Тени в лабиринте - Владимир Безымянный

Односложно отвечая на вопросы, Баринов с глухой тоской думал: «Еще и издевается. Видать, совсем плохи мои дела. Но что ему известно?»

Когда с заполнением анкеты было покончено, Струков небрежно протянул арестованному лист бумаги.

– Теперь можете ознакомиться. По долгу службы ставлю вас в известность: чистосердечное признание смягчает меру наказания.

По мере того как Николай Михайлович сосредоточенно вникал в смысл написанного, его лицо покрывалось бисеринками холодного пота. Дочитав до конца, он возмущенно бросил бумагу на стол.

– Бред какой-то! Вы больше ничего не могли придумать? Вместо того, чтобы искать настоящих преступников, решили сделать меня козлом отпущения? Не выйдет, не на того напали! Я требую встречи с прокурором.

– Прекратите балаган, Баринов, – невозмутимо сказал подполковник, доставая из папки заключение экспертизы. – Вот прочтите. Нами точно установлено, что ваша машина останавливалась возле места преступления и затем на ней уехал убийца. Запираться дальше не советую, этим вы только отягчаете свою участь.

– Это уже интересно. Не постеснялись даже фальшивый документ состряпать. Зря старались, гражданин подполковник, моя машина две недели простояла в ремонте. Я ее третьего дня как забрал.

– А какого числа вы отдали машину в ремонт? – Струкова начало раздражать упрямство Баринова.

– Девятнадцатого октября, в пятницу.

– Вы ничего не путаете?

– Я никогда ничего не путаю. К тому же это легко проверить, – уверенно ответил Баринов.

Последние слова подозреваемого повергли Владимира Петровича в недоумение. Он рассчитывал, что сейчас Баринов начнет «усиленно» вспоминать, а потом скажет: «Ах, да! Я ошибся!» и назовет шестнадцатое или семнадцатое число, пытаясь создать себе алиби.

«Крепкий орешек, – с досадой подумал подполковник, – сразу не расколешь».

– Постарайтесь вспомнить, где вы были и чем занимались с вечера восемнадцатого до утра девятнадцатого октября, а точнее, до того момента, как вы отдали машину в ремонт?

– Секундочку… Вечером восемнадцатого я поехал в гости к одному знакомому, там я остался ночевать и уехал от него рано утром. Я заехал домой, позавтракал, привел себя в порядок и собрался на работу, но не смог завести машину. Тогда я позвонил в спецкомбинат, сообщил, что задержусь, остановил какой-то грузовик и попросил водителя отбуксировать мои «Жигули» на станцию техобслуживания. Вы удовлетворены?

– Не тот ли это, случайно, знакомый, у которого вы находились в прошлую ночь?

– Да, – Баринов удивленно взглянул на подполковника, – я был у Ивана Трофимовича Кормилина.

– Понятно, – протянул окончательно сбитый с толку Струков. «Как же так? Если Баринов говорит правду, у него железное алиби. Может, блефует, хочет оттянуть время? Нет, не похоже…»

– А мне по-прежнему непонятно… – начал было Баринов, но подполковник прервал его:

– Николай Михайлович, если я вас правильно понял, восемнадцатого октября вы приехали к Кормилицу на своей машине. Пока вы у него находились, кто-нибудь мог воспользоваться «Жигулями»?

– Это исключено, – быстро ответил Баринов.

Струкову пришло в голову, что они с Бариновым напоминают двух шахматистов, один из которых играет в своеобразные поддавки, предлагая попавшему в цугцванг противнику ухватиться за спасительную соломинку, а тот упорно не желает воспользоваться представившейся возможностью. «Или он глуп, или первоклассный актер, пытающийся выгородить сообщников, – подумал Владимир Петрович. – Ну ничего, посмотрим, что ты у меня сейчас запоешь!»

– Где и при каких обстоятельствах вы познакомились с Моисеевым Петром Сергеевичем? – А кто это такой?

– Послушайте, Баринов, – разозлился Струков, – хватит ваньку валять! О вашем знакомстве с Моисеевым нам достоверно известно. До этого момента я еще склонен был вам верить, а теперь вижу, что вы просто выкручиваетесь.

– Клянусь вам, я не знаю, о ком идет речь.

– И с капитаном Сорокотягой вы, конечно, тоже не знакомы?

– С Сорокотягой? Не скажу, что мы близкие приятели, но с Николаем Андреевичем я знаком. Несколько лет назад он заказывал у нас памятник, по-моему, для матери. Знаете, когда постоянно сталкиваешься с человеческим горем, трудно отказать в посильной помощи.

– Разумеется, безвозмездно, – с сарказмом добавил подполковник.

Баринов никак не отреагировал на последнее замечание.

– А вам не приходилось самому обращаться к капитану за помощью?

– Что-то не припоминаю.

– Не скромничайте, Николай Михайлович, – Струков выдержал паузу. – Ладно, придется вам напомнить: вы просили его ускорить выдачу паспорта одному вашему приятелю, якобы взамен утерянного.

Баринов заерзал на месте.

– Да, действительно, совсем упустил из виду, был такой случай. Иван попросил меня оказать содействие в этом вопросе: какому-то его знакомому нужно было срочно трудоустроиться, а он потерял паспорт. Вот я и помог.

– Какой Иван?

– Кормилин. По-моему, ничего противозаконного я не совершил, наоборот, вернул обществу трудоспособного члена. А Моисеев он, Петров или Сидоров, я даже как-то и не поинтересовался. Передал товарищу капитану документы и все.

– Незаменимый вы человек, Николай Михайлович, как я погляжу, – задумчиво произнес Струков. – И капитану Сорокотяге вы не отказали в любезности, и Кормилину удружили, не говоря уже о совсем незнакомом вам Моисееве. И машиной вашей преступники каким-то непостижимым образом сумели воспользоваться. С таким нужным человеком просто грешно так вот взять, да и расстаться: а вдруг вы и нам на что сгодитесь?

Подполковник вызвал дежурного.

– Уведите арестованного. А вы, гражданин Баринов, пока мы будем проверять ваши показания, хорошенько обдумайте на досуге свое положение. И не надо разыгрывать негодование, здесь не театральная студия и не пансионат благородных девиц.

Оставшись один, Владимир Петрович разочарованно захлопнул папку с документами. «Неужели мы поторопились? Если показания Баринова подтвердятся, версия летит к чертям, – невесело думал подполковник, снимая телефонную трубку. – Выплывает на сцену новая фигура – Иван Трофимович Кормилин. С одной стороны, он может подтвердить слова Баринова, с другой – сам попадает под подозрение. А как все-таки быть с машиной?»

От неприятных мыслей подполковника отвлек бодрый голос Пошкурлата:

– Уголовный розыск, слушаю вас!

Выяснив у капитана, что Голиков уже пришел в управление, Струков пригласил их обоих к себе.

Входя в кабинет, Голиков сразу догадался, что все получилось не так гладко, как планировал подполковник.

– Присаживайтесь, – Владимир Петрович протянул майору протокол допроса. – Возникли непредвиденные обстоятельства, которые необходимо срочно обсудить.

– Вот тебе и на! – воскликнул Пошкурлат, прочитав вместе с Голиковым протокол. – Выходит, теперь нужно задержать Кормилина?

– А что вы думаете по этому поводу, Александр Яковлевич? – обратился подполковник к Голикову.

– Особенно выбирать уже не приходится. Следует как можно быстрее опросить Кормилина в качестве свидетеля. А задерживать его на основании показаний одного Баринова нам никто не позволит, – майор взглянул на часы. – Сейчас Кормилин должен быть на фабрике. Считаю целесообразным, не теряя времени…

Раздался телефонный звонок. Полковник Коваленко срочно всех вызывал к себе.

Встревоженный вид начальника управления красноречиво свидетельствовал о том, что произошло какое-то новое ЧП.

– Товарищи! Только что поступило сообщение от лейтенанта Чижмина: убита инспектор отдела кадров кирпичного завода Северинцева Наталья Ивановна. Обстоятельства убийства выясняются. Вас, товарищ майор, я попрошу выехать на место происшествия.

Глава восьмая

Долго искать нужную квартиру Голикову не пришлось. Возле крайнего подъезда толпились жильцы дома, вполголоса обсуждая происшествие. Провожаемый любопытными взглядами, майор быстро вбежал на лестничную площадку четвертого этажа, кивнул стоящему у дверей молоденькому сержанту и вошел в прихожую.

Осмотр квартиры уже заканчивался. Напряженные лица работников оперативной группы, испуганно застывшие фигуры понятых в углу комнаты да очерченный мелом контур человеческого тела на полу прямо у входа свидетельствовали о том, что недавно здесь произошла трагедия.

Несколько секунд ушло на осмотр обстановки. Недорогая старомодная мебель, белоснежные занавески на окнах. Над диваном – репродукция картины Васнецова с бдительно несущими боевой дозор тремя богатырями – безмолвными свидетелями преступления. Посреди комнаты на невысоком столике, сервированном на двоих, – нетронутый ужин.

Навстречу Голикову стремительно поднялся с края дивана лейтенант Чижмин.

– Загадочное убийство, товарищ майор, – не дожидаясь вопросов, скороговоркой начал он. – Приходько с Ревазом повезли тело на вскрытие, но некоторые факты уже установлены. Убита хозяйка квартиры Северинцева Наталья Ивановна. Смерть наступила в результате удушья. В качестве орудия преступления мог быть использован шарф. В квартире не замечено никаких признаков борьбы, судя по всему, ничего не похищено. В передней обнаружены следы обуви предполагаемого убийцы. В комнату преступник не заходил.