Неверный. Свободный роман (СИ) - Лакс Айрин

— Теперь нагнись и ноги пошире расставь.

— Что?! Зачем?

— Затем, что я осмотреть тебя должна. Везде, — неприятно улыбается. — В сказочку, что тебе такая мысль в голову не пришла, можешь кому-то другому рассказать. Ну же… Не хочешь, чтобы я тебя осмотрела, мужиков позову…

Ужасные минуты.

По-зор и унижение, которое я никогда не забуду.

Выхожу, едва не плача. Гадкое ощущение всюду.

— Ничего нет, — стаскивает перчатки.

— Ясно. Технику всю забираем и на выход.

— И надолго все забираете?

— Насколько потребуется!

***

Из дома Мирасова выносят предметы, один за другим, потом составляют протокол, он куражится, выводит всех из себя. Тянет время? Но зачем! Только бесит… Даже меня бесит! Меня из-за него всюду потрогали и даже… Фу, не хочу и думать о том, где эти тонкие пальцы лазили!

Финальный осмотр помещения.

Меня тоже требуют подписать протокол. Пытаюсь понять, о чем он, но ничего не понимаю на этом казенном языке.

Беру ручку и склоняюсь над листом бумаги.

— С пальцем что? — вдруг заостряет внимание на моем толстом бинте Кузьмин. — Снимай…

— Палец порезала.

Я начинаю медленно разматывать бинт, сильно нервничая.

Внутри все леденеет от ужаса.

Я под бинт спрятала флешку. Под пластырь подковырнула незаметно.

Если сниму все…

Палец начинает кровить, как только стягивающий бинт немного ослаблен.

— Не надо. Оставь… Поехали, парни. Ты… — на плечо ложится ладонь. — Едешь с нами.

— Блять, вы мой комп с коллекцией любимой порнухи сперли, еще и уборщицу угнать хотите! Изверги… Клининг хотя бы вызовите!

Мирасов паясничает, держится расслабленно, но взгляд… напряженный, давящий.

Он не сводит его с меня, а мне хочется реветь: во что меня втянул этот ужасный тип?!

продолжение после арта

***

Уже утро…

Я так и не поспала. Задница ноет от долгого сидения на деревянном плоском стуле. Писать хочется. Я стараюсь не привлекать внимания и молюсь, чтобы поскорее отпустили. Наконец, вызывают. Начинают мурыжить.

Задают вопросы сразу двое.

Один спрашивает, второй накидывает грозных тем. Потом меняются. Или оба разрисовывают мрачное будущее…

Начинаю плакать.

Жалеют…

Но недолго, снова мурыжат. На стол несколько раз падает толстый том каких-то законов.

— Не знаю, чего вы от меня хотите! Не знаю! — ору и вскакиваю, бросаясь бежать.

— Тише-тише. Ну ты чего, а? Разревелась. Мы же просто разговариваем, да? Повторим давай… — зачитывает имя фамилию отчество, дату рождения. — Откуда Мирасова знаешь? А вот же написано, официанткой в клубе работаешь. Он его купил… Бла-бла-бла… К девочкам, значит, пристает, и тебя тоже в постель затащил.

— Не затащил!

— Затащит. Поиграть решил. Значит так, Сашенька. Проблемы у тебя. Родину любишь?

Киваю.

— Плохо любишь. Связалась ты с преступником, специализирующимся на краже личных данных и хакерских атаках. Родина в опасности, Сашенька. И твоя свобода в том числе…

— Но я же ничего не делала! И не знала ничего!

— Теперь знаешь, — строго смотрит Кузьмин. — Выбор у тебя невелик. Либо ты с ним, либо с нами. Если ты с ним, скоро за решеткой окажешься, а мы там тебе сладкую жизнь устроим. Хуже бабских зон только зоны по малолетке… Либо ты с нами, и получаешь в итоге свободу и поощрение.

— Но я же свободна. Я же не нарушала.

— Все нарушают, Сашенька. Но не все об этом знают… Сейчас мы тебя еще немного подержим, а потом работай, как раньше, делай все, что нужно… Присматривайся, прислушивайся. Постарайся узнать больше.

Голова кипит.

Тошнить начинает…

Мне плохо.

— Но я же ничего не умею. Вы зря мне это все говорите. Он сразу поймет… Он…

— А ты постарайся, чтобы не понял. Жизнь на кону.

Глава 17

Глава 17

Александра

Мне много о чем говорили, еще раз пухлым кодексом перед лицом помахали, но могли с таким же эффектом просто кирпичом пригрозить.

Все это дурно пахло.

Нашли шпиона — Саньку и дурака — Расула.

Я честно пыталась сказать, что такого, как он, не обманешь! Пыталась, но меня не слушали. Не хотели слушать.

Один ответ:

— А ты постарайся. Старания сделали из обезьяны человека.

Это какой-то сюр…

Меня отпустили, а я чувствую себя грязной и потасканной, едва переставляю ногами к выходу. На душе — похороны и свежий могильный холмик. Даже земля не осела. Хороню свою жизнь, надежды.

На какую новую жизнь ты надеялась? На учебу дененг заработать, в люди выбиться. Хрен там! Сидела бы в Павловске под боком у мамани, слабой на выпивку и имеющей тягу к дерьмо-папане, тянула бы… работу какую-нибудь!

Да хотя бы ногти пилить научилась, чем не работа? Все лучше, чем это…

Теперь… Теперь меня под прицелом держат, и мне так страшно, что я пропотела до трусов за несколько минут, на которые старательно растянула короткий путь до выхода из ментовки.

Все эти лязгающие створки, мужики в форме с оружием.

Разговорчики…

«Прессануть надо, почти раскололся! Протокол вот-вот будет готов!»

Я раньше думала, что правосудие — это что-то на высоком и о справедливости, а не о механизмах запугивания и насильного втягивания в слежку за кем-то.

Во рту словно помойка.

На выходе холодный воздух бьет в лицо, выбивая остатки слезинок из глаз.

Сразу холодно становится. Остатки тепла из тела выдуваются мигом.

Под ногами грязь — снег с дождем намесили черт знает что и небо такое низкое, будто вот-вот будет конец света.

Где приятная, легкая осень? Ночь ее сожрала и отрыгнула вот это — мокрое, холодное, грязное, под стать моему настроению.

Моя обувь мгновенно промокает от соприкосновения с первой же лужей, а их много — то ли асфальт дырявый, как маасдамский сыр, то ли я просто слепо тащусь к остановке, не разбирая пути.

Что же делать? Что же делать?

В голове бьется только эта мысль.

Тело сотрясает крупными судорогами. Уши мерзнут. Шею ломит страшной мигренью. Говорят, это больше возрастное, но у меня бывают такие приступы. Душит безысходностью…

Рядом плавно притормаживает черная, лакированная иномарка, подстраиваясь под мой спотыкающийся шаг.

— Подбросить?

Этот голос бьет по слуху, словно кнутом. Я медленно поворачиваю голову.

Стекло с пассажирской стороны приспущено. За рулем сидит Расул. Одет стильно, лицо, как всегда, с мрачным выражением, но выглядит притягательно. Он вообще… весь притягательный, люксовый, манит. Из салона его классной тачки на улицу пахнет теплом, дорогим автомобильным парфюмом и кожей.

Его подозревают, а меня мурыжили.

Его поймать с поличным не могут, но именно я места себе не нахожу, разве это справедливо?

Мне так обидно. Будто кому-то сверху надоело смотреть за этим миром и он ушел, махнув рукой, мол, сами как-нибудь! Без меня, ребята…

Иначе бы так не было! Не было так!

От злости я топаю ногой, в ботинке чавкает сыростью. Пальцы ног уже одурели от холода.

— Садись, Санька, — предлагает Расул и тянется, чтобы открыть дверь.

От обиды я не ведаю, что творю. Иначе бы так никогда не поступила.

Но сейчас я наклоняюсь и, собрав ладонью мокрый снег, комкаю его, запустив грязный шар в Расула.

Мокрый снег и вода разбиваются о лоб здоровяка. Грязные потоки бегут по его удивленному лицу.

Теперь можно бежать, как раз маршрутка, накренившись на бок, заворачивает к остановке.

Бегу изо всех сил, но то и дело проскальзываю гладкой подошвой тонких ботинок по снегу. В нескольких метрах от меня маршрутка выплевывает двух пассажиров и мчит дальше. Я не успеваю, зато очередной взмах и пируэт на снеге получается особенно зрелищным, я едва не падаю спиной назад.