Голубые капитаны - Владимир Казаков

— Я думаю, твоя грубость, Литочка, от недостатка воспитания, но это обратимый процесс.

Спешно надела Аэлита шелковое голубое платье, красную косынку, хлопнула дверью и умчалась в клуб на танцульки. Костюхин с Андреевной остался чаи распивать, а потом пришел Дулатов, и постояльцы до полуночи играли в шахматы. В полночь вышла Андреевна во двор, смотрит: дочь с каким-то парнем палисадник подпирают. Не утерпела, послушала, о чем говорят молодые.

— Зря красуешься, Володенька! Юрий Михайлович говорит, и никакие вы не летчики, а так… ни то и ни се!

— Знакомая песня, хочешь расскажу притчу про старого беркута? Он жил в каменистых грядах Тянь-Шаня. Любил кружить над теплыми отрогами, грудью врезаться в восходящие потоки и замирать с распластанными крыльями. Под-скальное гнездо уже не грело старика… Раньше он очень боялся грозы. Но однажды Илья-пророк, громыхая на своей колеснице, увидел его удирающим в гнездо и гневно спросил: «Кто твой предок, трусливая птица?» Орел не знал или забыл: ведь он жил уже сотню лет. И Илья сказал укоризненно: «Твой предок сотворен из куска грозовой тучи!» С тех пор орел летал и в грозу. Он плавал рядом с черными косматыми облаками, гордился, что они закрывают даже само солнце, вколачивают в землю молнии, рушат потоками воды гранитные скалы. Кроме него и туч, в небе не было никого. Но вот подошло время…

— Володя, посмотри, какие у меня холодные руки! — Аэлита прижала ладошки к его щекам, приблизила к его лицу свое. — Ну!

— Что, ну? Продолжать?

— И как ты угадал? — усмехнулась девушка и резко отдернула руки.

— В общем, подошло время, когда орел понял, что летать ему осталось совсем немного. Настоящие орлы не умирают в гнезде, и он ждал дня, когда покатится колесница Ильи, чтобы взмыть в последний раз. Такой день настал. Беркут взлетел и… увидел под черным облаком другую птицу, огромную, длиннокрылую.

Орел сложил крылья и начал падать на врага, посмевшего занять его небо. Беркут ударил чужую птицу грудью. Да так, что померкла синь, кровавые полоски замелькали перед глазами. Он падал, пытаясь удержаться на перебитых крыльях. Закрылись шершавые веки, но он с усилием открыл их, чтобы увидеть врага, косо летящего на жесткий базальт. Но соперник продолжал полет. Тот, длиннокрылый, был сильнее его. И потухла ярость в груди седого мудрого орла. «Он не враг. Он достоин занять мое небо», — подумал раненый беркут и упал на скалы.

— Это летел планер? — догадалась Аэлита.

— Не знаю. Притчу рассказал отец. Наверное, летал крылатый человек. Небожитель. Человек, бросивший презренную землю.

— Ух как брезгливо, Вовочка! Чем же твоему небожителю не понравилась земля? Все живое родит она, а не твоя грозовая тучка. «Ты отчего, береза, всегда белым-бела?» — «Я белый сок корнями в сырой земле нашла».

— Во-о. В сырой! А откуда сырость, как не из тучи!

— «Как стала ты зеленой, пушистая сосна?» — «Земля меня поила — и вот я зелена». — «Цветы, откройте тайну, где краски вы нашли?» — «И желтый цвет, и красный мы взяли у земли». Как все кругом красиво — и рощи и поля, — продолжала Аэлита, но вдруг засмеялась, сдвинула парню пилотку на затылок. — Я знаю, ты не любишь землю!

— Почему же?

— Глядела, как работаешь. Сгореть от стыдобушки можно. На черной доске висишь! Со временем, может, еще и вырастет из тебя мужчина. Это обратимый процесс, говорит Юрий Михайлович! Он женатый или нет?

— Кто? Старший лейтенант Костюхин?.. Не знаю.

— Скажи, ты любил кого-нибудь, Вова?

— Маму, отца…

— Я не про то… А, ладно, все равно не поймешь! Совет хочешь?

— Говори.

— Ты умный парень, но никогда не рассказывай девушкам в лунные ночи длинных сказок, даже если они про Ивана-царевича! Слышишь, поют?

Издалека доносились частушки.

Луна закрылась тучкой, и Андреевна проскользнула в дом. Долго ворочалась в постели, вздыхала. Услышала сторожкие шаги босых ног Аэлиты, скрип ее кровати и уснула. Во сне ей привиделся Иван. Стоял солдат Бастраков на опаленном кургане и грозил большим заскорузлым пальцем: «Береги дочку!»

В колхозе «Красная новь» ждали приезда начальства. К этому были две причины: окончание уборки картофеля и столкновение между курсантами и сельскими парнями. Поводом для драки послужил тот факт, что Аэлита и ее подружки на танцах отдали предпочтение курсантам, а не деревенским ребятам. Местные парни такого стерпеть не могли и, собравшись большой группой, подкараулили нескольких курсантов с девушками. Увидев в руках парней колья, курсанты решили защищаться. Атака сельских ребят окончилась их же паническим бегством. Корот, провожавший в ту ночь пухлощекую телятницу Марфиньку, потом оправдывался перед Дулатовым:

— Я же думал, они шуткуют! А когда вытянули меня по горбине дрючком и заголосила Марфушка, сказал им: «Ноги в руки, хлопцы, бить буду!» Но я аккуратно…

— Вы видели, кто затеял безобразие?

— Не-е… Испокон местные хлопцы пришлых не любят. Защищались мы тихенько, чтоб серьезных болячек у них не було.

Ждал приезда командования школы и Ефим Мессиожник, отвечающий в этой командировке за «котловое довольствие» курсантов. Он бегал по избам, проверял, хорошо ли кормят ребят, уговаривал хозяев не скупиться на овощи, хотя те и так заботились о постояльцах и помощниках, как о родных.

К вечеру прикатила не одна автомашина, как думали, а восемь. На головной — комиссар Маркин. Только вылез он из кабины, шофер этой машины крутанул ручку походной сирены: «Боевая тревога!»

И пока курсанты собирались к автомашинам, строились, перекликались с младшими командирами, Маркин в сельсовете учинил разнос Дулатову и Костюхину. Он не мог простить командирам, что они забыли армейский устав, не объявляли своевременно отбоя курсантам, устроили праздную жизнь после работы и в результате допустили столкновение между курсантами и местными населением. Выговорившись, Маркин пообещал командирам по прибытии в часть основательно «намылить шеи».

Когда первый запал у комиссара иссяк, Костюхин, подняв глаза в потолок, сказал:

— Шея… Я готов заключить пари, товарищ комиссар, что вы не знаете, почему «шея» называется «шеей». Потому, что она как бы сшивает голову с туловищем. В народных говорах шея кое-где именуется «вязом», так как она связывает все тело с головой…

— Спасибо за науку, старший лейтенант! — И, оглядев борцовскую фигуру Костюхина, Маркин добавил: — Только не всегда шея связывает здоровое тело с умной головой!

— Благодарю вас, — потупился Костюхин.

— У нас горе, — уже тихо сказал Маркин. — При выполнении боевого задания погиб гвардии капитан Березовский. Сообщили сегодня ночью… Сейчас грузимся на машины и прямым ходом на товарную станцию разгружать эшелоны с ранеными. Часть курсантов оставим в госпитале для помощи медработникам… Ваша группа, лейтенант Дулатов, будет срочно готовиться для полета в тыл… Все! Командуйте!

Курсанты уезжали из колхоза с неохотой. В городе их ждал суровый воинский распорядок дня. Не будет танцев под самодеятельный струнный оркестр. Коленцами барыни не потрясет пол тяжеловесный Корот с кругленькой Марфинькой. Не будут звучать легкие вальсы, и Костюхин под неотступным взглядом Владимира Донскова не будет кружить легкую Аэлиту и говорить, говорить:

— Да, это Штраус, но не просто Штраус, а Штраус-сын.

Отец с сыном поделили между собой девятнадцатый век. Но сын был талантливее! Популярность его блестящих размашистых вальсов просто невероятна. Его музыка закручивала в вихре очень многих — людей юных и весьма почтенного возраста… Курсант Донсков, толкаться невежливо! Вас не ушибли, Лита?.. Вальсы Штрауса танцевали в императорских дворцах и в маленьких кабачках. Вся Европа сходила с ума!

Сколько времени прошло с тех пор, но и сегодня на афишах самых лучших концертных залов мира можно увидеть: «Вечер вальсов Иоганна Штрауса!» И даже в забытых богом деревеньках, как ваша, безобразно врущие музыканты, как могут, славят великого композитора…

«Если и будет что-нибудь подобное, то очень не скоро», — думал Владимир Донсков, по просьбе Мессиожника перетаскивая тяжелый фанерный ящик из подводы в кузов автомашины.

— Что это такое? — Над самым ухом послышался голос Маркина. — Я спрашиваю, что в ящике?

— Пшенные и перловые концентраты, товарищ батальонный комиссар! — бодро, по-солдатски, доложил возникший рядом Мессиожник, а потом доверительно: — Запланированные на довольствие харчи я сэкономил.

— На их ртах? — Комиссар кивнул на ребятишек, окруживших машины. — Не стыдно? Немедленно отправить на колхозный склад!

— По машинам! — неожиданно раздался зычный голос Костюхина.

Разворачиваясь на маленькой площади перед сельсоветом, грузовые автомобили с курсантами исчезали в наступающей темноте.