Для кого звучал Вивальди? - Кайя Кокрейн

Делия потянула Стоуна за рукав и заставила его остановиться.

— Ты думаешь, это Филд? — Она смотрела на него с удивлением и недоверием.

— Он всегда носит с собой нож.

— Но, Стоун...

— Кто-то нарочно порезал запаску и сделал маленькую дырочку в другой шине, чтобы воздух медленно вышел из нее в какой-нибудь глухомани, — тихо сказал он. — Нам повезло, что отсюда до города всего две мили. Мы могли бы застрять на полпути между ранчо и Лемон-Фоллз.

— Но ты обвиняешь собственного сына...

— Я уверен, что он сделал это не со зла. Он не хотел ехать, он увидел шины, у него был нож.

После минутного молчания Стоун осторожно спросил:

— Почему для тебя так важно, чтобы Филд ходил в школу в Лемон-Фоллз?

Делия ответила не сразу.

— Я не хотела, чтобы между вами росло отчуждение. Особенно сейчас.

Впереди Филд играл в самолет, раскинув руки и подражая гудению мотора.

— Помнишь, мы мечтали, как будем воспитывать своих детей? — спросила она. — Мы хотели дать им свободу, подарить радость детства на ранчо и безопасность...

— Но на ранчо так опасно жить!

— Стоун, не всегда можно защитить тех, кого ты любишь. — Ее вкрадчивый голос действовал ему на нервы. — Филду нравится жить на ранчо. Я не хочу, чтобы ты отправлял его в интернат, потому что это уничтожит вашу дружбу. Он думает, что ты наказываешь его.

— Наказываю? — Эта мысль никогда не приходила Стоуну в голову. — Он сам тебе это сказал?

— Не совсем. Он хотел знать, за что его отправляют в интернат.

Стоун застонал. Если бы он мог все объяснить Делии и Филду!

— Я поговорю с ним, объясню...

— Он ребенок, и слова для него ничего не значат. Он обращает внимание на поступки. Стоун, ты нужен ему. Ему больно, и он скучает...

— Замолчи! Не говори, что я отталкиваю от себя собственного ребенка! Я хочу сделать как лучше.

Делия обхватила себя руками, как будто ей было холодно, хотя солнце невыносимо пекло.

— Его беспокоит твое отношение к жизни, Стоун. Ты ото всех отгородился, ты стал другим. Ты стал жестче и строже, ты контролируешь каждый его шаг, не обращая внимания на его чувства.

Стоун собирался возразить, но увидел, как по ее щеке медленно сползает слеза. Он не мог вымолвить ни слова.

Делия ничего не замечала. Ни повисшего молчания, ни своих беззвучных слез. Соленая капелька скатилась вниз и упала на землю.

— Ты его отец. — Она смотрела прямо перед собой. — Ты должен разговаривать с ним и разбираться с его проблемами, даже если они кажутся тебе надуманными. Ты должен позволять ему ездить на его лошади. Ты должен разрешать ему все, что он делал до смерти Брук. Ты нужен ему, а он нужен тебе. Если ты заставишь его уехать сейчас, когда ему больше всего нужен отец, ты потеряешь его навсегда. Ты этого хочешь?

Делия резко повернулась к нему.

— Ты этого хочешь?

— Нет.

Он хотел, чтобы Филд был счастлив. Но он также хотел, чтобы с Филдом ничего не случилось. Как он мог позволить сыну разъезжать по ранчо на Сером Облаке? Как он мог допустить такое после смерти дочери?

Делия провела рукой по лицу, нетерпеливым жестом смахивая слезы.

— Ты всегда был таким хорошим отцом, — устало сказала она. — Когда мы впервые встретились, ты говорил только о Филде. Ты был очень молод и одинок, ты был отцом-одиночкой, тебе было сложно, но ты считал, что растить сына — это счастье. Я помню, как во время ужина в ресторане ты звонил домой раз десять только потому, что твой сын простудился. И вот тогда я...

Делия не смогла договорить.

Сердце Стоуна билось как после марафонского забега. Он понял, что хотела сказать Делия: она полюбила его через два дня после их первой встречи. А он влюбился в нее с первого взгляда.

Но теперь они были разделены океаном горя и страданий.

— Ты прирожденный воспитатель. Ты очень заботлив. Кто вчера ходил взад и вперед по амбару, ожидая, когда Джинджер ощенится? — улыбнулась ему Делия.

Но Стоун вдруг вспомнил, как Брук сжимала ручку в маленький кулачок, как хватала его за палец в первые месяцы жизни. Вспомнил, как она доверчиво смотрела на него, зная, что он всегда защитит ее от всех напастей. Неужели Делия думает, что он был хорошим отцом? Хороший отец, прирожденный воспитатель не подарил бы своей дочери лошадь на семилетие! Стоун повел плечами, словно пытался сбросить с себя груз воспоминаний.

Необходимо сделать все возможное и невозможное, чтобы Делия и Филд поняли, почему он так поступает. Но он не мог вымолвить ни слова.

Стоун быстро пошел вперед, и теперь Делии приходилось почти бежать, чтобы поспеть за ним.

— Стоун, пойми, что Филд нигде не будет в абсолютной безопасности — ни в школе, ни на ранчо, — задыхаясь от быстрой ходьбы, говорила Делия.

Он замедлил шаг, и Делия догнала его.

— Мы можем попытаться оградить его от возможных опасностей, а не помещать его в барокамеру!

Когда Стоун был ребенком, его раздражало беспокойство отца или Блэйда по поводу его безопасности или, того хуже, их запреты. Он никогда не боялся риска — до прошлого августа.

— Главная задача родителей — сделать ребенка счастливым, — продолжала Делия. — Или по крайней мере не превращать его жизнь в кошмар.

— Делия, я последний раз говорю тебе, что отправляю Филда в школу не для того, чтобы сделать его несчастным, — сухо сказал он. — Тебе никогда не приходило в голову, что я хочу, чтобы мой сын жил лучше, чем я? Школа может многое дать ему — у них преподают музыку, историю искусств, литературу, в школе есть спортивные кружки и компьютерный класс. Ко всему прочему он будет общаться с детьми из разных семей. Жизнь на ранчо не позволяет полноценно общаться с людьми. Там может быть очень одиноко.

Он устал жить без Делии. У них были не только отдельные спальни, но и отдельные жизни. Пропасть между ними была огромной, а на ее дне лежали разбитые мечты и забытые обещания. Их брак постепенно разрушался, и Стоун уже не мог остановить этот процесс.

— Но ведь он такой маленький... — Делия взяла его за руку.

Его пальцы обхватили ее руку, он почувствовал тепло ее кожи, и электрический разряд побежал вверх по его руке, прямо к сердцу. Он больше не мог думать и говорить, он мог только чувствовать.

Лицо Делии было очень серьезным.

— Филду не будет лучше, если ты отправишь его в интернат. Ты просто увезешь его от людей и от мест, которые он любит больше всего на свете.

Стоун не слушал, он думал только о том, как приятно тепло ее руки, о ее мягких пальчиках в его мозолистой ладони. Он вдохнул запах ее духов — они назывались то ли «Подсолнухи», то ли «Полевые цветы», то ли «Дождь», аромат был легким, как весенний ветер. И как сама Делия. Он смотрел на женщину, которая шла рядом с ним. Они с Делией не смогут идти по жизни вот так, рука об руку. И еще Стоун не хотел, чтобы жизнь продолжалась без Брук, ему это казалось самым настоящим предательством. Он боялся, что память о дочери потускнеет, поэтому держался за свою боль и скорбь.