Лишь время покажет - Джеффри Арчер

Но, к сожалению для Джайлза, игра состоялась на своем поле, так что у каждого нашлось собственное мнение насчет того, почему первый бэтсмен школы не занял пост на линии, а в особенности у Фишера, твердившего всем подряд, что не того человека отстранили от занятий.

Гарри без большого воодушевления ждал каникул; и не только потому, что гадал, увидится ли он когда-нибудь с Джайлзом снова, но и потому, что каникулы означали возвращение в дом номер двадцать семь по Стилл-Хаус-лейн, где ему опять пришлось бы делить комнату с дядей Стэном, который нередко возвращался домой нетрезвым.

Проведя вечер за перечитыванием старых экзаменационных работ, около десяти мальчик ложился в постель. Вскоре он засыпал, но иногда где-то за полночь его будил дядя, зачастую пьяный настолько, что не мог найти собственную кровать. Звук того, как Стэн пытается помочиться в ночной горшок и при этом не всегда попадает в цель, запомнится Гарри до конца жизни.

Когда дядя падал на кровать — раздевался он редко, — мальчик просыпался и долго не мог заснуть из-за громкого пьяного храпа. Он мечтал вернуться в школу Святого Беды, где делил спальню с двадцатью девятью другими учениками.

Гарри все еще надеялся, что Стэн ненароком проговорится о подробностях смерти его отца, но разум того большую часть времени бывал слишком замутнен, чтобы ответить даже на самый простой вопрос. В один из тех редких случаев, когда Стэн оказался достаточно трезв для разговора, он велел мальчику отвалить и предупредил, что задаст ему трепку, если тот еще раз поднимет эту тему.

Единственной положительной стороной такого соседства было то, что он ни при каких обстоятельствах не мог опоздать к утренней доставке газет.

Дни Гарри на Стилл-Хаус-лейн приобрели строгий распорядок: подъем в пять, тост на завтрак — он больше не вылизывал дядину миску; затем следовало явиться к мистеру Дикинсу в газетный киоск к шести, разложить газеты в нужном порядке, а после доставить их. На все уходило около двух часов, что позволяло ему вернуться домой и успеть выпить чашку чая с мамой до того, как она уйдет на работу. Примерно в восемь тридцать мальчик отправлялся в библиотеку, где встречался с Дикинсом, который всегда уже сидел на верхней ступеньке крыльца в ожидании, пока кто-нибудь не откроет двери.

Днем Гарри являлся на репетицию хора в церковь Святой Марии в Редклиффе, что было частью его обязательств перед школой Святого Беды. Он никогда не считал это обременительным, поскольку искренне любил петь. По правде сказать, он не раз шептал: «Господи, пожалуйста, когда мой голос сломается, сделай меня тенором, и я никогда больше ни о чем не попрошу».

Вернувшись домой к вечернему чаю, Гарри пару часов занимался за кухонным столом, а затем отправлялся в кровать, страшась возвращения дяди не меньше, чем Фишера в первую неделю в школе Святого Беды. По крайней мере Фишер отбыл в классическую школу Кольстона, и Гарри предполагал, что их пути больше никогда не пересекутся.

Гарри с нетерпением ждал последнего года в школе Святого Беды, хотя прекрасно представлял, как сильно изменится его жизнь, если их с друзьями дороги разойдутся: Джайлза — он сам не знал куда, Дикинса — в Бристольскую классическую, а ему самому, если он не сумеет получить стипендию там же, вероятно, придется вернуться в Мерривуд, а затем, в четырнадцать лет, бросить школу и искать себе работу. Он пытался не думать о последствиях провала, хотя дядя Стэн никогда не упускал возможности напомнить ему, что всегда можно устроиться в порт.

— Мальчишку с самого начала не следовало отпускать в эту хваленую школу, — постоянно твердил он Мэйзи, когда та ставила перед ним миску с кашей. — Там его научили слишком много о себе думать, — добавлял он, как будто племянника не было рядом.

Гарри не сомневался, что Фишер охотно согласился бы с точкой зрения дяди, но, с другой стороны, он давно уже пришел к выводу, что у дяди Стэна и Фишера было много общего.

— Но ведь нужно же дать Гарри возможность расти над собой? — возражала Мэйзи.

— Зачем? — не уступал Стэн. — Если порт был хорош для меня и его старика, почему он недостаточно хорош для него? — заключал он с уверенностью, не оставлявшей места для споров.

— Может, мальчик умнее нас обоих, — предполагала Мэйзи.

Это заставляло Стэна на мгновение замолчать, но после новой ложки каши он находил, что ответить.

— Смотря что ты имеешь в виду под умом, — заявлял он. — В конце концов, ум уму рознь.

Затем он отправлял в рот очередную ложку, но больше ничего не добавлял к этому глубокому суждению.

Слушая, как дядя раз за разом каждое утро проигрывает одну и ту же пластинку, Гарри разрезал свой тост на четыре части. Он никогда не высказывался в собственную защиту, поскольку было очевидно, что Стэн уже все решил насчет будущего племянника и его ничем не поколебать. Чего дядя не понимал, так это того, что его постоянные издевки лишь побуждают мальчика усердней заниматься.

— Не могу околачиваться тут целый день, — напоследок сообщал Стэн, особенно если чувствовал, что проигрывает спор. — Кое-кому из нас нужно и работать, — добавлял он, поднимаясь из-за стола.

Никто не утруждался возражениями.

— И еще одно, — спохватывался он, открывая кухонную дверь. — Разве никто из вас не заметил, что мальчишка размяк. Он теперь даже не вылизывает мою миску из-под каши. Одному богу известно, чему его учат в этой школе.

И дверь захлопывалась за его спиной.

— Не обращай внимания на дядю, — пыталась успокоить Гарри мама. — Он просто завидует. Ему не по душе, что все мы так гордимся тобой. И даже ему придется запеть на другой лад, когда ты получишь стипендию, как твой друг Дикинс.

— Но в этом-то все и дело, мама, — вздыхал Гарри. — Я не такой, как Дикинс, и уже начинаю задумываться, стоит ли игра свеч.

Все смотрели на Гарри в молчаливом недоумении, и тут впервые за долгие дни заговорил дедушка.

— Жаль, что мне не выпало возможности пойти в Бристольскую классическую школу, — сообщил он.

— И почему же, дедушка? — сорвался на крик Гарри.

— Потому что в этом случае нам не пришлось бы все эти годы жить с твоим дядей Стэном.

Гарри с удовольствием разносил по утрам газеты, и не только потому, что это давало ему повод ускользнуть из дому. Со временем он познакомился с несколькими постоянными покупателями мистера Дикинса, причем некоторые из них слышали, как он поет в церкви Святой Марии и махали Гарри рукой, когда он заглядывал к ним, а другие предлагали ему чашку чая или даже яблоко. Мистер Дикинс предостерег его, что при доставке ему стоит опасаться двух собак; к концу второй недели обе начинали вилять хвостами, когда он спрыгивал с велосипеда.

Мальчик с радостью обнаружил, что одним из постоянных клиентов мистера Дикинса был мистер Холкомб, и они часто обменивались парой слов, когда Гарри привозил ему утренний экземпляр «Таймс». Его первый учитель дал ясно понять, что не желает больше видеть ученика в Мерривуде, и добавил, что, если тому понадобятся дополнительные занятия, он почти всегда свободен по вечерам.

Когда Гарри возвращался в газетный ларек после доставки, мистер Дикинс всякий раз перед тем, как отпустить его по своим делам, подсовывал ему в сумку пенсовую плитку шоколада «Фрайс». Это напоминало ему о Джайлзе. Он часто задумывался: что-то сейчас с его другом? Ни до него, ни до Дикинса не доходило ни единой весточки от Джайлза с того самого дня, когда мистер Фробишер вызвал Гарри к себе после подготовки. Затем, прежде чем покинуть магазин и направиться домой, мальчик всегда задерживался перед шкафом-витриной, любуясь часами, которые, как он знал, ему никогда себе не позволить. Он даже не удосуживался спросить у мистера Дикинса, сколько они стоят.

Размеренный распорядок Гарри обычно нарушался лишь дважды в неделю. Он пытался проводить каждое субботнее утро со Смоленым, прихватив с собой по экземпляру всех выпусков «Таймс» за неделю, а воскресными вечерами, исполнив свои обязанности в церкви Святой Марии, он мчался через весь город, чтобы успеть к вечерне в церковь Святого Рождества.

Хрупкая мисс Манди светилась от гордости, слушая соло. Она лишь надеялась прожить достаточно долго, чтобы увидеть, как Гарри поступит в Кембридж. Она намеревалась рассказать ему о хоре Королевского колледжа, но не раньше чем он получит место в Бристольской классической школе.

— Мистер Фробишер собирается сделать тебя старостой? — спросил Смоленый еще до того, как Гарри занял привычное место на другой стороне вагона.

— Понятия не имею, — отозвался мальчик. — Фроб, между прочим, всегда говорит, — добавил он, подергав себя за лацканы, — «Клифтон, в жизни вы получаете ровно столько, сколько заслуживаете, не больше и не меньше».