Записки губернатора - С. Урусов

Глава Пятая

Военные власти в Кишиневе. Три генерала. Мои отношения с военными властями, роль войск в Кишиневе. Поручик К. Поручик X.

В то время, когда я был бессарабским губернатором, в Кишиневе стояли следующие войска: два полка пехотной дивизии, артиллерийская бригада и один кавалерийский полк. Старшим из местных генералов был начальник кавалерийской дивизии Б., человек светского воспитания, с хорошими средствами, очень приятный в личных сношениях. Жена и дочери генерала отличались любезностью, простотой и гостеприимством. Их очень ценили в Кишиневе, и дом генерала Б-а был, как говорится, один из лучших в городе. Я высоко ставил такт и деловитость, которые генерал Б. проявлял в отношениях своих с гражданскими властями, и всегда беспокоился и страдал, когда за его отсутствием, обязанности начальника гарнизона переходили к командующему пехотной дивизией С-у.

Этот генерал вел себя совсем иначе. В манере себя держать он несколько форсировал ноту «бурбонства» или «солдафонства», смотрел на себя, как на солдатскую косточку, интересовался исключительно военными, имевшими перед «шпаками», т.е. штатскими, преимущество военной славы и ясно очерченного круга действий. За этим кругом С. ничего не хотел видеть, и сношения с ним по службе были нелегки. Третий генерал, командовавший пехотной бригадой, был какой-то маньяк — злого, завистливого характера, занимавшийся преимущественно сплетнями. Изумлению его знакомых не было предела, когда он был отправлен на войну, и уверенность кишиневцев в успехе русского оружия тогда впервые поколебалась.

Четвертый генерал был старый артиллерист, очень милый, проводивший свои досуги в игре на скрипке. С ним мне не приходилось иметь служебных сношений.

До наших генералов, кроме Б–а, с которым приятно было поддерживать знакомство, мне не было бы ровно никакого дела, если бы не существовало «правил о призыве войск для содействия гражданской власти». Правила эти, составленные в то отдаленное время, когда случаи усмирения беспорядков военной силой имели иной характер, оказались мало пригодными для тех случаев, когда, во-первых, помощь войска надлежало получить быстро, в течение получаса, и, во-вторых, когда действия войск должны были происходить в различных частях города сразу. По действующим правилам, губернатор, в случае вызова войска, пишет начальнику гарнизона требование, в котором излагает цель вызова, указывает место, куда надо войску явиться, даже определяет примерно количество потребных военных сил. Затем, представитель гражданской власти продолжает руководить действиями военной: он предлагает задачу для исполнения, указывает, кого надо арестовать и т.д., и только после предложения его действовать оружием, распоряжение войсками, на время этого действия, переходит к начальнику военной части.

Результаты буквального применения упомянутых правил сказались повсеместно во время погромного периода. Вызванные военные части почти всегда являлись поздно, выстраивались на местах, где происходили беспорядки, и большей частью безучастно смотрели на развертывавшиеся перед ними картины разгрома имуществ, грабежа и насилия, перекидываясь шутками и остротами в тех обычных случаях, когда погром бывал направлен против евреев. Случаи военных карательных экспедиций, грабежи и убийства, производимые военными под видом водворения порядка, тогда еще не имели места. О них я здесь говорить не буду. Я хочу лишь сказать, что те правила, которыми я должен был руководствоваться, давали полную возможность войскам бездействовать во время беспорядков, не подвергаясь при этом никакой ответственности.

Так и случилось в Кишиневе в 1903 году. Было время, от двух часов дня до трех с половиной, когда одна рота, в руках дельного человека, могла локализовать, остановить и потушить погромный пожар близ Чуфлинской площади. Вместо этого, явившийся позднее и занявший полгорода, весь кишиневский гарнизон два дня подтверждал своим бездействием справедливость легенды о разрешенном Царем трехдневном грабеже, пока генерал Б. не решил, что надо спасать и город, и честь войска. После его приказания приступить к арестам, погром прекратился, как кажется, в течение двух часов.

Теперь станет понятным, что я не мог, в интересах общей безопасности, поддерживать с военными властями исключительно официальных отношений, на почве действующих правил. Я должен был, мудростью змия и кротостью голубя, добиваться их милостивого отношения ко вверенному мне для охраны населению и постараться установить свои, бессарабские, правила о призыве войск для содействия гражданским властям.

Цель эта была достигнута мною при содействии генерала-джентльмена, гр. Мусина-Пушкина, командовавшего в то время войсками Одесского округа, а введенный мною порядок я поддерживал: с Б. — откровенностью, убеждением и просьбами, с С. — хитростью, а с третьим генералом Г–м — настойчивостью, доходившей иногда до угроз.

Графу Мусину-Пушкину я подал составленную мною записку, в которой изложил подтвержденные примерами недостатки правил о призыве войск. Я предлагал, между прочим, пополнить эти правила статьей, согласно которой каждый начальник части, после вызова её гражданскою властью, обязывался самостоятельно приступить к распорядительным действиям во всех случаях, когда он усматривал беспорядки, грозящие опасностью для жизни и имущества обывателей. Граф очень хорошо и внимательно отнесся ко мне и моим предложениям, но предупредил, что военное министерство, конечно, будет противиться такому порядку, при котором ответственность за отсутствие распорядительности может быть перенесена с гражданской власти на военную.

Это обстоятельство не помешало Мусину-Пушкину оказать мне драгоценное содействие: он обещал разрешить начальнику кишиневского гарнизона войти со мной в сношения относительно ускоренного порядка вызова войск, в случае надобности. В действительности, он сделал даже больше, заменив разрешение авторитетной рекомендацией оказывать мне действительное содействие, идя навстречу моим намерениям до пределов, допускаемых уставом гарнизонной службы.

Мы с генералом Б–м установили следующие правила: на каждый месяц была определена очередь суточного дежурства одной роты и одного эскадрона. Сведения о месте казарменного расположения дежурных частей были сообщены полицмейстеру и приставам. На каждый месяц давался пароль, который мог быть сообщен начальнику дежурной части, лично или по телефону, любым из полицейских чинов, которому я, под своей ответственностью, давал право обращаться за содействием войска. Командир части, по сообщении ему пароля, выступал через десять минут в назначенное место, не дожидаясь приказа военного начальства, которому я одновременно посылал для сведения официальное требование. Таков был порядок частичной мобилизации. Для общего выступления войск заранее был приготовлен план распределения города по участкам и, согласно этому плану, все наличные части вперед знали свои места и находились в связи между собою при помощи телефонной сети. Оставалось преодолеть еще одно затруднение. Генерал Б. иногда уезжал в Одессу, и тогда приходилось иметь дело с С–м. Этот генерал был юдофобом по преимуществу, уступая в ненависти к евреям только генералу Г–у, и не хотел смотреть на все описанные выше меры предосторожности иначе, как как на позорное для армии поручение оборонять жидов. Однажды мне пришлось пригласить С–а на совещание, в котором участвовали вице-губернатор, полицмейстер и местный исправник; требовалось, в виду некоторых соображений, переменить план диспозиции военных частей. Угрюмо и нехотя подчинившись необходимости заняться выработкой нового плана, записанного состоявшим при нем офицером, С., наконец, встал и, прощаясь со мной, произнес следующие слова: «что вы, князь, беспокоитесь, доверьтесь нам, — в лучшем виде жидов растрясем».

Пришлось поневоле отнестись к этим словам, как к остроумной шутке. Но и этого мало. Я принужден был нередко прибегать к хитростям, сообщая С–у о том, что революционеры собираются идти с красным флагом или что среди евреев замечается брожение, и ожидаются с их стороны активные революционные действия. В этих случаях он охотно шел на уступки и отдавал необходимые распоряжения для охраны порядка при разных торжествах, вроде встречи икон и т.п. процессиях.

В тех, к счастью, редких случаях, когда командование переходило к Г–у, я надеялся больше на счастье и собственные силы, твердо решив, после нескольких опытов, обращаться к нему лишь в случаях крайности.

Общий вывод, к которому я пришел по отношению к военным властям, в конце моей административной деятельности в Кишиневе, был тот, что, в интересах охранения порядка, наилучший исход — вовсе не обращаться к содействию войск в тех случаях, когда дело идет о евреях. И, действительно, настроение офицеров кишиневского гарнизона по отношению к евреям не подавало надежды на то, что они окажут мне действительное содействие при возникновении антиеврейских беспорядков.