Литературная Газета 6261 ( № 57 2010) - Литературка Газета
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И посему вас можно назвать поэтическим алхимиком?
– Некоторые меня так и называют. По-моему, это тоже неправильно. Потому что от настоящего алхимика я отличаюсь тем (чем я схож, я уже сказал), что алхимическое дело – глубоко серьёзно, а поэт – человек лёгкий.
РАБИНОВИЧ КАК СИНИЦА
– В своей книге стихов «Синица ока» вы написали:
Из всего, что есть, пожалуй,
Предпочтение отдам
Трём божественным началам:
Ева, яблоко, Адам.
Из этого следует, что вы – поэт Начала. Чем это грозит читателю, который перекормлен всевозможными блюдами конца света?
– А конца света не бывает. Для того, кто живёт, смерти нет! Следовательно, нет конца света. Но вы верно заметили: «читатель перекормлен» всякого рода дурной эсхатологией. Вот неизвестно, что все люди смертны! Это – индуктивное заключение, основанное на опыте. А раз что-нибудь основано на опыте, этот опыт до конца исчерпан быть не может. А вдруг кто-то не умер?.. И тогда вся индуктивная логика летит к чёрту! Оптимистично?
– Весьма! Почти как в вашем стихотворении про «Синицу ока». Вы там пишете, что правым глазом вы «обличаете мир сквозь дымы». А левым «видите синь такую – веселей синицы молодой…» Это нечто физиологическое, или – образ?
– Понимаете ли, культурология, чем я, собственно, сейчас занимаюсь, – это дело двойного зрения. Одно нацелено на артеакт (то есть на начало творчества), а другое – на факт, на артефакт (то есть на результат). И вот при таком астигматизме я, собственно, и существую. Кроме того, это продиктовано физиологически. Например, Кручёных в своём прозаическом трактате «Моя жизнь» объясняет стихи и рисунки Давида Бурлюка таким образом, что он был одноглазый. Отсюда – особенности. Я тоже в этом смысле не полноценно двуглазый, поскольку дальтоник. Когда я назвал свою книгу «Фиолетовый грач» и ещё до её выхода поделился этим названием с Евгением Винокуровым, он заметил: «Вадим, у вас что-то со зрением?» Я говорю: «Евгений Михайлович, это у вас что-то со зрением!» Потому что в моём понимании грачи бывают только фиолетовыми.
РАБИНОВИЧ КАК ГРАЧ
– Тогда что бы мог сказать Рабинович как «фиолетовый грач» по поводу своего юбилея?
– Я вспоминаю, как в 2006 году меня удостоили звания заслуженного деятеля науки Российской Федерации. И все должны были оглашать при этом витиеватые речи, а я произнёс самую короткую в моей жизни: «Благодарю руководство моей страны, что у руководства моей страны хватило воображения дать это высокое звание Рабиновичу…» На этом месте все посмеялись. «И, во-вторых, – продолжил я, – дважды благодарю руководство моей страны, что этим Рабиновичем оказался я».
– Какой ваш самый любимый анекдот про Рабиновича?
– К Василию Ивановичу прибегает взволнованный Петька. «Василий Иваныч, про вас такое говорят!» – «Отстань, Петька, что про меня говорят, мне на то наплевать! Тут Фурманов написал донос обо мне в ЦК! А ты – «Что говорят!» – «Да, но про вас такое говорят!..» – «Отстань, Петька, тут Анка скурвилась, а ты «Про меня такое говорят!» Тут белые на носу, а ты – «Говорят!» Ну что про меня говорят?» – «Василий Иванович, про вас говорят, что у вас фамилия… Рабинович». Василий Иванович достаёт из кармашка пенсне, надевает на нос и произносит: «Видите ли, Петя…»
Беседовал Юрий БЕЛИКОВ, ПЕРЕДЕЛКИНО–ПЕРМЬ
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345
Комментарии:
«XXI век – за тобой. И надолго»
Литература
«XXI век – за тобой. И надолго»
ШТУДИИ
О IV научно-практической конференции, посвящённой творческому наследию Юрия Кузнецова
На рубеже тысячелетий, с выходом больших поэм Юрия Кузнецова, многие открыли в нём выразителя честной гражданской позиции и просветлённого религиозного чувства. Сердечный приступ унёс в 2003 году жизнь поэта, истинный смысл слов которого Россия ещё только начала по-настоящему узнавать: более сорока лет он работал глубоко, напряжённо – не ради суетной славы. Поэтому даже сегодня очень многие в нашей стране узнают его творчество впервые, многим только предстоит услышать о нём.
Две замечательные женщины – вдова поэта Батима Каукенова и директор Бюро пропаганды художественной литературы Союза писателей России Алла Панкова – первыми стали делать всё, что можно, чтобы люди узнали и глубже вдумались в творчество поэта.
Пять лет назад начал постепенно складываться круг их помощников, объединивший людей молодых, таких как Евгений Богачков и Ирина Панкова, и зрелых, таких как сотрудники Института мировой литературы им. А.М. Горького профессор Сергей Небольсин, много потрудившийся над организацией конференции доцент Сергей Казначеев, редактор газеты «День литературы» Владимир Бондаренко и многие другие. Со всей страны – от Иркутска до Ставрополя и Краснодара, из ближнего зарубежья – Украины, Польши, Болгарии, Казахстана съезжаются люди в Москву на конференции, посвящённые художественному и философскому наследию поэта. В Московском литературном институте им. А.М. Горького на днях прошла уже четвёртая такая конференция.
Её открыл учёный и педагог, ректор Литературного института Борис Тарасов. Он напомнил, что с конца 60-х Литинститут стал для Ю. Кузнецова настоящим домом. Здесь он учился, здесь преподавал. Его бывшие ученики с большой благодарностью вспоминают о его уроках. Мы всё яснее видим: явление, называемое Юрий Кузнецов, ещё не знает своих берегов.
Профессор Владимир Гусев подчеркнул, что считает Ю. Кузнецова последним нашим общенациональным поэтом и относит его к линии Тютчева–Блока. К тютчевской традиции также возводят Кузнецова прозаик Андрей Воронцов, критик Инна Ростовцева, Сергей Куняев. В начале творческого пути поэта, когда ещё трудно было предвидеть, как разовьётся его дар, с тютчевской традицией его попытался связать Вадим Кожинов.
Свою миссию Ю. Кузнецов видел и в том, чтобы приблизить к современному читателю классические произведения. У него была мечта заново перевести Гомера. «Сотворчеству», которое предпринял Кузнецов, переложив на современный русский язык «Слово о Законе и Благодати» митрополита Иллариона, посвятил доклад профессор Тверского университета В. Редькин. Он обратил внимание на очень смелый приём – Ю. Кузнецов изменил жанр произведения, преобразив публицистическое «Слово» в поэму. По мнению докладчика, эту работу можно считать предтечей поэмы «Путь Христа».
О сложной системе оптических линз в поэзии Кузнецова, включающей в себя и небо, говорил Владимир Винников. Вячеслав Лютый посвятил своё выступление художественным чертам поэмы Кузнецова «Рай».
С. Небольсин, анализируя стихотворения Кузнецова «Федора» и «Анюта», обратил внимание, как Кузнецов выделил два качества русского народа: с одной стороны, крылатость, полёт, с другой – гениальную способность саботировать всё ложное и фальшивое.
В. Бондаренко, И. Роднянская, М. Аввакумова, Ю. Лощиц делились воспоминаниями о Ю. Кузнецове. Как всегда, наиболее интересно в этом жанре выступила ученица поэта Марина Гах, заметившая, что все гении глубоко национальны. Она рассказала, как трактовал на своём поэтическом семинаре Ю. Кузнецов понятия Родина – отчизна – Отечество.
Интересно и, как всегда, содержательно выступил и Пётр Палиевский, заявивший, что Кузнецов отторгал от себя Тряпкина и Рубцова, «поэтов русской резервации», ибо понимал Россию как мировое явление, решающее проблемы вселенского уровня.
Думается, что Кузнецов прошёл сложный путь исканий, в который – когда во благо, когда во вред – вмешивались и некоторые теоретики-литературоведы, соблазнявшие его то мифом, то архетипом, то евразийством.
Мы поедем во Францию-город
На руины великих идей,
– говорил поэт. Но он же в стихотворении «На Родине Тютчева» предостерёг:
Не проворонить бы Россию –
Родные милые места.
Хотел этого Кузнецов или нет, он был лидером того литературного направления, которому с лёгкой руки Кожинова дали наименование «тихой лирики».
Юрий Кузнецов в предельно концентрированной форме обобщил всё, что пытались выразить С. Викулов и О. Фокина, В. Соколов и А. Прасолов, Н. Рубцов и М. Аввакумова…