Голубые капитаны - Владимир Казаков

Взлет группы гвардии капитана Березовского задержался на четыре часа. Время было так круто замешено работой, что пролетело незаметно для тех, кто лично не отвечал за срок вылета. А полковник Стариков нервничал, с трудом держал себя в руках. Два часа опоздания он мысленно повесил на совесть капитана, остальные сто двадцать минут украли пять скоростных бомбардировщиков СБ и самолет-разведчик Р-5, собранные из разных воинских частей и из-за плохой погоды прилетевшие не вовремя. Их бы сразу «запрячь», прицепить к хвостам планеры…

Но капитан Березовский посмотрел на прикомандированные самолеты и покачал головой: животы грязные, бока фюзеляжей забрызганы маслом, масло и на фонарях пилотских кабин!

— Отдраить до блеска!

После мойки сам опробовал все моторы СБ, три из них заставил механиков регулировать. А вокруг Р-пятого долго ходил, присматривался, ковырял заплаточки на перкалевой обтяжке.

— Я его облетаю.

— Нужно ли, капитан? — нетерпеливо спросил Стариков.

— Не нравится он мне, товарищ полковник.

— Выбирать не из чего, больше машин не дадут. Время, время нас режет! Но я понимаю… Только поскорее, пожалуйста!

Стариков поднял воротник шинели, закрывая приболевшее горло от косого ветра, несшего холодный бисер дождя, отошел под крыло СБ и взглядом угрюмо провожал Березовского, бежавшего к самолету. Там, где ботинки капитана попадали в лужу, на миг вырастал жидкий грязный фонтан.

Уже вскарабкавшись на крыло, Березовский что-то закричал механику, указав пальцем на ровную шеренгу трубчатых барабанов с намотанными на них буксировочными тросами. Механик засвистел, замахал руками, подзывая к себе людей.

Полковник Стариков видел из-под крыла, что все на аэродроме не ходят — бегают, без лишней суеты, но и стрелка его ручного хронометра, казалось, скакала как сумасшедшая — ведь назначенный штабом срок вылета давно прошел! Его познабливало, горло саднило, будто оцарапанное где-то внутри. Он уже решил было пойти в столовую, прополоскать его горячим чаем, а заодно и решительно доложить Москве о задержке полета еще на час-полтора, но увидел спешащего к нему инженера и остался на месте, поеживаясь под шинелью.

В это время маленький сухонький Березовский провалился в кабину Р-5, была видна только макушка коричневого шлема. Потом голова вынырнула — видно, приподнял сиденье, — и сразу мотор ожил, воздушной струей, полной мельчайшей грязи, окатил механиков, возившихся с тросами.

— Товарищ полковник, командир отряда приказал размотать тросы для осмотра! — доложил запыхавшийся инженер.

— Ну и выполняйте.

— Шесть тросов по сто метров каждый! Хочет осмотреть лично. После того, как он сядет, даже на беглый контроль уйдет около часа. Тросы новые, их проверил завскладом Мессиожник. Потом их ну ясно будет и скатать…

— Отставить размотку!

— Есть! Пре-кра-тить! — закричал инженер и, вытирая под пилоткой мокрый лоб куском ветоши, стал следить за взлетающим командиром: —…Выжимает слезу из двигуна!

Самолет лез в небо на повышенных оборотах мотора. И на горизонтали продолжал реветь. Когда, заканчивая круг, он пролетел над крышей ангара, ангар взорвался басовыми звуками, как пустая бочка от ударов кувалдой. Полковник Стариков не был авиатором, но и он почувствовал, что летчик чересчур форсирует мотор. Спросил об этом инженера.

— Имитирует режим набора с тяжело груженым планером, — ответил тот.

Но вот самолет качнулся на левое крыло, двигатель перешел на шепот, и Р-5 со снижением заскользил к месту, где рядком стояли барабаны и около них покуривали уставшие мокрые механики. Почти задевая землю колесами, самолет взревел около них, из кабины высунулся Березовский и погрозил кулаком.

Сразу же барабаны, подталкиваемые жилистыми руками, покатились по земле, оставляя за собой, между двух вдавленных в грунт полосок, серые толстые нитки тросов.

— Повторите им команду: прекратить! — сказал полковник.

— Теперь они капитана не ослушаются, а вы для них посторонний командир, — скучно ответил инженер.

— А вы?

— Я тоже вам непосредственно не подчинен. — Инженер с сожалением посмотрел на крыло, прикрывающее от дождя, и пошел к механикам.

Как-то неожиданно для задумавшегося Старикова рядом появился комиссар Маркин. Стариков машинально протянул ему руку, хотя сегодня они уже несколько раз виделись.

— Федор Михайлович, я от радистов. Штаб просит уточнить время вылета. Что сообщим?

— А как метеорологи?

— Мнутся, но дают проходную погоду по всему маршруту… Так чем мотивируем опоздание?

Стариков резко ткнул пальцем в небо:

— Спросите у своего тянучки-капитана!

— Федор Михайлович… первый боевой, опыта в организации никакого, вот и не учли кое-что.

— Тянет капитан резину. Не пойму зачем? Ведь от полета не отвертится все равно. А с каждой минутой тучи над нашими головами сгущаются, и может грянуть гром!

— Не верю, что и к своей голове Березовский равнодушен. Зря делать он ничего не будет.

Маркин постоял немного и пошел навстречу уже севшему и бегущему по лужам к стоянке самолету.

Перекинув ноги в голубых обмотках через борт кабины, Березовский легко соскочил с крыла на землю.

— Этот самолет бракую! — крикнул он Маркину и, стащив с головы мокрый шлем, вдруг шмякнул его вместе с очками о землю: — Дают дерьмо! Ведь приказано лучшие самолеты отрядить! А этот? Пустой идет на предельной температуре воды! Как же он потянет набитый по горло планер? Через полсотни верст мотор перегреется, и летчик бросит планериста! Пусть забирают свое барахло и возят на нем арбузы с бахчи!

— Спокойно, капитан.

— Вот именно! — с трудом разжимая пересохшие губы, сказал подошедший Стариков. — Без эмоций и грубостей. Напоминаю еще раз: запасных машин нет!

— Тогда только пять самолетов пойдут в рейс.

Сизое лицо Старикова словно окаменело. Он смотрел на ставшего для него прозрачным Березовского. И голос капитана доносился будто из-за плотной ширмы:

— Я этот самолет из группы исключаю, товарищ полковник.

Нереальный голос. Не могли быть эти слова сказаны ему, представителю Центрального штаба, капитаном.

— Вы? Вы исключаете! Не-ет! Об этом подумает другой, а вас я накажу! Кто позволил срывать задание!

Березовский как-то неловко затоптался на месте, поднял шлем с земли, начал его обтирать рукавом куртки.

— Другой, о котором вы сказали, товарищ полковник, тоже не минует наказания. Зная о неисправности самолета, он поднимет аэросцепку в воздух и потеряет ее далеко от цели. Это будет уже преднамеренное и преступное действие…

— Зачем приказали размотать тросы с барабанов?

— Проходя мимо, увидел на одном несколько лопнувших ниток.

— Их больше сотни в пучке!

— По инструкции не положено, товарищ полковник.

Стариков неприязненно смотрел в усталые глаза капитана. Пристально смотрел, желая понять, кто же перед ним стоит. Капитан выдержал взгляд. Тогда Стариков резко повернулся и пошел со стоянки, медленно переставляя ноги в забрызганных грязью высоких сапогах.

Комиссар Маркин что-то хотел сказать Березовскому, но только махнул рукой и двинулся за полковником. Березовский остановил его:

— Вадим Ильич!

— Ну?

— Прикажите обмундировать ребят в новое… ведь в первый бой, как на праздник! — И уже вслед Маркину: — Сапоги, сапоги не забудьте, в обмоточках туда лететь нельзя!

Догнал и, пристроившись к Старикову, Маркин зашагал с ним в ногу.

— Боюсь даже говорить с Москвой, комиссар.

— Давайте я, от своего имени?

— Ну, это брось, Вадим Ильич!.. Сколько твой Березовский в капитанском звании ходит?

— Кажется, в сороковом получил.

— Ты вот что… выделяй-ка вместо полудохлого Р-пятого свою машину. Формальности утрясу потом… Как только приедет начальник школы из командировки, пишите на Березовского аттестацию. По возвращении майором порадуете.

Небо капитан Березовский обжил давно. Он изучил его повадки еще до войны, работая инструктором в летном училище.

В июне сорок первого штурмовал на истребителе И-16, «ишачке», колонны войск вермахта, нагло переползшие на нашу землю. Прикрывал тяжелые тихоходные бомбардировщики ТБ-3, по которым немцы стреляли не спеша, будто в учебные мишени, и жгли, жгли. Березовский сражался как мог, защищая товарищей. Вот тогда и всадил немецкий ас очередь в его истребитель. В предсмертной икоте захлебнулся мотор «ишака». Две пули пробили левую руку пилота, царапнули кость.

Березовский выпрыгнул, свернулся в комок, падал почти до земли, провожаемый посвистом пуль. Раскрыл парашют и сразу спружинил на сильных кривоватых ногах. Купол белой горкой опал за спиной. Немецкий пилот не отстал, на трех заходах вгонял маленькую фигурку человека в паутину прицела и, не скупясь, опустошал зарядные ящики. Он ковырял землю вокруг Березовского, осыпал тлеющими дырками в двух местах купол, а капитан стоял, расставив широко ноги. Потрясая кулаком здоровой руки, он зло ругался: «Мазила! Вот тебе, рыжий!..»