Секс, ложь и фото - Светлана Алешина

– И как же он это сделал?

Я спрашивала об этом спокойно, как о самой обычной вещи. Так разговаривают психиатры с неизлечимо больными в лечебницах, зная, что их пациентам уже ничего не поможет, но питая к ним чисто научный интерес.

– Он задушил ее.

– Ты это видел?

– Нет. – Он начал нервничать, крутя в руках ключи от машины.

– Откуда же ты об этом знаешь?

– Знаю, и все. – Максим упрямо сжал губы.

– Ну хорошо, – кивнула я, – предположим, что это так, Шилкин задушил твою сестру. Зачем ему это было нужно?

Поляков замкнулся и замолчал. Я подозревала, что на этот вопрос ответа у него нет.

– Расскажи, пожалуйста, как это случилось? – Я настолько увлеклась, что начала курить фильтр. Пришлось зажечь новую сигарету. – Не хочешь? – Я протянула ему пачку.

– Понимаешь, – взволнованно сказал он, когда закурил, – последнее время мы с Аней жили отдельно от отца – она с ним не ладила после того, как погибла наша мать.

– Отчего она погибла?

– Отравилась таблетками. – Он глубоко затянулся и закашлялся.

– Несчастный случай?

– Не знаю, – Максим пожал плечами, – может, она и случайно эти таблетки съела. Она с отцом тоже не ладила. После этого Анька обвинила во всем отца и ушла из дому. К подружке, Машке Гулькиной, они учились вместе. Та уже тогда проституткой была. Почти каждый день мужики, шампанское, дорогие сигареты, деньги. Потом намекнула Аньке, что за квартиру и жратву, мол, платить надо…

– И твоя сестра пошла на панель?

– Да, – с горечью произнес Максим. – Я пытался ее от этого отвадить, работу ей подыскал. Но там же деньги не такие… Короче, она втянулась. Я потом тоже от отца ушел, снял квартиру, Аньку чуть не силком туда перетащил. Сначала вроде одумалась, даже на работу пошла – она парикмахер неплохой, – а потом опять сорвалась. Когда она с Шилкиным связалась, он сразу мне не понравился – такой надменный, на всех свысока смотрит. А Анька мне говорила, что он из нее фотомодель сделает, ее фотографии во всех журналах печатать будут. Она и правда красивая была, длинноногая… – Максим затушил окурок и замолчал.

Кряжимский слушал молча, только беззвучно шевелил губами.

– И что же было дальше? – спросила я.

– Убили Гулькину, – сказал Максим, – Анькину подружку, у которой она сначала жила. В «Коньке-Горбунке». А через день в «Руси» нашли Аню.

– Почему же ты думаешь, что это сделал Шилкин?

– А кто же еще? – без тени сомнения в голосе сказал Поляков.

– Мало ли у них клиентов было…

– Да это он, он, – убежденно воскликнул Максим. – Я его все равно убью.

– Погоди, погоди, – мне вдруг показалось, что я поняла, чья «шестерка» наехала на Шилкина. – Это ты пытался сбить его машиной?

– Я все равно его подкараулю. Он от меня не уйдет, – зло сказал Максим.

– Слушай, Макс. – Я положила руку ему на плечо, но он отдернулся от меня, словно от раскаленного куска железа. – А если это не Шилкин? И потом, тебя ведь обязательно найдут и посадят, не говоря уж о том, что ты можешь убить невинного человека. Очень хорошо, что ты обратился ко мне, я как раз пытаюсь найти убийцу этих девушек.

– Ты? – Он недоверчиво, но с надеждой посмотрел на меня.

– Да, а что в этом удивительного? – Я улыбнулась. – Провожу независимое журналистское расследование. Когда мы найдем убийцу, то расскажем обо всем нашим читателям.

– Ты что, сыщик?

– Можно и так сказать, – согласилась я, решив не разочаровывать Полякова.

– Я бы тоже хотел быть сыщиком, чтобы доказать, что Анну убил Шилкин, – заявил Максим, – только я не знаю, как это сделать.

Черт бы побрал этого упрямого мальчишку, вбившего себе в голову, что знает убийцу! Ему, видите ли, осталось только доказать… А что, если его энергию направить в мирное русло?

– Хочешь мне помочь, Макс? – как можно серьезнее спросила я.

– Конечно, о чем разговор, – в его глазах снова полыхнули молнии. – А что нужно делать?

– Это не так уж сложно, – начала я. – Смотри, у тебя есть гипотеза, что твою сестру убил Шилкин. Так?

– Да. – Он закивал головой.

– Это хорошо, когда есть гипотеза. Но нам нужно ее проверить – правильная ли она. Когда была убита твоя сестра?

– Вечером, двадцатого сентября, – выпалил Максим.

– Во сколько вечером?

– Точно не знаю, часов в одиннадцать, наверное, – пожал он плечами.

– Ладно, это можно будет уточнить по ходу пьесы. – Я закурила. – Чтобы Шилкин мог убить твою сестру, он должен был в тот день, двадцатого сентября, быть в ресторане «Русь». Правильно?

– Правильно, – согласился Максим.

– Тогда слушай, что тебе надо сделать. Поедешь в «Русь» и узнаешь, был ли Шилкин в ресторане двадцатого сентября. Понял?

– А как я это узнаю?

– Поговори с охраной, с официантами, с гардеробщиками, может быть, с барменом… Работа сыщика не из легких.

– Я прямо сейчас поеду, можно? – Он вскочил с кресла.

– Конечно, – кивнула я. – Только ты должен быть готов к тому, что одним этим вопросом придется заниматься не один день.

– Ничего, я упорный, – крикнул он уже от двери.

– Это я поняла, – сказала я уже Кряжимскому. – Видали Пинкертона?

– Горячий парень, – согласился Кряжимский. – Где ты его нашла?

– Он сам меня нашел. Хотел, видите ли, меня предупредить об опасности. Опасность-то скорее от него исходит. Сбивает машиной одиноких пешеходов.

– Может, стоит заявить в милицию? – предложил Кряжимский.

– Не стоит. Зачем парню жизнь калечить – она у него и так нелегкая. Сейчас он, по крайней мере, займется делом и не будет ни с кем сводить счеты. А когда убедится, что был не прав, немного остынет. К тому времени, может, уже выяснится, кто убивал этих девушек.

– Уже что-нибудь узнала? – поинтересовался Кряжимский.

– Пока ничего определенного. Как раз сейчас собиралась все обдумать.

– Ладно, – озабоченно сказал Кряжимский, поднимаясь, – у меня еще дела, так что не буду тебе мешать.

Дверь за ним закрылась, и я осталась в одиночестве. Высыпала еще три пакетика в одну чашку и залила кипятком. Закурила. Ну, давай, подумаем, Бойкова. Я глотнула горько-черную жидкость из чашки и поставила ее на стол. Какие будут твои дальнейшие действия? Хм, дальнейшие… я, собственно, только начинаю. Ну тогда с чего начнешь? Как обычно, с поиска ответа на вопрос: кому это выгодно? Какая уж тут выгода, если у девчонок, кроме «бесценных» сережек, ничего не пропало. Зачем, зачем было их убивать? Может, месть? Но чья и за что? А вдруг они что-нибудь такое узнали, что им не предназначалось? Неужели все четыре сразу и узнали? Непохоже…

Дюкова сказала, что она не была знакома с теми двумя девушками – Машей Гулькиной и сестрой Максима Полякова, Аней. Интересно, были с ними знакомы девушки, убитые в «Гриве»? Если да? Тогда их должно что-то объединять. Теперь это выяснить гораздо сложнее, чем то, был ли Шилкин в «Руси» двадцатого сентября. Да и это скорее всего останется невыясненным. Только в фильмах на вопрос: где вы были, например, семнадцатого брюмера тысяча девятьсот семьдесят третьего года в четырнадцать часов сорок девять минут, можно получить вразумительный ответ. А в жизни намного сложнее. Ну не может человек помнить все свои перемещения и поступки. Так устроен его мозг: отфильтровывает ненужную информацию, иначе недолго было бы свихнуться.

Ладно, это, так сказать, лирико-историческое отступление. Давай подытожим, Бойкова, что у тебя получилось? Девушек не ограбили, и вряд ли им мстили, значит, действует маньяк, какой-нибудь борец за дело морали, считающий, что проститутки – отбросы общества и от них нужно избавляться. Да-а, с маньяками тебе еще не приходилось иметь дела, Бойкова. Как же ты будешь вычислять этого маньяка? Что ты вообще о них, о маньяках, знаешь?

Я достала новую сигарету и откинулась на спинку кресла. Давай попытайся вспомнить. Дедушка Фрейд говорил, что во всем виноват эдипов комплекс, на основе которого в трех-, пятилетнем возрасте каждый человек должен пережить невроз. От того, как справляется ребенок с этой задачей, зависит его дальнейшее формирование как личности. Если ребенок преодолевает невроз, то личность развивается, адекватно реагируя на внешние раздражители. Если не смог преодолеть невроза в детстве, загнал его в подсознание или в бессознательное, он будет всю жизнь давать о себе знать, до тех пор, пока человек, уже будучи взрослым, не сумеет самостоятельно или с помощью психоаналитика установить его причину.

Получается, что маньяками становятся люди, у которых в детстве было очень сильное переживание, потрясение, не сумевшие справиться с ним. Они запрятали его далеко в глубины подсознания, но оно, словно Левиафан, регулярно выплывает наружу, требуя выхода. Чтобы справиться с ним, человек должен совершить какой-нибудь ритуал, не обязательно жестокий. Это может быть и вполне безобидный, рациональный обряд, вроде мытья полов или посуды, при условии, что он становится целью или разрядкой, после чего Левиафан на какое-то время успокаивается. Но пока человек не поймет истинной причины своего невроза, все будет повторяться. Вот почему маньяк вновь и вновь должен совершать свой ритуал.