежурный положил плотную ладонь на листки протокола. – Но меня интересует другое – был приказ рубить деревья или нет?

– Коли б приказ был, – проговорил Деев, – то не пришлось бы ей средь ночи, в темноте по кочкам прыгать да от людей прятаться.

– Деревья должны быть посажены в ряд, одной породы, одного возраста, одного роста. – Замотина загибала перемазанные землей пальцы, перечисляя обязательные условия посадки.

Значит, приказа не было? – Дежурный склонил голову к столу, готовый повторить этот вопрос еще десять, сто раз, пока не получит четкий ответ для протокола. Замотина посмотрела на него с нескрываемой жалостью, соболезнующе покивала головой.

– Если бы мы все делали только то, что нам приказывают… – начала она и замолкла, подыскивая слова, которые бы сразу поставили на место этого настырного лейтенанта.

– То что бы тогда случилось?

– Хм, – Замотина нервно улыбнулась, поерзала возмущенно на жестком стуле, – будто сами не знаете.

– Понятия не имею, – простодушно ответил дежурный. – Я не понимаю, что же плохого, если все мы будем в меру сил и способностей выполнять указания руководства? Дело от этого только выиграет. Поэтому я, например, – дежурный говорил все тише, но голос его окреп, – стараюсь сначала выполнить то, что обязан по службе, а уж потом проявлять инициативу, творить, выдумывать, пробовать.

Женька, напряженно вслушивающийся в разговор, незаметно подмигнул Дееву: дескать, не дрейфь, батя, кажется, наши дела не так уж плохи.

– Хотите, скажу всерьез? Хотите? – Замотина заговорила со скрытой яростью. – Скажу. А почему бы мне и не сказать? Так вот, граждане хорошие… Если таким вот типам волю дать, – она кивнула на Деева, – вы представляете, что произойдет? Нет, вы представляете?

– Очень интересно было бы узнать, – заметил дежурный.

Он же опять, за топор возьмется! – через силу хохотнула Замотина. – Вы на него посмотрите! Его без топора и представить невозможно…

– Может, и верно, что без топора меня представить трудно, – хмуро заговорил Деев, глядя исподлобья на Замотину. – И без лопаты, без пилы, без рубанка. Потому что всю жизнь у меня в руках был инструмент. Над этим и посмеяться можно, кое-кому смешно видеть человека с лопатой, с топором, с кайлом… Но с топором, между прочим, – Деев повернулся к дежурному, – мы сегодня вот эту гражданку задержали. Не с лопатой, а с топором. Не сажала она деревья, а вырубала. Я вот что еще скажу… – Деев твердо посмотрел на дежурного. – Если я посадил, а она уничтожила, она не только меня обидела. Она всех нас обидела.

– Ишь как ловко повернул! – воскликнула Замотина.

Дежурный поднялся, медленно прошел вдоль сидящих перед ним людей, остановился у окна и, откинув проволочный крючок, открыл форточку. Огни в домах поредели, от издалека проносившихся запоздалых машин по лицу дежурного мелькали светлые блики. Он вернулся к столу, пошелестел листками протокола, потрогал клавиши многочисленных переключателей, вздохнул.

– Наша семья жила на окраине большого города… Вокруг кукурузные поля, дальше картошка росла… Когда думаю об этих местах, сразу почему-то запах картофельной ботвы вспоминаю… Картошка уже вырыта, ботва лежит на земле, сохнет, и такой от нее запах… Запах детства. Вокруг нашего домика несколько деревьев росло. Нас было трое братьев, и, наверно, можно сказать, что выросли мы на кленах, там клены росли от одного корня, стволов пять, не меньше.

Замотина смотрела на дежурного с настороженным недоумением. Она сразу почувствовала, что эти воспоминания чем-то направлены против нее. Осторожно посмотрев на Женьку, Замотина утвердилась в своих подозрениях: тот улыбался, слушал внимательно, одобрительно.

– Осень помню, – продолжал дежурный, ни к кому не обращаясь. – Клены кострами полыхают, осень в тех краях солнечная, сухая, тепло держится долго, а небо до того синее, что глазам больно. И вот краски в памяти остались – красные клены и синее небо… – Дежурный помолчал. – Помню, как-то котенка с дерева снимали, забрался от собак подальше, а слезть не мог, сутки просидел, все орал, наконец не выдержали мы, полезли… А дерево высокое, тонкое, раскачивается, вверху кот орет, внизу мать ругается… Еще какой-то полоумный петух был, любил, бывало, взлететь на это дерево и орать на всю округу. Ох и орал, дурак, ох и орал! – Дежурный восхищенно покрутил головой. – До сих пор звон в ушах стоит.

Что-то не нравилось Замотиной в этом рассказе, она ерзала на жестком стуле, обеспокоенно вертела головой, и постепенно неуверенность охватывала ее душу.

– А что это вы про петуха взялись рассказывать? – не выдержала Замотина и подалась вперед от нетерпения.

– Про какого петуха? – удивился дежурный. – Я ничего про петуха не говорил. О другом, правда, был разговор… Вспомнил вот дерево. Я же не виноват – без спросу вспоминается, можно сказать. А у вас было такое дерево? – неожиданно спросил он Замотину.

– Нет. – Замотина отвернулась. – Я в лесу выросла.

– А у вас, Деев?

– Что говорить! – Деев махнул тяжелой красноватой ладонью. – И рябинку, которую эта вот… срубила, во всем лесу узнаю.

– А ты поплачь, поплачь, оно и полегчает, – зачастила Замотина.

– Плакать не будем, – строго проговорил дежурный. – Зачитываю протокол, – строго проговорил он. – «Гражданка Замотина, руководствуясь собственными представлениями о правилах посадки деревьев в новом микрорайоне, на пустыре у многоквартирного дома срубила посаженные гражданином Деевым деревья. Возмущенный ее самовольством, гражданин Деев вырвал из рук гражданки Замотиной топорик, типа туристский, которым вышеупомянутая гражданка Замотина под покровом темноты рубила деревья, и, не владея собой, изрубил входную дверь квартиры гражданки Замотиной, чем привел ее в полную негодность…»

– Кого привел в негодность? – спросил Женька, стараясь выглядеть серьезным.

– Дверь, конечно. – Дежурный для верности еще раз посмотрел в листок протокола. – «Да, привел дверь гражданки Замотиной в негодность…» Правильно написано? Не отрицаете? Прошу подписать. Вот так… А теперь можете быть свободны.

– Это как же понимать? Вы что же, не посадите его? – Замотина с недоумением оглянулась на Деева.

– Деева? – переспросил дежурный. – Нет, не посажу. Воздержусь. Сажает суд. Вот суд пусть и решает.

– Так нельзя! – вдруг закричал пьяный в своем углу. – Если ты так говоришь, то я больше знать тебя не хочу! Кончилась наша дружба, Коля! Кончилась… Больно большим человеком ты стал, мне уж не дотянуться… Иди себе с богом… За тобой не угонишься, ноги не те… Да и охоты особой нету…

– А кто мне дверь вставит?

– Да вставим тебе дверь! Иди уже, Христа ради! – заорал Женька. – Иди, пока идется! – Подождав, пока Замотина, пробираясь вдоль стен, дошла все-таки до выхода и прошмыгнула в дверь, он повернулся к дежурному: – Ну, а это… как сказать-то… Что ему светит?

– Думаю, суток десять-пятнадцать придется ему на пользу родного города потрудиться. Скорее всего по части благоустройства. – Дежурный позволил себе улыбнуться. – Так что работа будет не в тягость, а, папаша?