Урусут - Дмитрий Рыков

По команде, пригнувшись, быстро побежали к стене. Достигнув толстых заостренных бревен в ряд, привалились к ним спинами, чтобы отдышаться. Сотник показал направление рукой, Тучак кивнул и повел своих людей к воротам. Двадцать бойцов осторожно пошли в другую сторону. Не доходя до башни, Туглай всех остановил, и принялся делать знаки пальцами, кто с какой стороны ползет на стены. Кошки бросили одновременно – только одна не зацепилась, – дружно поползли наверх. Арактырец первым шагнул на дощатый настил, идущий вдоль всех стен. Очирбату и еще двум воинам указал на высокую башню. С другими молниеносно спустился по лестнице, через несколько мгновений небольшая толпа скопилась у входа в длинное строение.

От главных ворот донесся ужасный предсмертный крик, и как-то разом зашлись злобным лаем все собаки заставы.

– Вперед! – скомандовал Туглай и, стиснув зубы, ударил ногой незапертую дверь.

Спящих ратников резали, как волки стадо. Кровь летела брызгами, попадала на стены и на потолок. Даже те, кто успел схватиться за оружие, без доспехов являлись слабыми противниками, да и бились спросонья плохо. Доски под ногами стали скользкими. У дальней стены несколько человек, закрывшись щитами, отбивались копьями, на которые безуспешно лезли монголы. Особенно выделялся здоровый, как медведь, урусут с двойным топором. Размахивая им из стороны в сторону, он уже успел раскрошить череп Шоне и надвое разрубить Тархана.

– Стоп! – остановил сотник своих бойцов. – Назад!

Недоумевая, воины отодвинулись. Защитники крепости, тяжело дыша, с ненавистью выглядывали противников в едва проникающем в мутные окна слабом свете утренних сумерек. Юз-баши сделал знак, подчиненные выстроились в шеренгу и начали одну за другой пускать стрелы. Со стонами и проклятьями поверженные валились на пол. В «медведе» торчало около десяти стрел, но он еще дышал. Арактырец подошел, присел, взглянул в наполненные жаждой мести злые глаза и добил могучего ратника ударом ножа под подбородок.

Вдруг истерично забил колокол.

– На улицы! – грозно прокричал Туглай.

С боевым кличем «Хуррра!» – таиться уже не имелось смысла – бойцы выскочили наружу и побежали вдоль улочек, разя все на своем пути, забегая во дворы и в дома. Сотник вытер саблю и нож о холщовую рубаху мертвого урусута, вложил их в ножны, спустился с крыльца, поднял голову.

На площадке высокой сторожевой башни один враг яростно дергал язык колокола, другой тыкал в ползущего вверх Ердена копьем.

– Очирбад! – зло заревел юз-баши. Лезущий за Ерденом боец оглянулся на зов. Туглай снял с плеч лук и показал его воину. Тот радостно заулыбался – понял. Тут же съехал с покатой крыши. Выстрелили одновременно – копейщик получил две стрелы разом, но раненый Ерден уже летел вниз головой. Звонарь забил в колокол еще ожесточенней. Пусть зовет остальной отряд, пусть – грохот копыт уже раздавался внутри стен. Командир показал рукой – кончай, и Очирбад поразил урусута, после чего полез по веревке наверх – добивать и грабить неудачливого защитника крепости. Арактырец направился к воротам, тут, очевидно, у Тучака вышла заминка, раз кто-то криком скорой гибели всполошил местных псов.

Но в открытые ворота вливались конные, меж домов бегали ошалевшие жители, всадники забавлялись, рубя мужчинам головы, а женщин хватая за волосы и забрасывая на крупы лошадей. Вдоль защитной стены он пошел по вытоптанной улочке дальше, и тут увидел изумительное зрелище: в образованном двумя поставленными под углом друг к другу домами пространстве, тем самым обезопасив себя с тыла, стоял настоящий баатур и, легко обращаясь с клинком, одним-двумя ударами обездвиживал всякого, кто на него кидался. Вокруг него уже лежало семь трупов, ползли в сторону двое раненых, и это явно не являлось пределом. В отличие от своих соратников он находился в полном вооружении, доспехи, казалось, сверкали даже в слабом утреннем свете, сабля выглядела невесомой и разила быстрее молнии. Из-под крепкого шелома выбивались пряди светлых волос, глаза своей синевой походили на воды Иртыша. А какой у него был халх! Нет, что он вытворял со своим щитом! Тот словно приклеили к руке смолой – урусут вертел им и так, и сяк, и влево, и над головой, и вправо, отбивал удары, отбивал стрелы, а одного монгола краем ударил в шею, и тот, хрипя, свалился навзничь, после чего удалец без труда пронзил его насквозь и снова принял боевую стойку. На него кинулись двое – отбив очень умелый – ничего не скажешь! – выпад Худербе тупой стороной сабли, он разом поставил щит под удар Сэрея и, присев, не делая следующего замаха, полоснул первого по ногам, пока тот падал, вонзил клинок Сэрею в пах под кольчугу и, выпрямившись, двумя резким взмахами достал кадыки и стоящему бойцу, и уже лежащему. Бармица не спасла ни одного, ни второго – чудесный клинок урусута вспорол железные кольца, будто кожу на животе ягненка.

Еще два покойника. Пора вмешаться – а то так весь отряд перебьет. Но сотник не мог взгляд оторвать от волшебного воина. Это же его, Туглая способ ведения сабельного боя – обращать силу защитного удара в удар наступательный! Однако, почему его разом не осыплют стрелами? Зачем поодиночке бросаются под умелую руку? И тут он все понял. Он узнал в руках урусута легендарную саблю пропавшего на Саснак кыры знатного мамаевского вельможи Тибир-бека. Этот кавказский булат бек выкупил у царя касогов за прозрачный индийский камень размером с персик, табун из ста лошадей и пять хорасанских наложниц. Клинок клали перед покупателем поперек двух камней, и телохранители касогского властителя поочередно плясали на нем, а он не ломался. Затем царица брала свой волос и пускала его по воздуху, тот, едва коснувшись лезвия, разрезался на две половины. Его сварили из нескольких тончайших полос разных видов стали, потому он был так крепок и легок. Шел слух, что его заговорили местные шаманы, а царь касогов потом за прозрачный камень забрал у османского султана тысячу своих соплеменников, ранее уведенных в рабство. В набалдашнике сверкал рубин, на рукояти блестели самоцветы, а ножны покрывали бирюза и серебро. Так вот кто, оказывается, сразил Тибир-бека!

Тем временем на коне подъехал Наиль и, глядя на гору трупов и светловолосого удальца, раскрыл рот от удивления.

Раздался боевой клич – громадина Цырген, который мог схватить за рога быка и, закручивая их в сторону, повалить животное на землю, размахивая густо усеянной шипами палицей толщиной с ногу, кинулся на ратника. Один могучий удар пришелся по щиту, второй… Светловолосому не хватало силы одной руки, третий удар он остановил саблей, подпирая ее халхом. Монгол давил, касалось, еще миг, и защитник крепости не выдержит, но тот вдруг ударил нападающего ногой в колено, Цырген потерял равновесие и тут же получил рукоятью клинка в нос, а на шаге урусута назад лишился головы.

Ратник снова встал в боевую стойку – щит защищает почти все туловище, на голенях – поножи, над верхним краем халха злые синие глаза внимательно следят за противником, правая рука поднята вверх, чуть отведена за плечо, острие окровавленной сабли направлено вперед.

В атаку ринулся с копьем Чугте – и урусут сам кинулся навстречу, ударил древко носком ичига снизу вверх, наконечник вонзился в стену дома, а монгол неожиданно оказался с врагом лицом к лицу. Светловолосый прижал его к стене щитом, так сильно, что тот даже не мог высвободить руки, встретился взглядом с Туглаем, признал в нем главного, просунул саблю под щит, воткнул ее в живот Чугте и принялся туда-сюда поворачивать рукоять, не отрывая взора от арактырца. От воя побежденного кровь стыла в жилах, наконец он затих, обмяк, и урусут отнял щит. Тело брякнулось оземь, ратник вновь принял стойку.

– Никому не вмешиваться! – рявкнул юз-баши.

Он отдал ненужный халх ближайшему воину, снял с головы шишак, чтоб в неподходящий момент тот не сполз на глаза и не закрыл обзор. Показал свободную руку урусуту – мол, смотри, я без халха, и ты свой брось. Тот рассмеялся и повернул щит тыльной стороной. У защитника крепости отсутствовала кисть, и халх держался на руке с помощью хитроумной системы тонких ремешков, а верхний край оказался и вовсе пристегнут к опоясывающему грудь ремню особым ремнем с двумя крючками. Туглай уважительно кивнул – да, замечательные у тебя мастера. Но шелом урусут снял.

Сотник жестом показал – выходи, сразимся, не стой в углу. Тот приблизился и снова принял стойку. Монгол прошелся туда-сюда, вынул из ножен оружие, со звоном коснулся кончиком своего лезвия тибир-бековского клинка. Окружившие их воины радостно заревели и принялись стучать по щитам айбатами, палашами и буздыганами. Туглай рванулся влево, тут же качнулся вправо, подбил вверх вражескую саблю и ударил сбоку – но только стукнул о мгновенно выставленный щит. У-у, какой быстрый баатур!

Потом повторяемыми однообразными приемами арактырец, наступая, пытался выбить клинок из рук светловолосого, рассчитывая на его усталость – но куда там. Рукоять лежала в его ладони, как влитая. Сотник отступил, раздумывая, что предпринять, и едва не пропустил ответный выпад – кавказский булат звякнул о прочный наручень. Толпа вновь заревела, подбадривая командира. Да, нужна хитрость – именно так. Иначе остается только град стрел. Сблизился, – раз, раз! – лишь намекая на атаку, и вдруг подставил левое плечо – знал, что наплечник не выдержит лишь секиру. Обрадованный урусут ринулся в ловушку, поднял правую руку, открыл печень. Лопнул от удара наплечник монгола и одновременно разошлись кольчужные кольца на урусуте, но последний непостижимым образом успел качнуть корпусом, и клинок Туглая лишь взрезал кожу врага. Но так как появилась кровь, воины радостно издали победный вопль. Рано.