В тени славы предков - Игорь Генералов

— В Киеве до сей поры крепости нет, от печенегов за валами отсиживались, а мы теперь в ратную страду и оборониться заможем!

У самого воеводы в городе рос на глазах терем. И уже не такой, как в Вышгороде или Киеве, а с поднятой на высокий подклет повалушею, с наметившимися гульбищами. Построят дом, украсят резьбою ворота, высокое двоевсходное крыльцо, покроют цветной дубовой дранью кровлю. Волк пришёл сюда надолго и устраивался основательно.

Осенью воевода ушёл в полюдье в червеньские грады, не взяв сына и отговорив с собой идти Олега:

— Пусть на мне одном вина будет за то, что чёрный бор с них возьму.

Червеньские княжата, зажатые между воинственной Русью, лихими уграми, разбойными ляхами и своенравными древлянами, жили тихо и смирно, легко переходя под чужую руку. Жизнь научила их хитрить, стравливая спорщиков друг с другом, оставляя итогом выгоду перехода к более сильному и ласковому. Князьки из Червеня, Перемышля и Белза, услышав, чего и сколько хочет собрать Ратша, пришли в тихий ужас, отвечая как один:

— Тебе надо — ты и бери!

Когда-то вместе с князем Игорем древляне убили и отца Волка Ивора Собаку, но у Ратши за плечами был огромный ратный опыт, да и дружина суровая — половина, почитай, со Святославом ходила, голыми руками не возьмёшь. Ведая, что уже ранней весной здесь появятся первые ляшские или угорские воинские разъезды, брали всё равно с оглядкой. Несмотря на то что проводники были добрые, из купцов, исходивших Волынскую землю вдоль и поперёк, за спрятанным в лесах скотом не гонялись, предпочитая выжимать всё из старост. Особо строптивых подвешивали над огнём, брали в заложники семьи. Прибавлявшиеся возы нагружены доверху портами, рухлядью[71] и узорочьем. Игорь в своё время содрал с древлян раза в три больше, поэтому Ратша не чувствовал никакой вины, оставляя за собой право в случае, если червеньские грады отложатся, вернуться сюда с войском. В полон не забирал, дабы не отягощать дружину, самих кметей, особенно молодых, которые, не зная воеводского норова, утаили собранное, лупил по рожам, отбирая ставшее княжеским добро, приговаривая: «За службу платят, не воруй, дак! Что взяли лишнее, поровну разделим».

Почти через два месяца после Ратшиного ухода по землям волынян прошёл возвращавшийся из немецкого цесарства Лют Свенельд, подивившийся, но тогда не взявший в голову их отчуждённости и слухов о разграблении волынян древлянами.

Глава двенадцатая

Шумит торг на Подоле. Гости торговые: кто продаёт, кто покупает, кричат, ссорятся, мирятся, зазывают, смеются. У вымолов — кишение лодий, в самом городе — воз за возом. Шум торга доносится до Горы и радует княжеский слух — значит, идёт жизнь. Ярополк выходит из терема, расстёгивая ворот длиннополой ферязи, подставляя лицо ласковому солнцу, что яркостью своей не позволяет налюбоваться голубизною неба. С Горы приятно оглядеться вокруг, будто воспарившей ввысь птице, и видно играющую бликами ленту Днепра, уходящую к окоёму синь лесов, исполосованные, будто полы персидского халата, пахотные поля, заливные луга, на которых чернеющими точками паслись стада коров. Это его край, это его заслугой мирно живут люди, не боясь ратного нахождения. Впереди долгая жизнь, сейчас переполняющая князя счастьем от ещё не растраченной деятельной молодости. И как не хочется возвращаться в полутёмное жилище и вникать в суды и тяжбы между посадскими и купеческими людьми, в жалобы на вирников[72] и тиунов, сверять счета и недоимки! Но на то и князь он, чтобы быть судом высшим на этой земле, чтобы беречь свой народ. Когда правитель проводит жизнь в праздности, используя данную Богом власть для услады собственного тела, народ уходит в другие земли, к другому государю, а при нахождении чужих ратей не пойдёт складывать головы свои за княжеский живот, и никто не пожалится, когда голова такого князя украсит копьё находника[73]…

Княгиня Ольга вложила в любимого внука все знания, которые накопила. Поднаторевший ещё при живой Ольге в княжеских судах, он судил, как казалось, справедливо. Он напрочь отверг древнее «судное поле», ибо не Бог или боги направляют меч победителя, но сила и умение. Бывали безвыходные споры, особенно когда шла речь о чьих-нибудь старинных правах на то или иное, но князь въедался в спор, порой не по одному разу расспрашивая слухачей, перечитывая старые грамоты, и выносил решение, иногда не устраивавшее кого-либо. Трудно объять власть полностью, когда ты ещё юноша; тогда на помощь приходили Свенельды, помогая умным советом, а когда и действием. Впрочем, они всегда незримо стояли за княжескими решениями, будто умная шея, поворачивая голову в нужную сторону.

Всё же Ярополк матерел. Восседая в княжеской думе в дорогих хорезмийского шёлку портах, с золотой цепью и сверкающими на перстах жуковиньями, нахмурясь, подчас мог отвергнуть выношенное самим Мстиславом Свенельдом решение. Набольший боярин не спорил прилюдно, просил отложить до скорого времени, потом один на один красноречиво убеждал князя, подводя его к тому, что решение было им же, князем, и принято. Прошлой зимой с Олега недобрали даней, потому что позапрошлой зимой воевода Волк ободрал Червеньские грады, и местные княжата пригласили к себе польских наместников. Олег просил помощи против ляхов, ибо у него самого сил против Мешко явно недоставало.

— Нет! — отверг Мстислав Свенельд. — Олег будет соседей грабить, а мы воинов давать? Он князь удельный, а не наместник! В своей земле нашкодил — пусть и разбирается!

Боярская дума гудела, разделившись на согласных и несогласных. Любислав Гуннар, средних лет уважаемый боярин, заспорил:

— Эдак у нас всё княжество со всех концов поощипывают! Княжата червеньские суда великого князя должны были добиваться, а не принимать втайне ляшскую руку!

В спор вступил Лютомир Свенельд. Нахватавшийся в германских землях, он часто сравнивал удельных князей с герцогами цесарства Оттона, вот и сейчас, напомнив, что вольности герцогов закончились междоусобной войной, закончил:

— Олег волынян грабил, потому что Овруч укрепил и древлянам своим дозволил. Не против нас ли это делается? Не помогать, а наказать надо Олега, добрав дань с него недостающую!

В этот раз Гуннар промолчал, а ведь хотел сказать, что ненависть к роду Волка перенеслась у Свенельдов на Олега и нелюбием своим друг к другу они очень могут навредить всей земле Русской. Не хотелось ссориться с великими боярами на глазах у всей думы, ибо, кто знает, может, после этого самому отъехать со всем домом придётся. Молвил только:

— Олег за древлян дань заплатил!

— А за Червеньские грады — нет! — тут же возразил Лютомир, молчаливо поддерживаемый отцом, что тяжёлым взглядом сверлил Гуннара.

— Владимир вон сидит в Новгороде и помощи не просит и платит! — вставил Мстислав.

И всё же Гуннар, понукаемый другими боярами, считавшими, что Свенельды взяли слишком много власти, сходил к Ярополку и с глазу на глаз передал свои опасения, добавив:

— Ненависть к роду Волка замглила очи Свенельдам. Не дай, княже, братоубийственной распре разгореться. Народ этого может и не простить!

Мстислав откуда-то пронюхал о тайном приходе Гуннара и также с глазу на глаз спросил Ярополка:

— Чего приходил Любислав?

Давно уже не мог сопротивляться Ярополк великому боярину, насквозь читаемый им, знал, что прочтёт Свенельд его ложь и в этот раз. Чувствовал над собой чужую власть князь, но ничего уже не мог поделать: бурное течение влекло за собой. А как иначе? Ярополк слишком доверился Свенельдам, чтобы сейчас круто что-то менять.

Выслушав князя, Мстислав поехал к Гуннару. Не заходя в дом, вызвав боярина во двор, громко, чтобы слышали слуги, отчитал набыченно молчавшего боярина:

— Ты супротив меня не затевай крамолы! Твоих заслуг перед родом Игоря и Ольги я не помню, а на мне ран не счесть, полученных в боях за землю Русскую. Не поздоровится тебе, Гуннар! И вспомни наш разговор, прежде чем рот свой ещё раз откроешь!

Добирать дань с Олега Ярополк неожиданно отказался — всё же слова Гуннара возымели своё действие. Свенельды не стали настаивать. Мстислав нутром чувствовал, что в этот раз ни гнуть, ни ломать князя не надо. Решено было помочь Олегу провести переговоры с волынскими княжатами и ляшским князем Мешко. В Червень и Перемышль были направлены послы от русов и древлян. Княжата подтвердили причину, по которой они решили перейти к ляхам, наотрез отказавшись возвращаться к русам. Ярополк послал к Олегу Искусеви (Люта в Овруч бы не пустили), чтобы тот вместе с древлянским князем съездил к Мешко, но тут Олег воспротивился, и, кажется, правильно:

— Если мы с ляхами закрепим отторжение градов Червеньских, то обратно их нам уже будет без войны не вернуть!