Северные истории. Книга II (СИ) - "Глиссуар"

«Ярмарка — вот что нужно устроить. Наподобие тех, что приняты у южан, когда приходит время продажи скота. Кое-где на Севере так обменивают хряков-производителей, чтобы добиться более крупного и здорового приплода, значит, можно устроить то же самое здесь, в Вилькелле, только свозить не свиней, а невест всех возрастов из всех деревень, чтобы каждый мужчина мог выбрать себе одну по вкусу. Чтобы девушек-сирот сватали не их родители, а тот, кому я поручу это дело, и чтобы тут же женихам давали денег в отработку, если кому не хватит на понравившуюся невесту».

Дело оставалось за малым. Назначить подходящее для ярмарки время — это будет, разумеется, середина лета, разослать гонцов по деревням, не забыв и самые отдаленные, позаботиться, чтобы дорога до Вилькелля отовсюду была безопасной — лорд Вильморт мог гарантировать это! — и, наконец, назвать это все как-то иначе, не ярмаркой, чтобы девицы и их родичи ехали охотнее.

— Еще до следующей осени три твои старшие дочери будут замужем, — заверил женщину Фержингард. — Я сам буду их сватать, как если бы я был их родным отцом.

«Придется пойти на это, — убеждал он себя. — Хотя бы первый раз придется, чтобы завоевать доверие. Люди будут съезжаться, только чтобы посмотреть на это своими глазами. А уже на следующий год назначу кого-то другого, чтобы сватал ничейных девиц».

— Но не думай, что ты останешься совсем без всего, когда отдашь от себя всех дочерей, — успокоил женщину Фержингард и щедро отсыпал ей несколько серебряных монет из своего кошелька.

Приняв после женщины еще полдюжины человек, лорд снова почувствовал потребность в отдыхе. К тому времени кувшин с дратхой опустел уже на две трети. Есть больше не хотелось, хотелось побыть в тишине и спокойно довести до ума идею с ярмаркой невест. Конечно, раздавать деньги всем подряд Фержингард не собирался, но пожертвовать несколько десятков монет из бледного золота ради праздника вполне мог себе позволить. И, чтобы не прослыть жадным, вырученные за девушек-сирот деньги надлежит употребить на благое дело — например, пожертвовать, от щедрости своей, тем юношам, что точно так же остались без родителей и не могут найти ни золота, ни службы…

Кувшин опустел окончательно, начало смеркаться — у лорда Вильморта был готов еще один маленький фрагмент общего плана переустройства жизни на Севере — касающийся брака.

Самые интересные посетители начали приходить под вечер, будто опасались солнечного света. Закончились жалобы на безденежье, потерянную невинность, украденного поросенка и изрезанные сети, прохудившуюся крышу, измены и рукоприкладство мужа, просьбы заставить соседа заплатить выкуп за оскорбление или наказать обманщика.

Очередной посетитель был мужчиной крепкого телосложения, с густой русой бородой, незаметно, но изрядно поседевшей, с большими сильными руками, привычными к мечу и боевому топору. Лорд Вильморт не знал этого человека, но по одному взгляду на него понял, что перед ним воин. Мужчина говорил кратко, скрытно — случилось несчастье и теперь ему нечем кормить своих одиннадцать детей.

Лорд Вильморт невольно проникся уважением — целых одиннадцать детей! Лорд был готов предложить ему снова пойти на службу, несмотря на немолодой возраст, — он прекрасно видел, что стоящий перед ним мужчина все еще очень силен и таких, как он, не меняют и на полдюжины необученных юнцов. Но тот пришел просить о другом.

— Милорд, — тяжело проговорил он, словно принуждая себя к каждому слову, — мне нужно разрешение на охоту.

Прежде чем ответить, лорд Вильморт на несколько секунд прикрыл глаза, наслаждаясь этой минутой. Слухи наконец-то сделали свое дело.

— Я могу дать тебе такое разрешение, — торжественно сообщил ему Фержингард. — Как твое имя?

— Вольф.

— Не стой, Вольф, садись здесь, по левую руку от меня. Мой долг как лорда этих земель — дать тебе то, о чем ты просишь.

— Это только ради детей, — повторил Вольф с ожесточением в голосе. — Я должен кормить детей.

— Не оправдывайся, — мягко прервал его лорд Вильморт. — В этом нет ничего дурного. Каждый мужчина на Севере хоть раз в жизни да охотился, верно? Лес кормит всех нас, отчего бы нам бояться его?

Лорд Вильморт достал свой нож — самый обычный, какой носит с собой каждый мужчина вне зависимости от происхождения — критически осмотрел его, пожалев, что не взял с собой ни одного из своих особых кинжалов. Он не был уверен, что получится сделать необходимое обычным ножом — слишком обычным для такого дела.

— Вольф, твой охотничий нож сейчас при тебе? — спросил он, возвращая того к разговору. Вольф упорно смотрел куда-то мимо него, в глухую стену за плечом лорда. — Тот нож, с которым ты ходишь на охоту? Ведь он у тебя один?

— Один, милорд, — глухо отозвался Вольф.

— Так давай его сюда.

Один — это замечательно. Единственный — всегда значит особенный, пусть только для одного человека. И притом очень хороший — крепкий, с удобной рукоятью из потемневшей в желтизну полированной кости, с простеньким узором из завитков у торца. Лорд Вильморт убедился — действительно обыкновенные завитки и ничего лишнего, никаких символов, которые могут отвлечь…

— Вытяни руку, — скомандовал он. — Правую. Подними рукав. Выше, еще выше, до локтя.

— Только ради детей, — снова бестолково повторил Вольф.

Левой рукой — той, что в перчатке — Фержингард крепко прижал его запястье к столешнице и, взяв в правую охотничий нож, легким неотрывным движением вычертил на крепком загорелом предплечье Вольфа несколько символов, соединенных между собой в один.

— Готово. Вены не задеты, но перевяжи, — лорд бросил ему салфетку. — Теперь слушай меня. Это — не гарантия. В лесу нет никаких гарантий. Никто никогда не скажет тебе, что в лесу ты в полной безопасности. Ты можешь замерзнуть, заблудиться, сломать ногу, запнувшись об камень, не справиться с кабаном или попасться волку, медведю или другой неразумной твари, живой или мертвой — эти читать не умеют. Но те, что могут — увидят этот знак, прочтут его, как мы читаем буквы, и не тронут тебя. Вот что значит разрешение на охоту. Ты понял меня?

— Понял, милорд, — тот неотрывно смотрел на пропитавшуюся кровью салфетку, обвязанную вокруг предплечья. — Спасибо, милорд.

«Привыкнут, — подумал Фержингард. — Привыкнут так же, как отвыкли когда-то. Только нужно время».

— И еще кое-что, Вольф, — напомнил лорд, когда тот уже поднялся со скамьи, чтобы уйти. — Не обнимай и не целуй своих детей, отправляясь на охоту, не говори, что любишь их и что скоро вернешься. Иначе никакой знак тебе не поможет. Говори, что они ублюдки и ты уходишь от них навсегда. И пусть они кричат тебе вслед, чтобы ты убирался. Кричат одиннадцать раз, потому что одиннадцать детей — это одиннадцать причин не выпускать тебе из леса, понимаешь?

Пришедшая следом женщина смогла сделать то, чего лорд Вильморт никак не ожидал, а именно — расширила его представления о возможном. Женщину звали Гретхен. И ее имя лорд Вильморт запомнил, в отличие от всех остальных имен. Ей не могло быть больше тридцати с небольшим, но выглядела она по меньшей мере на пятнадцать лет старше. В руках у нее был обернутый в потрепанную овчину сверток с младенцем. Услышав ее рассказ, лорд сначала не поверил.

Гретхен родила шесть детей, из которых в живых оставалась только одна новорожденная девочка. Пятеро умерли от снежного поветрия, один за другим. Теперь у нее больше не может быть детей, и она боится за свое последнее оставшееся дитя.

— Так не бывает, — покачал головой лорд Вильморт.

Он побольше других знал о снежном поветрии и готов был ручаться — это сила из тех, что не выбирают. Север раз в год собирает дань — в первый день после конца лета, в предрассветный час, когда заканчивается последняя летняя ночь, под каждой крышей человеческого жилища одно живое существо с теплой кровью должно умереть. Не важно, какое именно — человек, собака, ворон или крыса, молодое или старое, здоровое или умирающее… Каждый год, неизбежно, в одно и то же время, одна смерть — не больше и не меньше. Поветрие — одно из тех явлений, с которыми проще смириться, принять их естественный ход и, конечно, не спать под крышей одному. Средство, чтобы защититься от поветрия, было, и лорд Вильморт знал его, но применял лишь единожды, на себе самом себе, и отнюдь не потому, что ему не хотелось его применять — с огромным удовольствием он бы провел обряд над своим старшим сыном, но не мог рисковать.