Обвиняемый (ЛП) - Шер Рин

Я больше ничего не говорю, но она, должно быть, понимает, о чем я говорю, потому что тихо отвечает. — Да. Спасибо.

Кивок головы – это все, что я выражаю ей в ответ. С ней все в порядке. Теперь я, наконец, могу перестать думать об этом, и, надеюсь, маленькие уколы вины пройдут.

— С тебя два пятьдесят два, — говорит она мне, отсканировав молоко.

Я вытаскиваю свой бумажник, но, кроме чека, который я еще не обналичил, там всего две жалкие долларовые купюры.

— Черт.

Я шарю по карманам в поисках какой-нибудь мелочи, о которой, возможно, забыл, хотя это крайне маловероятно. В наши дни дорог каждый цент.

Когда я вытаскиваю пустые руки, я потираю затылок, пытаясь немного снять напряжение.

Просто чертовски здорово.

Реми, должно быть, прочитала это по моему лицу, потому что, как только я тянусь за коробкой, чтобы поставить ее обратно, она говорит. — Все в порядке. — Затем она лезет в задний карман и вытаскивает еще один доллар, добавляя его к тем, что я уже дал.

Более того, она даже пытается дать мне сдачу. Я качаю головой «нет» и бормочу. — Спасибо. — И как можно быстрее ухожу со своим молоком.

Не успеваю я отойти на несколько шагов, как она окликает меня. — Джейкоб.

Странно слышать, как мое имя произносят таким тоном, в котором нет чистого отвращения. Я поворачиваюсь к ней лицом, но почти жалею, что сделал это. Теперь я понимаю, что она произносила мое имя не с отвращением, потому что она произносила его с жалостью.

В ее протянутой руке горсть салфеток. С того места, где она стоит, ей хорошо виден мой грузовик. Она наверняка видела, что они с ним сделали. Если бы на этот раз я, действительно, не забыл захватить салфетку, когда выходил из своего грузовика, я бы просто проигнорировал ее, развернулся и ушел. Но поскольку сегодняшний день становится все более дерьмовым, я, действительно, забыл. Я выхватываю салфетки у нее из рук, прекрасно понимая, что все еще веду себя, как придурок, и убираюсь оттуда к чертовой матери.

Однако этот день еще не закончил морочить мне голову. Пройдя несколько футов от магазина, я вижу, как маленький мальчик выбегает из-за угла, спотыкаясь прямо передо мной. На вид ему, может быть, три или четыре года, и слезы мгновенно начинают бежать по его щекам.

Обычно я бы проигнорировал его и продолжал идти. От помощи людям никогда не бывает ничего хорошего, и это может привести меня к неприятностям. Но, как и вчера, вокруг больше никого нет, и, черт возьми, мне его жаль. Я присаживаюсь на корточки и протягиваю руку.

— Ты в порядке, приятель? — Он мгновенно хватает меня за руку, подтягиваясь. Сопли и слезы покрывают его лицо, и от этого вида у меня все внутри переворачивается. Мне не нравится это видеть. — Эй, все в порядке. Ты крутой парень, верно? — Спрашиваю я.

Когда он перестает плакать и выдает легчайшую улыбку, я почти делаю то же самое. Он слишком мал, чтобы быть запятнанным историями обо мне. Слишком мал, чтобы формировать мнение о том, каким я должен быть. Я даю ему одну из салфеток, которые дала мне Реми, и он берет ее беззаботно.

Какие бы хорошие чувства у меня ни были, они исчезают в следующую секунду, когда, предположительно его мать, выходит из-за угла здания.

— Убирайся от него к черту! — Кричит она высоким и пронзительным голосом. Затем она бросается оттаскивать его, как будто я физически нападаю на него прямо здесь, на тротуаре.

Мне еще раз напоминают о том, почему я не должен беспокоится о других. Я встаю на ноги, отворачиваюсь и иду к своему грузовику, затем использую оставшиеся салфетки, чтобы открыть дверь, прежде чем мчаться обратно в безопасность моего дома.

Если бы у меня было немного алкоголя, я мог бы подумать о том, чтобы утопиться в бутылке сегодня вечером; заглушить себя до такой степени, чтобы это жестокое существование, в котором я нахожусь, больше не вонзало в меня свои когти мертвой хваткой. Но я думаю, что вариант просто утонуть все еще существует.

Глава 7

Реми

Выйдя на свою веранду и закрыв за собой дверь, я перекладываю сумку с товарами в другую руку и снова отправляюсь в направлении хижины Джейкоба. На этот раз с лучшими намерениями.

Я боролась с решением сделать это с тех пор, как он пришел в магазин на днях. В конце концов, я решила принести ему что-нибудь в качестве «спасибо» за мое спасение и «извини» за то, что вторглась на его лодку.

Конечно, я была немного расстроена тем, что он ушел и бросил меня на днях, когда я чуть не умерла. Но когда он спросил, все ли со мной в порядке в магазине на следующий день, когда он пришел, я могла сказать, что его это тоже беспокоило. Или, по крайней мере, я была в его мыслях. В его глазах был намек на беспокойство, которое он не смог бы скрыть, даже если бы попытался.

Видеть, как люди плюют на ручку его грузовика, пока он был в магазине, тоже было больно. Мне было так жаль его. Добавьте к этому взаимодействие между ним и ребенком на улице, и теперь я чувствую себя еще более сбитой с толку из-за него, чем раньше.

На этот раз я иду вдоль дюн по мягкому песку подальше от воды, и чем ближе я подхожу к его дому, тем быстрее бьется мое сердце. Я продолжаю задаваться вопросом, делаю ли я все это, вламываюсь в его лодку и иду к нему сегодня, потому что я хочу своими глазами увидеть, какой он на самом деле.

Пытаюсь ли я каким-то образом подсознательно соблазнить его или спровоцировать его, просто чтобы заставить его действовать таким образом, чтобы оправдать поведение всех людей в городе по отношению к нему?

Если бы я видела в нем монстра, тогда я могла бы перестать жалеть его, и сбивающие с толку чувства ушли бы.

Вероятно, отчасти это правда, но я также вижу окружающее его одиночество, и оно взывает ко мне. Каким-то образом я знаю, что в нем есть доброта, и я хочу вытащить ее наружу и предложить этой его части дружбу. Конечно, тот факт, что я даже хочу предложить дружбу, вероятно, означает, что у меня не все в порядке с головой.

Я подхожу к его дому, смотрю в камеры и задаюсь вопросом, наблюдает ли он за мной прямо сейчас.

Воздух спокоен, небо ясное, и не слышно ничего, кроме мягкого плеска волн. Но внутри моего тела все что угодно, только не спокойствие. Противоречивые чувства кружатся и сталкиваются друг с другом, борясь друг с другом.

Я подхожу к его входной двери, делаю глубокий вдох и стучу. Нет ничего, кроме тишины, которая приветствует меня изнутри. Я жду еще мгновение, прежде чем постучать снова, но по-прежнему ничего нет. Со смесью мыслей, закручивающихся спиралью внутри меня, я не могу сказать, испытываю ли я облегчение или разочарование.

Вместо того чтобы развернуться, уйти и забыть об этом, как, вероятно, и следовало бы поступить, я кладу сумку, которую принесла с собой, на землю у двери и начинаю идти вдоль дома, чтобы проверить заднюю часть, ведущую к причалу.

Как раз в тот момент, когда я собираюсь дойти до конца, из-за угла выходит фигура, почти врезающаяся прямо в меня, или, скорее, я почти врезаюсь прямо в него.

— О! — Говорю я, поднимая руку к груди. — Ты напугал меня.

Джейкоб снова без рубашки, резко остановившись, поднимает взгляд. Удивленное выражение на его лице быстро сменяется хмурым. Он ничего не говорит, но раздраженно вздыхает и широко огибает меня, чтобы добраться до своей входной двери.

— Я просто хотела извиниться, — я спешу к нему, прежде чем он достигнет двери, заставляя его остановиться. — И сказать тебе спасибо.

Он поднимает взгляд на камеру перед собой, а затем медленно поворачивается. — Почему ты здесь?

— Я же сказала тебе, я хотела сказать...

— Нет, — говорит он низким голосом, прерывая меня и снова делая шаг в моем направлении. — Почему ты, на самом деле, здесь? Почему ты продолжаешь возвращаться? — Я проглатываю нервы и стою на своем, даже когда он продолжает подходить ближе. — Ты пытаешься добиться от меня реакции?