Секс, ложь и фото - Светлана Алешина

Хорошо, этого, пожалуй, достаточно. Только что это тебе дает? Как ты узнаешь, что у человека невроз, заставляющий убивать девушек-проституток? Ведь после совершения преступления наступает разрядка, и маньяк внешне ничем не отличается от окружающих его людей. Это может быть вполне преуспевающий бизнесмен или учитель, водитель или газоэлектросварщик.

И все-таки должно же в нем быть что-то отличающее от других людей. Какие-нибудь повадки, ужимки или блеск в глазах, по которым можно было бы его определить. В том-то и штука, что никак их не определишь. Только психоаналитик, этот «врачеватель душ», совместно с пациентом, разбирая его сны и воспоминания, может вычленить причину невроза.

Ладно, я глубоко вздохнула и потянулась. Если я никак не могу отличить маньяка от нормальных людей, то по крайней мере могу попытаться вычислить его. Должна же быть какая-то закономерность в этих убийствах.

Максим сказал, что его сестру убили двадцатого сентября, значит, Гулькину – восемнадцатого. Потом, примерно через месяц, убийство в «Гриве», и последнее – Насти Беловой – два дня назад, то есть двадцать первого ноября. Если отбросить на время первое убийство, то остальные происходили с интервалом в месяц. Что ж, для начала неплохо. Значит, очередного можно ожидать только к концу декабря. За это время я должна определить, где произойдет следующее убийство, чтобы застать маньяка на месте преступления, если уж я не могу найти его по-другому. Предположительно это снова будет ресторан или бар вроде «Гривы» или «Конька-Горбунка». Неплохо, но нужна более точная информация. Не могу же я находиться одновременно сразу в нескольких местах. Непонятно только, почему первые два убийства были почти подряд. Может, ожидаемой разрядки не последовало и маньяку потребовалось повторить преступление?

Дверь открылась, и в кабинет заглянула Марина.

– Все, кроме Кряжимского, ушли, я тоже ухожу. Тебе ничего не нужно?

– Спасибо, Мариночка, – улыбнулась я, – можешь идти.

Часы показывали девятнадцать тридцать пять. Я вышла из кабинета и отправилась на поиски Кряжимского. В самой дальней комнате он вычитывал оригинал-макет очередного выпуска «Свидетеля».

– Не пора ли вам домой, Сергей Иванович? – с шутливой строгостью посмотрела я на него. – По-моему, вы становитесь трудоголиком. Вам станет легче, если читатель вместо трех опечаток обнаружит одну или вообще ни одной?

– Ну мы же должны уважать своего читателя. – Кряжимский оторвался от своего занятия. – От этого зависит тираж и соответственно наше благосостояние. И потом, я совсем не устал. Мне нравится заниматься этим делом. Но если ты настаиваешь… – Он надулся, как маленький ребенок, у которого отбирают любимую игрушку.

– Не обижайтесь, Сергей Иванович, – устало улыбнулась я. – Если хотите – продолжайте, только сначала составьте мне компанию.

– Тебе всегда пожалуйста, – Кряжимский поднялся из-за стола. – Только в чем?

– Пойдемте, выпьем чаю.

– Почему не кофе?

– Сергей Иванович, миленький, я вас прошу, не произносите некоторое время при мне это слово.

– Хорошо, – усмехнулся он, – а «чай» пока можно произносить?

Мы вместе рассмеялись и вернулись в кабинет. Я включила чайник, и тут же раздался телефонный звонок.

– Давай я возьму, – предложил Кряжимский, но я опередила его.

– Я бы хотел услышать Ольгу Юрьевну Бойкову, – официальным тоном произнес мужской голос.

– Представьтесь, пожалуйста, – вежливо потребовала я, теряясь в догадках.

– Это из прокуратуры, старший следователь Волков Николай Васильевич, – пробубнил в трубку майор.

Теперь я его узнала.

– Я вас слушаю, – сказала я.

– Ольга Юрьевна, такое дело, – замялся он, – раз уж я вас застал, не могли бы вы к нам подъехать? Нужно кое-что уточнить.

– Что именно?

– Мы задержали Александра Эдуардовича Шилкина…

– Вы же сказали, что не будете его задерживать, – не дала я ему договорить. Меня прямо распирало от злости на этих олухов.

– Кое-что изменилось… – уклончиво ответил Волков.

Вот придурок! Что ему надо от Шилкина? Тоже какой-нибудь невроз? Тотальное отсутствие гениальности? Или просто зависть, обычная человеческая зависть?

– Вы можете говорить яснее? – сдерживая себя из последних сил, спросила я.

– Убита еще одна девушка, Оксана Дюкова, вы, кажется, ее знали?

– Знала, – выдохнула я. – Когда? Когда ее убили?

– Труп обнаружили на улице, недалеко от ее дома, около семи часов вечера.

Я посмотрела на часы – было без десяти восемь.

– Куда нужно приехать?

Волков продиктовал адрес.

– Я закажу вам пропуск, возьмите с собой какой-нибудь документ.

Глава 7

Минут через пятнадцать я уже сидела в кабинете у Волкова, который немногим отличался от других кабинетов в подобных заведениях. Те же исцарапанные столы, блеклые занавески на окнах, тусклые лампочки.

– У меня к вам только один вопрос, – нахмурившись, произнес Волков. – Шилкин утверждает, что до семи часов никуда из дома не выходил и что вы это можете подтвердить.

Мысли лихорадочно заработали в моем мозгу. Я хорошо помнила, что уехала от Шилкина около шести. Но не мог же он без машины за час добраться до Дюковой и убить ее. Ему только до автобусной остановки пешком минут пятнадцать, плюс автобус до центра почти полчаса, до семи остается пятнадцать минут, но нужно еще примерно столько же времени, чтобы дойти до дома Дюковой. И потом, труп обнаружили около семи, значит, убили ее еще раньше. Все эти вычисления заняли у меня не больше секунды.

– Да, – сказала я. – Я была у Шилкина сегодня примерно с четырех часов. Когда ушла, не помню.

– Даже примерно?

– Даже примерно, – ответила я, – помню, что было уже темно.

– Спасибо, – сказал Волков, – больше у меня вопросов нет.

– Вы его отпустите?

– Скорее всего – да.

Вернувшись в редакцию, я нашла Кряжимского по-прежнему сидящим за компьютером. Я рассказала ему о разговоре с Волковым и о своем посещении «имения» Шилкина.

– Ты, я смотрю, времени не теряешь, – со скрытым неодобрением произнес Кряжимский.

– Шилкин ни в чем не виноват, – без особой связи с тем, что имел в виду мой зам, сказала я.

В моем тоне была какая-то агрессивная убежденность.

– Террор продолжается? – более миролюбиво спросил Кряжимский.

– Продолжается, – невесело усмехнулась я, – а я топчусь на месте. Наказание какое-то!

В моем голосе, наверное, была такая досада, что Кряжимский нежно посмотрел на меня.

– Я могу тебе чем-то помочь?

– А что, если это дело рук сутенера? – размышляла я вслух.

Я пребывала в такой задумчивости, что не поняла, о чем только что сказал Кряжимский.

– Вы о чем, Сергей Иванович? – извиняющимся тоном спросила я.

Он только улыбнулся и покачал головой.

– Помощь тебе свою предлагаю, эк, упрямица какая!

– Белова и Дюкова… работали на него… – смотрела я в одну точку.

Вдруг до меня дошло, что убили ту самую Дюкову, с которой я была знакома лично, разговаривала, она показала мне дорогу к дому Шилкина и сообщила ему о нашей, мягко говоря, перепалке с Брусковым. Если бы не она, если бы не Шилкин, не знаю, как бы все обернулось.

Пронзительное чувство захватило меня. Мне было жаль эту девушку, как и всех, кто погиб. Возраст и род занятий тут ни при чем.

В сущности, что мы знаем о смерти? Эпикур говорил: «Когда мы есть – нет смерти, когда она есть – нет нас».

По-моему, здраво.

О смерти мы составляем, как и о многом на свете, наши поверхностные суждения, исходя из наблюдения. Наблюдения за тем, как умирают другие. Но если жизнь по своей сути – предприятие одиночки, одиночки, который тем не менее сталкивается с другими людьми, испытывает к ним определенные чувства, то смерть – уникальный в смысле одиночества опыт. Умираешь всегда ты сам.

И все-таки, когда умирают люди, которых ты знал поверхностно, ты все равно не можешь отделаться от тягостного впечатления, что умерла какая-то частица тебя самого. Кромешное небытие уготовано в итоге всем живым существам. И вот когда твои друзья или знакомые умирают, ты как бы еще раз убеждаешься в том, что и тебе не избежать общей участи. И тогда…

– Оля, что с тобой? – услышала я обеспокоенный голос Кряжимского.

– Что? – выплыла я из задумчивости.

– Да на тебе лица нет. Пойдем попьем чаю.

Долг повелевал держать себя в руках. Я ведь не хотела, чтобы вслед за Дюковой в Элизиум теней раньше срока отправилась следующая девушка.

– Как вы думаете, Сергей Иванович, будет ли сутенер убивать работающих на него проституток?

Лицо Кряжимского просияло: во-первых, я вышла из полуобморочного состояния, вернулась, как он говорил, на землю, а во-вторых, я делала его компаньоном в своем мыслительном тресте.

– Зачем это ему делать? – приподнял он брови.

– Вот и я думаю, незачем, если, конечно, они не узнали чего-то такого, что могло как-то навредить его бизнесу.