Кросс по грозовым тучам - Сима Кибальчич

в кресле и вытянув ноги на пустой операционный модуль, сидел доктор и бесцеремонно рассматривал Тима. Тонкий серый скафандр плотно облегал мускулистое тело. Шлем сложно было различить — его линия повторяла обводы головы, чуть выступая перед носом.

— Шлем не нужен, я не заразный, — поежился Тим и стал озираться в поисках одежды.

— Не уверен. Кстати, посещали ли психолога?

— Нет. Я просто…

— Что просто?

Просто хотел, чтобы снова стало больно. Подумаешь, ерунда. Просто тело гонит к Ирту.

— Можно, я пойду.

— Идите… капитан Граув.

Можно избавиться от интеркома, от формы с идентификаторами, но кровь выдаст. Твое имя и биография приписаны к крови, и скрыться от прошлого невозможно. Доктор наклонился и через секунду швырнул в него комок одежды. Бежевая ткань расправилась, и Тим узнал костюм, в котором отправился прошвырнуться в Макао, но не добрался даже до берега. И до Ирта. От плеча падал бесформенный лоскут.

— Я сделал этим тряпкам ионную чистку и только, — скрипуче сообщил доктор. — Непрочный вы выбрали материал для того, чтобы пойти и вломить товарищу.

— Он мне не товарищ.

— По духу. Такой же полоумный в поисках проблем.

Тим провел рукой по шероховатой поверхности хлопка. Древняя ткань. На Орфорте, он носил что-то вроде мешка, сплетенного из стеблей растений, мертвых, но жгущих невидимыми колючками.

— Так-то да, в поисках. Спасибо, я… — он попытался что-то сформулировать, но не вышло. — Спасибо.

— Не за что. Советую сразу отправиться в службу психологической реабилитации. Вы же недавно из дальнего космоса? И сразу поножовщина.

— Постараюсь, — пробормотал Тим, торопливо натягивая штаны.

Большой палец попал в прореху, нога застряла в ткани, и раздался треск. Поножовщина вовсе не сразу. Сначала другое. Не режущее, но очень глубоко проникающее. Доктор, прищурившись, наблюдал. Глаза под невидимым шлемом на миг показались белесыми, и Тим инстинктивно поджал пальцы ног. Рубашка облегала тело свободно, как мешок, а вот своей обуви он не видел.

— Э — э, извините, а где…?

— В подъемнике. Приказал роботу-транспортировщику оставить их снаружи. Можете идти к выходу и наверх, — и врач махнул рукой за спину Тима.

Граув развернулся, неуклюже качнувшись. Провел по глазам, усилием воли попытался избавиться от липнущего к сознанию образа изоморфа. От имени, которое кто-то повторял в его голове. Осмотрелся. Над столом у стены шла работа. Манипуляторы бесшумно двигались по поверхности, наклоняя умные головки к чему-то темному, распластанному центре. Тим вспомнил Сэма и его медотсек, всегда пустовавший на станции.

Огромная, не слишком населенная станция Гамма 67 была, наверное, самой скучной из всех подобных, разбросанных по Дальним Пределам. Не за чем наблюдать и не с кем поболтать. У ее границ только галактика разреженного газа — пространство не рожденной звезды. Посеревшие от тоски ученые брали какие-то пробы и что-то вычисляли. От результатов расчетов их лица еще больше вытягивались, а речь становилась невнятной. Впрочем, Тим в юности именно так и представлял ученых мужей.

Время от времени он отправлялся до ближайшей сортировочной станции, где разгружались крупные транспортники. Развозил грузы по паре-тройке таких же унылых местечек, как и их собственное. А вот Сэм… Он что-то вечно читал, чем-то занимался. Имел серьёзный и загадочный вид. Иногда закрывал шлюз в медотсек прямо перед носом и отвечал односложно. Однажды, после такой «игры в прятки», впустил Тима. С гордым видом. Внутри одуряюще пахло выпечкой и миндалем, а короб синтезатора стоял впритык к операционному столу.

— Что ты делаешь?

— Я? Совершенно ничего.

Он плюхнулся на затертое кресло, демонстративно сложил пальцы на животе и вытянул ноги. Манипуляторы суетились, мелькали около синтезатора. Тот сначала плевался кругляшами аппетитной выпечки, а потом выдвинул из брюха влажно поблескивающий крем. На стерильной операционной поверхности вырастало что-то сладкое, аппетитное, миндально-шоколадное. И все зажимы, держатели, скальпели были заляпаны тягучим кремом.

— Сэм, что такое у тебя творится?

— Миндальный торт, капитан Граув. Он называется «Спящая в гнезде ворона». И заметь — я ничего не делаю.

Кулинарное сооружение, правда, напоминало ворону. Отламывая лакомые куски и облизывая пальцы, они с жадностью съели торт. Сэм просто сиял от удовольствия. Врач в звании полковника, глава мобильного хирургического центра на Дальних Пределах развлекался, используя пустующее оборудование не по назначению.

И местный доктор баловался тем же. Только не выпечка, а какая-то сложная вязка.

Тим обернулся у треугольного проема.

— Спасибо, док! Не скучайте здесь.

— Сам не скучай, Тимоти Граув, — недовольно проскрипел тот, но все же поднял руку в прощальном жесте.

Тим шагнул в полукруг просторного подъемника. На вершине красно-белых башен скорой помощи находились парковочные площадки. Сюда опускались реанимационные транспортировщики и здесь цеплялись машины пациентов. Реанимационный модуль, откуда он поднялся, был устроен на верхнем уровне сразу под парковкой. Первый уровень башни обычно занимали силовые и энергетические установки, второй — материалы для синтезирования, протолекарства, заготовки тканей. Третий — рекреация.

Вся медицинская белиберда далека от его интересов. Но за время однообразной жизни на Гамме 67 пришлось слышать много пространных рассуждений Кэмпбелла о правильно организованном лечении. И какими значками настоящие медики, а не всякие шарлатаны, размечают медицинское оборудование. Теперь эти бессвязные сведения всплывали пятнами, как клочки серых мхов на скалах Орфорта.

На залитой солнцем площадке его ждали. Тот самый лысый парень с экскурсионной платформы. Стоял, привалившись к прозрачному кокпиту скутера, и смотрел прямо и вопросительно. Граув остановился. Опустил глаза и уперся взглядом в уродливое темно-красное пятно на носке собственного. Да пошло оно все!

— Извини, я сожалею.

Рука опустилась в карман, но ножа там не было. Странно, куда он мог деться? Невыносимо хотелось сжать рукоять.

— О чем именно сожалеешь?

Парень оттолкнулся от раскорячившейся у края башни машины, сделал несколько шагов навстречу. Его руки тоже лежали в карманах. Плечи, затянутые в черное, чуть сутулились, а на груди в водолазке зияли прорехи. Проглядывала пронзительно белая кожа. Хорошее место для удара. Даже сейчас.

Тим неопределенно пожал плечами, ответить нечего: сожалел он о многом.

— Понятно, — кивнул тот. — Твоя авиетка приписана к кораблю?

Вдоль ее борта переливалось имя оставленного в порту транспортника. Три года назад сука Алекс сказал, что для разжалованного друга у него есть одна неплохая посудина под названием «Прыжок мужества». Тим наотрез отказался. Даже проверять не стал, существует ли эта посудина на самом деле или над ним издеваются. А вот имя «Маленькие радости», хоть и звучало не менее издевательски, его вполне устроило. Этот корабль заполнил в остальном пустую жизнь.

— Ты недавно из космоса?

Голос пробился сквозь смуту образов, крутящихся в голове.

— Да.

Остро хотелось оглянуться и проверить, нет ли кого за спиной.